Записки Римского клуба

* * *


Чтобы найти разумное решение, пусть даже временное, необходимо рассматривать эту проблему в реальном контексте, а именно принимая во внимание и ту окружающую среду, в которой протекает определенная производственная деятельность. Несмотря на то внимание, которое сейчас повсюду справедливо уделяют этому, производство на земле неразумно организовано: оно хаотично разбросано по поверхности планеты, производит огромное количество отходов и беспорядка и к тому же часто малоэффективно. Я уже бегло касался тех тяжелейших последствий, к которым все это приводит, и здесь хочу лишь добавить, что настало время коренным образом пересмотреть и рационализировать весь мировой производственный истэблишмент, который существует сегодня.

Все более острый, актуальный характер приобретают проблемы, которые еще не существовали или не были до конца осознаны вчера, и среди них на первом месте стоит задача справедливого удовлетворения потребностей и чаяний непрерывно растущего населения планеты при минимальной безработице. К числу неотложных задач относится также максимально бережное использование истощающихся мировых природных ресурсов с учетом хрупкости и уязвимости мировых экосистем. При решении этих проблем требуется глубокая перестройка мировой производственной системы, затрагивающая сами принципы ее организации и функционирования.

У меня нет никаких сомнений, что если коренным образом пересмотреть этот вопрос, начав с самых его основ, то в конечном счете возникнет необходимость переосмысления всей человеческой производственной структуры в глобальных масштабах. Путь к достижению этой цели будет нелегким, длинным и полным борьбы, но я считаю, что просто нелепо в век глобальной человеческой империи продолжать, как и прежде, структурировать эту реальную мирскую власть как множество некоординируемых национальных предприятий.

Если это устройство не будет изменено, человечеству придется приложить гораздо больше усилий, чтобы удовлетворить растущие потребности своего многомиллиардного населения, если вообще не свести к нулю саму вероятность достижения этой цели. Оптимальное использование ресурсов, размещение исследований и производства там, где это можно лучше всего организовать, установление наиболее рационального уровня производственной деятельности, стандартизация продукции, переработка и вторичное использование отходов, экономичная система распределения и, что особенно важно, разумное и повсеместное развитие и привлечение человеческого труда и талантов – вот далеко не полный перечень того, что стремятся делать, каждая в своей области, наиболее хорошо организованные многонациональные корпорации; причем, вряд ли можно сказать, что они держат это в секрете, ибо все яти принципы, приемы и методы широко освещаются и даже рекламируются.

Именно эти организационные принципы и можно превратить в императив мировой производственной системе, отсрочки же в их применении будут все больше и больше затруднять действие самой этой системы, углублять ее неадекватность современным условиям и, следовательно, способствовать дальнейшему ухудшению положения беднейших слоев населения.

Однако, в то время как многонациональные корпорации достаточно быстро начали применять на практике всю эту систему критериев и норм (можно было бы даже утверждать, что именно это явилось причиной их успехов), политическая система эгоцентричных национальных государств оказалась не в состоянии поступить таким же образом (традиционная схема таких государств, часто безнадежно устаревшая, не дает им проявить хоть малейшую гибкость в таких вопросах, однако любое изменение существующего положения считается неконституционным).

В результате сложившаяся в мире политическая система не только сознательно игнорирует эти требования глобального развития, но и стала абсолютно нечувствительной к каким бы то ни было мотивациям долгосрочного характера. Как заметил известный экономист профессор Питер Ф. Дракер, впервые создалось такое положение… при котором политическая единица, т. е. территория, и экономическая единица не соответствуют друг другу, что представляет определенную угрозу национальным правительствам, и, как показали многочисленные нынешние споры, конфликты между все еще национальным государством и уже многонациональной корпорацией совершенно неминуемы.

Трудно сейчас предсказать исход этих столкновений. Некоторые специалисты шумно предрекают господство над миром нескольких сотен гигантских частных предприятий – картина, напоминающая некую экономическую версию века динозавров. Дракер же полагает, что в течение ближайшего десятилетия следует ожидать существенного ущемления, если не полного уничтожения, многонациональных корпораций, что, по моему мнению, оставило бы после себя полный вакуум, который в данный момент печем было бы заполнить. Обе эти возможности так или иначе предполагают появление новых трещин в и так уже испытавшей достаточно сильные потрясения мировой экономической системе и новых лишений, которые в основном коснутся беднейших классов.





