Залечишь мои раны?

— Сколько вы встречаетесь, Снежана? Ну ладно, не встречаетесь, — Марина закатила глаза. — Встречаются лет в семнадцать — восемнадцать, а в вашем возрасте уже спят. Сколько вы спите вместе? Месяц? Полтора? Сколько раз на протяжении этого времени вы успели рассориться вусмерть и помириться? Хоть меньше, чем заняться сексом? Ну, так вот, он вряд ли думал, что ты готова принять не просто Марка, а Марка, отца ребенка — подростка.

— Господи, — Снежана закрыла лицо руками, погружаясь в свои мысли. Она ведь так часто талдычила ему о том, что не хочет сложностей, что отношения ей нужны не для этого. Он расценил это именно так. Решил, что его жизнь — те сложности, от которых ее можно оградить.

— Только не нужно впадать сейчас в истерику, — Марина, видимо, расценила ее поведение по — своему. Голос женщины стал настороженным.

— Он сейчас у себя? — подняв глаза, Снежана поймала удивленный ответный взгляд.

— Дома.

— Дайте мне адрес, я хочу съездить к нему.

— За руль я тебя не пущу. Еще чего доброго разобьешься, а мне потом отчитываться, — Марина отступила, преграждая путь. Такое впечатление, что прочитала в мимике и тоне Снежи слишком много решимости. Возможно, так и есть. Девушка просто поняла, что нужно наконец‑то все выяснить. Раз и навсегда. Все. Без утаек. Слишком они дорого могут стоить обоим.

— Я вызову такси, успокойтесь, — вскочив со стула, Снежана метнулась к двери. Сборы собрали у нее всего пару минут, на протяжении которых девушка то и дело ловила на себе странный взгляды Марины. То задумчивые, то удивленный. Она явно ждала чего‑то другого. Только чего именно — объяснять не спешила.

Уже натягивая на ноги кеды у входной двери, Снежана не выдержала. Выпрямилась, вопросительно выгнула бровь, сложила руки на груди, бросая на Марину прямой взгляд.

— Что? Что не так?

— Ничего, — впервые, в голосе Самойловой не слышно было насмешки, ноток истеричности и остроты. Женщина улыбнулась уголками губ, смотря перед собой абсолютно чистым взглядом. — Думала, что уговаривать тебя придется дольше.

И ответила без увиливаний, колкостей, хотя могла — Снежана знала точно.

— Если хотите, можете поуговаривать по дороге. Я не против.

Умиротворение Марины не передалось Ермоловой. В ней‑то сейчас клокотало море эмоций. Ей нужно было как можно скорей оказаться на пороге чужой квартиры.

— Перестань ты уже выкать, — пелена умиротворения тут же спала с Самойловой. Она скривилась, махнула рукой, а потом обошла Снежу, по — хозяйски распахивая перед ней дверь. — Не настолько я старше тебя, а чувствую себя какой‑то развалиной. — Кивнув на лестничную клетку, Марина скомандовала: — Идем.

— Подожди, — в последний момент, Снежана поймала женщину за руку. У нее остался еще один вопрос, который она хотела задать с момента, когда Марина появилась на ее пороге.

— Что? — Самойлова застыла, обернулась.

— А вам‑то… — скривилась. — Тебе‑то это зачем? Я почему‑то думала, что ты сама неравнодушна к Марку…

Марина хмыкнула.

— Знаешь, почему ты так думала? Потому, что думаешь обычно не тем местом. — Ответ получился очень грубым. Вполне в стиле Марины.

По правде, Снежана была готова даже к тому, что пояснения не последует. И съесть откровенное хамство тоже была готова, но Марина удивила.

— Я люблю Марка потому, что он такой, каким стал. Люблю, при этом, не представляя в своих сексуальных фантазиях, уж прости, в твоих соперницах я числиться не планирую. Я не буду распыляться здесь о дружбе между мужчиной и женщиной. Я его просто люблю. Не как мужчину, и не как сына. У нас с ним разница‑то в пять лет. Какой сын? Можешь не смотреть скептически. Если думаешь, что все бабье мира сохнет по твоему куску счастья, успокойся. У меня есть свой… кусок… — Марина запнулась, улыбаясь своим же словам.

Снежана явственно представила, как рассуждения о «кусках» предстоит выслушать Марку или еще кому‑то, кто является постоянным объектом оттачивания ее остроязыкого мастерства.

— У меня есть Лёня. Его я люблю по — всякому, и ни в ком другом не нуждаюсь. А если уж ты решила, что хочешь стать частью жизни Марка, могу еще доходчивей объяснить…

Про часть жизни Марка Снежана ничего не говорила. Но и протестовать не торопилась. Зачем она тогда мчит в ночь, если не для этого?

— У Лёни рак. Мы боремся. Марк об этом не знает, у него и так достаточно проблем. Лёня не хочет, чтоб он винил себя еще и в этом. А еще, Лёня хочет, чтоб когда он… — ровный голос Марины запнулся. — Если с ним что‑то случится, чтоб у Марка были рядом люди, способные поддержать. Он знает, что рядом всегда буду я, но меня мало. Потому, мы и боремся сейчас за Котенка, потому я и мчу к тебе ночью, как дура. Потому, что Лёня должен знать — у Марка все хорошо. Поняла? Тогда иди.

Снежане поддали скорости, толкнув в плечо, а сама Марина осталась у замка, орудуя отобранными немного раньше ключами.