* * *


Итак, что же делать? Для того чтобы разрядить обстановку и открыть новый этап развития отношений между транснациональным предприятием и национальным государством, необходима здоровая инициатива. Что касается меня, то я в течение 10 лет предлагал то, что, по моему мнению, могло стать вполне приемлемым временным решением этой проблемы. В общем, я утверждал, что социальная ответственность современной производственной системы стала настолько доминирующим фактором, что она уже не может быть принесена в жертву мотивам прибыли, которые также, разумеется, должны иметь право на существование. Следовательно, первым требованием, которое предъявляется к любому предприятию, является его общественная, социальная полезность, вокруг которой может быть ориентирована и его прибыльность, – а не наоборот. Это означает, что если та или иная компания действует во многих странах, то она при любых условиях должна быть социально полезной в каждой из них, что невозможно, если она в конечном счете действительно обязана подчиняться приказам, исходящим от материнской компании.

Чтобы избежать тех острых проблем, которые возникают вследствие этого двойного подчинения, можно было бы предложить – в качестве одного из решений этого вопроса – ввести ненациональный статус для компаний, ведущих дела в международных масштабах, например передать их под эгиду Организации Объединенных Наций. Вместо того, чтобы быть замаскированным национальным учреждением, они превратились бы в поистине ненациональные, или интернациональные, – ради простоты я предпочту использовать именно этот, последний термин. Возможно, государства с сильной рыночной экономикой поначалу могли бы возражать против такой меры, которая бы ограничивала их влияние на страны, зависящие от них экономически. Такова, например, может быть реакция Великобритании, Западной Германии, Франции, Швейцарии, Японии, Нидерландов, Швеции и в особенности Соединенных Штатов, у которых наибольшее количество таких компаний.

Что касается развивающихся стран, испытывающих острую потребность в технических знаниях и управленческом опыте (их можно получить только у крупных международных компаний), то они, скорее всего, напротив, полностью поддержат такое преобразование, которое хотя бы отчасти может очистить многонациональные компании от их первородного греха. Профессор Дракер абсолютно прав, когда говорит, что «способность многонациональных корпораций размещать производственные мощности, невзирая на национальные границы и сообразуясь только с логикой мирового рынка, должна стать главным союзником развивающихся стран. Чем более рационально и более «глобально» размещено производство, тем больше они от этого выиграют». Единственным ресурсом, который международные компании не могут передвигать через национальные границы, «является труд, а это как раз именно тот ресурс, в котором развивающимся странам принадлежит неоспоримое преимущество». И я не вижу никаких других средств, которые обеспечили бы этим развивающимся странам столь необходимый им достаточно безопасный и быстрый путь развития, кроме международных компаний, с учетом тех изменений, которые я предлагаю внести в их нынешний облик.

Я не вижу в этой схеме и таких серьезных недостатков, которые нельзя было бы устранить, – одни лишь многочисленные преимущества буквально для всех сторон. Вначале этот непационалышй статус может не быть обязательным для всех и может приниматься по желанию. Разумеется, международный статус и кодекс поведения таких компаний, а также и правила, регулирующие их деятельность, должны быть одинаково справедливыми для всех сторон и обеспечивать равным образом благоприятные условия для их дальнейшего развития – в противном случае ни одна из этих компаний не захочет подобных перемен или же ни одна страна не впустит их на свою территорию.

Штаб-квартиры международных компаний могут по-прежнему размещаться там, где им удобнее, однако на них не должно оказываться никакого давления со стороны какого бы то ни было одного государства; что касается подоходных налогов, то они должны, как правило, выплачиваться там, где получен соответствующий доход. Международный персонал таких ненациональных компаний, возможно, даже почувствовал бы более явную заинтересованность в результатах своей деятельности, как это часто бывает при снятии каких-то внешних, искусственных ограничений. Наконец, я не думаю, чтобы против подобного решения проблемы всерьез возражали и промышленные страны, поскольку это, по-видимому, единственный выход из тупика, способного привести лишь к осложнению международной напряженности и дальнейшему усилению трудностей в развитии мировой экономики, а и то, и другое прямо противоречит их собственным коренным интересам. И по-моему, настало время, чтобы не только я, но и более искушенные во всех этих вопросах специалисты всесторонне изучили практическую осуществимость такого проекта.





* * *


С начала 60-х годов сходное предложение обсуждалось применительно к учреждению статуса Европейских компаний. Совсем недавно Комиссия Европейского сообщества приняла законопроект о едином уставе для всех девяти стран Общего рынка. Упорное сопротивление представителей бизнеса, так же как и значительной части профсоюзных деятелей, встретил введенный в качестве одного из основных положений этого устава принцип совместного определения, или участия рабочих в руководстве предприятием. Однако я глубоко уверен, что все они со временем согласятся с целесообразностью такого принципа, ибо он представляет настоятельную политическую необходимость нашего времени. Теперь, когда этот новый устав уже принят, германским, французским или английским компаниям не надо прибегать к тем сложным лабиринтным путям, которыми пришлось в свое время пройти фирмам «Ройал Датч Шелл», «Акфа-Геварт», «Пирслли-Даштоп» и некоторым другим для того, чтобы обрести всего лишь двунационалыный статус. Вряд ли можно выразить в марках, франках или фунтах стерлингов те преимущества, которые любой из компаний Сообщества сулит ее превращение в европейскую.

Многие недостатки описанной выше неупорядоченной и нерезультативной системы связаны, по моему мнению, с самими предприятиями – частными, государственными или смешанными. Они уже и так существенно опоздали в осознании своей высокой социальной, экологической и воспитательной ответственности в рамках своих собственных стран. И они сделают совсем непоправимую ошибку, если вовремя не поймут, что сейчас эта их ответственность приобрела уже транснациональный характер.

Сегодня, как никогда раньше, необходимы совместные, коллективные, координированные действия. Между тем крупные компании склонны по-прежнему действовать в одиночку, каждая за себя, по лесным волчьим законам. И весь мир, как и раньше, концентрируется для них на их финансовых балансах. Сегодня ото недопустимо. Такой эгоцентристский подход мешает мировой экономике, отдельные стороны которой находятся во все более тесной взаимосвязи, которая превращается во иге более и более целостную систему. Это могущественная сила, которую я называю гражданской, не освящена законом, и вместе с тем она обладает в высшей степени реальной властью в современном обществе, обладает совокупным опытом, информацией и возможностями перспективного планирования, которые во многих областях превосходят по масштабам, уровню развития и гибкости те механизмы, которыми располагают многие современные правительства. Поэтому необходимо найти пути и средства поставить весь этот потенциал на службу более широким интересам общества в целом. Сами компании должны сообща выработать конкретные подходы к достижению этой цели, а затем каждая из них осуществит все необходимые изменения, с тем чтобы приспособить свою деятельность к новым требованиям со стороны общества. Причем эти перемены должны коснуться абсолютно всех, кто так или иначе с ними связан, – акционеров не меньше, чем членов правления; служащих, рабочих и профсоюзных деятелей не меньше, чем тех, кто занимается текущим управлением предприятиями.

В своей управленческой практике я часто пытался убедить коллег подумать об этом. В 1967 году мне предложили возглавить Экономическую комиссию Атлантического института международных проблем в Париже, и я в течение шести лет занимал этот весьма хлопотливый пост. Одним из первых моих предложений было создание особой исследовательской группы, в которой был бы представлен ряд крупных американских и европейских промышленных и финансовых групп из самых различных сфер экономики и областей деятельности, с тем чтобы они могли заниматься выработкой рекомендаций и оказанием помощи правительствам в решении проблем современного общества. Я лично обращался по этому вопросу к ряду ведущих представителей международного делового мира.

Я сознавал тогда опасность превращения этой группы в мощную группу давления, однако считал, что эта опасность, с одной стороны, будет с лихвой компенсирована той помощью, которую получат в результате государственные учреждения в модернизации методов политического анализа, и, с другой – позволит представителям бизнеса лучше увидеть и осознать тот широкий круг проблем, которые необходимо иметь в виду именно при принятии государственных решений.





Международный институт системного анализа




Во время своей поездки в Вашингтон в конце 1966 года я выступал с лекциями на тему, которую я назвал «Требования 1970-х годов к современному миру». В этих лекциях я касался проблем, тогда еще не столь очевидных, как сейчас: глобальная взаимозависимость, угроза грядущего обострения мировых макропроблем, а также недопустимость замены такого рода проблем сиюминутными потребностями, не соотнесенными с целостной и всеобъемлющей картиной происходящих изменений.

В тот раз я хотел привлечь основное внимание к двум моментам. Во-первых, к тому, что оценить перспективы мирового развития или должным образом к нему подготовиться невозможно без совместных, концентрированных усилий всего человечества, включая также участие коммунистических и развивающихся стран, и что такие усилия должны быть срочно предприняты. И во-вторых, что необходимо широко применять системный анализ и другие современные методы, в разработке которых Соединенные Штаты достигли ведущих позиций, применяя их для решения широкомасштабных и сложных авиакосмических и оборонных проблем, и что эти достижения нужно применять и для изучения не менее масштабных и сложных проблем, выдвигаемых общественной и международной жизнью.

В ходе подготовки меморандума, в котором настоятельно рекомендовалось организовать совместный международный проект для изучения путей практического осуществления высказанных мною идей, я имел возможность обсуждать их в Госдепартаменте и Белом доме. Проект этот должен был, по моему мнению, быть как можно более аполитичным и осуществляться по линии неправительственных организаций. Я считал, что независимость такого, рода предприятия могли бы быть достигнута, если бы оно было организовано, скажем, под эгидой Фонда Форда. Вице-президент Хамфри с готовностью поддержал меня и написал Макджорджу Банди, бывшему советнику президента Кеннеди по вопросам национальной безопасности (незадолго до этого он был назначен президентом Фонда Форда).

Я непричастен к тому, что произошло позднее, но в декабре того же года мистер Банди созвал, к моему глубокому удовлетворению, пресс-конференцию, на которой заявил, что уполномочен президентом Джонсоном «быть в течение ближайших месяцев его личным представителем при изучении возможностей создания международного центра по исследованию общих проблем развитых обществ». Формулировка оказалась не совсем такой, какой я хотел бы ее видеть, но и это, безусловно, было огромным шагом вперед.

Дальнейшая история этого начинания лишь подчеркивает замедленность человеческих реакций на захватывающую дух стремительность развития мировых событий. Ведь почти семь лет усилий и неутомимого труда понадобилось на то, чтобы родился в конце концов Международный институт прикладного системного анализа – ИИАСА. Он был основан в октябре 1972 года, и первоначально в нем участвовали США, Советский Союз, Канада, Япония, Западная и Восточная Германия, Польша, Болгария, Франция, Великобритания и Италия.

Не имея никаких официальных мандатов, я представлял Италию на всех этапах переговоров об основании ИИАСА исключительно как частное лицо. Макджордж Банди немедленно начал кампанию, посетив с этой целью ряд ответственных лиц в Западной Европе и Советском Союзе. Первое подготовительное совещание состоялось в Сассекском университете, в Англии, лишь в июне 1968 года. Ощущая свою причастность к судьбе всего этого начинания и будучи уверенным, что личные контакты дают возможность преодолеть многие преграды, я вызвался организовать неофициальную встречу двух главных участников переговоров: мистера Банди и советского представителя, заместителя председателя Государственного комитета по науке и технике доктора Джермена Гвишиани. Их встреча произошла в декабре 1968 года в Вене и принесла положительные результаты. Мы втроем в общих чертах наметили проект ИИАСА, принципы его организации и функционирования и послали документ на рассмотрение другим участникам.

Однако и после этого предварительные переговоры продолжали развиваться поистине со скоростью черепахи, а вскоре и вовсе снова зашли в тупик: возникли сомнения по поводу того, как управлять подобным проектом, требующим одновременно и творческого подхода, и вполне земного прагматизма. Проблемы, зачастую касающиеся лишь отдельных деталей и не затрагивающие существа проекта, росли как снежный ком, и их урегулирование должно было проходить через научную и политическую бюрократическую систему десятка различных стран. Одним из пунктов разногласий стал, например, вопрос о том, как организовать разумную систему голосования и распределить голоса так, чтобы избежать права вето, которое могло бы поставить деятельность Института в прямую зависимость от отношений между Востоком и Западом.


В июне 1971 года я вновь неофициально пригласил в Вену доктора Гвишиани и его нового партнера с американской стороны, президента Национальной академии наук доктора Филипа Хэндлера. Эта новая трехсторонняя встреча оказалась еще более сердечной и конструктивной, чем первая, в результате нам удалось разрешить накопившиеся проблемы, которые и так уже слишком долго оттягивали осуществление столь важного проекта. И вновь именно личные контакты сыграли свою роль в улаживании основной массы трудностей. Был опубликован еще один документ, в котором было заявлено о достижении согласия по основным вопросам, касающимся устава будущей организации, можно было приступать к организации запланированной ранее конференции, на которой должно было быть объявлено об образовании ИИАСА.





* * *


Бл еще один камень преткновения – не был решен вопрос о местоположении ИИАСА. Этот пункт часто оказывался спорным в международных проектах. Несколько стран решительно заявили, что Институт должен быть размещен именно на их территории. Необходимо было создать специальную группу, которая занялась бы решением этого вопроса, подготовить массу совещаний и провести подробные и детальные обследования. И окончательное решение вопроса изрядно затянулось, так что я даже стал припоминать историю одного итальянского крестьянина – Бертольдо, приговоренного быть повешенным на дереве, которое он должен был выбрать себе сам. Надо ли говорить, что он был достаточно благоразумен и так и не отыскал себе дерева.

В конце концов выбор был сделан в пользу предложенного австрийским правительством Лаксенбургского замка под Веной. Этот дворец, построенный в стиле барокко в конце восемнадцатого века императрицей Марией Терезой, служил в прошлом летней резиденцией и охотничьим домом семьи Габсбургов. Теперь, заново отреставрированный, он был готов служить высоким, устремленным в будущее замыслам семьи человечества. В 1972 году в Лондоне состоялось торжественное собрание, посвященное официальному созданию Института, и я счастлив, что считаю себя к этому причастным.

Сейчас Институт располагает годовым бюджетом, превышающим три миллиона долларов – приличная сумма, если расходовать ее разумно, – и «критической массой» ученых, представляющих научные направления многих стран, что дополняется также теми связями и контактами, которые Институт установил с научными учреждениями во многих районах мира. Работы ведутся по девяти крупным проектам, взаимосвязанным и пересекающимся друг с другом и образующим единую систему, постоянно анализируется взаимное влияние результатов, полученных в рамках отдельных проектов. Институт отказался от первоначального намерения направить основной акцент на исследование проблем лишь «продвинутых», развитых обществ, в его программу включен сейчас ряд вопросов более широкого характера, в частности работы по глобальному моделированию. Институтом был проделан глубокий, аргументированный обзор и дан анализ двух основных проектов Римского клуба.

Я еще раз хочу подчеркнуть, что испытываю глубокое удовлетворение от участия в выдвижении идеи и создании этого необходимого центра сотрудничества между людьми, центра, основные цели которого направлены на отработку, апробирование и совершенствование наиболее передовых современных исследовательских методов.

Нет сомнений, что ИИАСА будет и дальше расти, а вместе с тем будет все более очевидной полезность проводимых в нем исследований. Однако я вполне отдаю себе отчет, что посредством и с помощью всех этих методов мы можем исследовать лишь отдельные грани окружающей действительности и частично подготовиться только к отдельным проявлениям ее бесконечно сложных и многообразных изменений. И если мы хотим постигнуть суть основных проблем, стоящих перед человечеством, нам необходимо развивать и другие направления исследований, другие подходы и способы проникновения в тайны современного мира.





«Перед бездной»




Конечно, создать «Аделу», организовать ИИАСА или даже несколько досадить многонациональным компаниям – занятия весьма интересные и, надеюсь, далеко не бесполезные. Однако этих и подобных им начинаний явно недостаточно для того, чтобы схватить, так сказать, мировую проблематику за шиворот и объясниться с ней начистоту. Поэтому я все время продолжал искать каких-то иных путей и подходов и все больше акцентировал в своих выступлениях вопросы, связанные с мировым порядком и необходимостью глобального планирования.

Я начал общаться с новыми людьми, не принадлежащими к моему прежнему окружению, – энергичными, опытными служащими международных организаций, пытающимися обеспечить хоть какое-то единство разобщенных наций под эгидой «Объединенных Наций», или учеными, которые умудрялись на простом и доступном языке рассказывать о сложных концепциях, доказывающих существование границ человеческого знания. Разумеется, я не мог не восхищаться их благородными стремлениями и глубокими знаниями и в то же время поражался отсутствию у них перспективного видения происходящего и его возможных последствий. Основная часть проводимых в мире исследований в области естественных и социально-политических наук направлена на то, чтобы снять отдельные преграды, мешающие дальнейшему продвижению вперед, или пролить яркий свет на доселе темные уголки человеческого познания; все это чрезвычайно важно и полезно, однако не помогает выяснить самого важного – смысл, направление и силу того вихря, в который оказалась ввергнута современная жизнь.

Любовь к деталям и способность выдвинуть их на передний план часто мешают видеть вещи в более широком контексте. И это главный упрек, который я считаю правомерным предъявить сегодня старейшей и самой заслуженной футурологнческой школе, французской школе будущего Гастона Берже и моего учителя Бертрана де Жувенеля. Одна из причин неустойчивости современного общества как раз в том и состоит, что эта школа дала слишком много узких специалистов и аналитиков, но не породила людей, способных к синтезу и обобщенному, целостному видению.

Имеющаяся в нашем распоряжении совокупность знаний, информации и различных данных разрослась сейчас до фантастических размеров и продолжает расти подобно снежной лавине; однако составные части ее неравнозначны, и пользуемся мы лишь незначительной частью всей этой массы. Даже специалисты, чтобы не оказаться погребенными под своей совместной продукцией, нуждаются в разного рода справочниках, конспектах, обзорах, аннотациях, рефератах, библиографических указателях и прочих вспомогательных средствах, без которых не могут работать даже в своей узкой области. Надо установить новое равновесие между знанием деталей и способностью к синтезу. Это, разумеется, вовсе не означает, что необходимо остановить всякую аналитическую деятельность, просто она остро ‘нуждается в более четкой ориентации, подчинении более широким общим целям. И этими целями, на достижение которых следует направить все наши исследования и размышления, должно стать всеобъемлющее, целостное видение нашего бьющегося в конвульсиях, переживающего болезненные изменения мира.

Я уверен, что острая потребность в системном подходе диктуется самым сложным характером современного мира, где взаимные связи и зависимости между отдельными компонентами зачастую важнее самих этих компонентов. Это обстоятельство, однако, далеко не всегда четко сознается. А ИИАСА дает правильный, по лишь частичный ответ на эту настоятельную потребность. Применение системного анализа к исследованию микросистем: городов, корпораций или отдельных секторов промышленности – в надежде набрать силу и опыт для дальнейшего перехода к изучению более широких систем – это путь, ведущий в никуда. Подобная эскалация принадлежит скорее к области благих пожеланий. Нельзя уходить в сторону от действительности, принимать ее такою, как она ость. Глобальные проблемы давят на нас сейчас с чудовищной силой, и мы должны немедленно броситься прямо в атаку на них; а попытки достигнуть нужных результатов окольными путями за счет исследования периферических или промежуточных проблем (которые, разумеется, тоже нужно изучать) есть не что иное, как пустая трата времени и сил.

Я отмечал это еще в 1967 году в своем выступлении, посвященном необходимости всемирного планирования, во время пребывания в сибирском научном центре – Академгородке. Присутствующие представляли многие тысячи ученых, большинство из которых не старше тридцати лет, занимающихся планированием развития Сибири – этого богатейшего в мире рога изобилия природных ресурсов. Я говорил им о необходимости охраны мировой экосистемы и окружающей среды, контроля за процессами, которые ее загрязняют, и даже подчеркнул настоятельную потребность как-то обуздать глобальное перенаселение и пересмотреть тот энтузиазм, с которым мы относимся к решениям чисто научно-технического характера. Ни одна из этих опасностей не существует реально в радиусе тысяч километров вокруг Академгородка, тем не менее мои молодые друзья были в высшей степени благодарной и восприимчивой аудиторией. Может быть, именно в силу географических особенностей этого центра они оказались более открыты для новых идей и много говорили мне о своей глубокой уверенности, что, для того чтобы идти в ногу с историей, человечество должно решать некоторые из наиболее важных, решающих проблем на глобальном уровне. Очень жаль, что с тех пор я не получал от них никаких вестей.





* * *


На следующий год я столкнулся на симпозиуме в Белладжио, на озере Комо, лицом к лицу с самыми видными специалистами в области долгосрочного прогнозирования и планирования. Принятая в Белладжио декларация подтвердила, что мало одних только изменений в сфере политики. Изменена должна быть сама структура человеческой системы, ибо под нажимом нынешних стрессовых воздействий ее способность приспосабливаться к изменяющимся внешним условиям достигла своих пределов. Таким образом, наступил момент, когда приспособление наших институтов необходимо обдумывать и планировать заранее. Более того, к моему глубокому удовлетворению, Декларация осудила слепое доверие к науке, «которая может привести к развитию таких процессов и явлений, которые плохи по самой своей сути и приносят гораздо более ощутимый вред». Однако, как и следовало ожидать, этот знаменательный документ был вскоре забыт.

Тогда я обратился к благотворительным фондам. Я всегда испытывал глубокое почтение к этому почти мистическому миру, направляемому, как я думал, одними лишь идейными соображениями. Теперь, столкнувшись с ними поближе, я увидел их несколько в ином свете, более, что ли, земными – ведь, в сущности, все их занятие сводилось к тому, чтобы распоряжаться наследствами богачей, не желавших оставлять состояние беспутным дальним родственникам, или пожертвованиями процветающих корпораций, использующих в рекламных целях освобожденные от налогообложения излишки прибылей.

Некоторые из попечителей таких фондов вызывают во мне глубокое уважение, среди них у меня даже есть несколько довольно близких друзей. Тем не менее им, как и всем, кому по роду службы приходится распределять деньги или выносить приговоры, часто свойственна одна чисто профессиональная особенность – у всех у них со временем вырабатывается отношение к богатым на идеи, но, как правило, бедным на деньги претендентам на средства из их фондов, подобное отношению наездника к пешеходу. В сущности, они принадлежат к той же самой категории, что и банкиры, театральные критики и международные функционеры, которые обосновались в нашем уделяющем столь много внимания внешней форме обществе куда более просторно и удобно, чем люди действия, сами артисты или, скажем, истинные интернационалисты. Что касается международного сотрудничества, то здесь я не без удивления обнаружил, что фонды могут оказывать покровительство достаточно необычным и нетривиальным исследованиям в этой области, однако каждый из них остается при этом в своей скорлупе и не желает сотрудничать со своими же собратьями – другими благотворительными фондами.

Никто из тех, с кем мне довелось общаться, не обнаружил ясного осознания драмы современного человека во всей ее целостности, и ни одно учреждение или инициативная группа не обладала тем кругозором и тем видением, чтобы охватить все ее проявления. Всеобъемлющий, целостный охват мировых макропроблем, при всей его важности и необходимости, по-прежнему оставался белым пятном. И тут один видный нью-йоркский журналист – Марию Росси, человек большого человеческого обаяния и мой личный друг, – посоветовал мне написать книгу. Я никогда прежде не думал об этом всерьез и не был столь наивен, чтобы надеяться создать бестселлер, тем не менее идея эта меня вдохновила. Быть может, подумал я, это занятие окажется небесполезным и для меня самого – заставит меня прояснить и систематизировать мои собственные мысли.

Я никогда раньше не сталкивался с американскими издателями и не знал их привычек. Моим издательством оказалась нью-йоркская компания «Макмилдан». И когда, приступив к работе, я подошел к той точке, после которой уже нет пути к отступлению, они вдруг заявили, что я должен непременно посвятить часть своей книги анализу разрыва между уровнями технического развития Соединенных Штатов и Европы. Издатель настаивал, утверждая, что ему виднее и что без этой темы книга представителя управления европейской промышленностью не привлечет никакого интереса: если и удастся продать, то не больше нескольких тысяч экземпляров.





* * *


В конце концов в 1969 году, после двух лет тяжких трудов, книга под названием «Перед бездной» увидела свет. В ней я выразил все страхи и надежды, которые связывал с будущим – тем будущим, которое принадлежит уже не нам, а прежде всего и в основном грядущим поколениям. Поэтому я посвятил ее своим детям и внукам и всем их молодым друзьям. И в ней я попытался показать, что именно нам следует сделать, чтобы не лишить их возможности жить такой же наполненной жизнью, которой довелось насладиться нам самим.

Книга описывает противоречивую динамику мира, эту поистине дантовскую картину, где новые силы разрывают на части всю человеческую систему, обрекая различные страны и регионы на разные и все более и более расходящиеся судьбы, другие же силы спаивают ее воедино, в одно глобальное, пусть разноязыкое и разноплеменное, но единое целое – один мир. Дальше я описал то, что называю приливной волной макропроблем, которая угрожает человечеству все больше и больше и противостоять которой оно может только объединенными усилиями всех основных его групп. Поэтому книга утверждает, что совместное планирование общего будущего человечества соответствует интересам всех этих групп, и подчеркивает, что альтернативой этому будет просто полное отсутствие какого бы то ни было будущего. Весьма наивно полагая, что проект такого рода, посвященный исследованию нашего будущего, можно осуществить довольно быстро, я даже назвал его Проект 1969. Однако, видит бог, прошли годы, прежде чем многие осознали серьезность того кризиса, который переживает человек, и необходимость противостоять ему всей планетой.

Многие из этих идей вошли впоследствии в программу Римского клуба. А около четырех лет спустя они, я думаю, во многом стимулировали и создание под эгидой Нобелевского и Рокфеллеровского фондов Международной федерации институтов прогрессивных исследований (ИФИАС) – неправительственной бесприбыльной организации, которая базируется в Стокгольме. Возглавлял ее мой близкий друг Александр Кинг, а я с самого момента основания входил в совет попечителей. Это обеспечивало постоянную связь федерации с деятельностью Римского клуба: в сущности, ИФИАС можно в известном смысле рассматривать как некое отделение Римского клуба, занимающееся вопросами многодисциплинарных научных исследований.

Целью ИФИАС было объединить в единое сообщество все научные учреждения, занимающиеся прогрессивными исследованиями в различных частях мира, и обеспечить участие различных специализированных институтов в изучении требующих междисциплинарного подхода глобальных проблем. В федерацию входит более двадцати членов, среди них парижский Институт Пастера, расположенный в Бомбее Институт фундаментальных исследований «Тата», Каролинский институт из Стокгольма, Институт биофизики в Рио-де-Жанейро, копенгагенский Институт теоретической физики имени Нильса Бора, Вейсма-новский институт в Израиле. Активно сотрудничает с федерацией и советская Академия наук.

ИФИАС расценивает научный прогресс только с точки зрения того вклада, который он вносит в улучшение культурных, социальных и экономических условий жизни человечества, – таков основной ее принцип. Один из научных проектов, которые уже проводятся по инициативе и при содействии ИФИАС, посвящен изучению воздействия климатических условий на образ и качество жизни человека. Если будет подтверждено наличие серьезных климатических изменений на планете, то эти исследования могут сыграть очень важную роль. Другое интересное исследование посвящено оценке суммарного воздействия на развитие человека таких факторов, как здоровье, питание и образование. Осуществляется проект, направленный на оценку последствий устойчивого уменьшения площадей плодородных почв, ведь, как известно, мир ежегодно теряет около 2 % таких культивируемых земель.