Лишь на секунду затормозив, Снежана оглянулась. Признание ее ошарашило, застало врасплох, лишило слов, но ком в горле стал тогда, когда девушка увидела, как привалившись лбом к двери, Марина выдыхает.

С закрытыми глазами, спокойным лицом, просто выдыхает. Выдыхает ту боль, в которой полминуты тому так буднично призналась.





* * *


По лестнице Снежана летела очень быстро, чувствуя, что внутри что‑то переворачивается. Слишком много информации и эмоций тоже слишком много. Всего много.

Такси вызвать ей не дали. Под домом их ждала машина, на которой Марина приехала. Борис, водитель, с которым когда‑то Снежану познакомил Марк, кивнул девушке, мягко улыбнулся.

— Доброй ночи, — из всей компании полуночников, он казался самым спокойным. Плавно двигался, галантно улыбался, неспешно вел машину по пустой дороге.

— Вот ключи, — Марина вложила в руку Снежаны две связки: одни — от ее квартиры, другие — незнакомые. — На всякий случай, если решишь сделать ему совсем уж сюрприз. Я, с вашего позволения, заходить не буду. Сколько тут той ночи? Поеду обратно, портить нервы любимому мужу, чтоб не радовался слишком сильно… Знаешь, с какой радостью во взгляде он обычно провожает меня, когда я уезжаю в город?

Марина трещала без умолку. Только теперь Снежану это уже не раздражало. Теперь она смотрела на поведение женщины иначе. Если ей так легче, пусть говорит. Потому что нужно хоть как‑то облегчать душу. Ей — очень нужно.


— Только слезы в глазах не стоят, а так и платочком машет, и хвостиком виляет… Ой, нет. Хвостиком виляет Ланселот. Ланс. Это наш лабрадор. Да, хвостом однозначно виляет он. Но театр с платочком точно был.

— Приехали, — дорога показалась Снежане очень длинной. Столько мыслей она успела передумать за это время, столько раз взвесить каждое слово, которое планирует сказать, каждый вопрос, который собирается задать. А машина все ехала и ехала…

— Иди, — перегнувшись через Снежану, Марина открыла дверь с ее стороны. Только пинком не придала ускорения, а так сделала все, лишь бы быстрей вытолкать девушку из авто. — Ну и да, все равно скажешь, что это я к тебе явилась посреди ночи, но хоть слово замолви. С тобой‑то он быстро помирится, а мне предстоит еще пару недель ходить под обстрелом испепеляющих взглядов. И пофиг, что я ему сама под порог привела его ненаглядную…

Решив, что дальше можно не слушать, этот фонтан все равно не заткнется никогда, Снежа улыбнулась Борису, а потом захлопнула за собой дверь.

Порыв прохладного ветерка обдал горящие щеки прохладой. Благодаря Марине, она знала код домофона, номер квартиры, и еще много — много такого, о чем даже не подозревала два часа тому на выставке. Дверь подъезда поддалась с первого раза, нужный номер квартиры тоже нашелся быстро, но решиться позвонить было страшно. Почему‑то…

Собравшись с силами, Снежана коснулась пальцем звонка, закрыла на секунду глаза, принимая окончательное решение, а потом нажала.

Трель с той стороны звучала достаточно долго. Снежана держала палец на звонке больше десяти ударов сердца. Боялась, что может не услышать. Он не услышит с первого раза, а во второй позвонить она уже не рискнет.

Резко отдернула руку только когда поняла, что может разбудить. Не его. Ребенка. Котенка.

Очень долго за дверью не слышалось ни звука. Тишина кромешная со всем сторон, но вдруг, Снежане показалось, что она поймала звук шагов, щелчок двери, легкий скрип.

Марк распахнул дверь, встречая ее растерянным взглядом. Он не ожидал. Явно не ожидал. Хотя… Что уж там? Она и сама не ожидала. Не ожидала, что окажется на его пороге вот так… посреди ночи, после того, как сама же поставила все точки над и.

С растерянностью он справился достаточно быстро. Нежное:

— Снежка… — и ее затягивают в квартиру, закрывая дверь уже за спиной на все замки, а потом заключают в объятья. Он стиснул ее так сильно, что даже дыхание перехватило. — Прости за выставку, — чуть отстранившись, он заглянул в зеленые глаза. — Прости, я должен был там быть. Я обещал, а потом…

— Самойлов, ну почему ты вечно цепляешься не за то? К черту выставку! — Снежана дотянулась до лица мужчину, сжала его в своих руках. — Я приехала наконец‑то поговорить. Пожалуйста, давай поговорим.

Он долго блуждал взглядом по лицу девушки. Смотрел, думал, сомневался. Дурак, до сих пор сомневался. А потом сжал в объятьях сильней, склонился к уху, коснулся губами волос.

— Пойдем, я хочу кое с кем тебя познакомить.

Конец второй части





Часть третья. Попробуем вместе?

Глава 21




Снежана напряглась. Когда Марк перехватил ее за руку, потянул вглубь квартиры, мужчина почувствовал, что ее пальцы чуть подрагивают. И взгляд растерянный. Теперь уже у нее.

— Не бойся, — он обернулся, попытался улыбнуться, а потом потянул за собой еще настойчивей.

— Я не… — не что? Снежана не знала и сама. Не готова? Не способна? Не знаю, что скажу? А зачем тогда явилась?

Неуверенным шагом, но девушка проследовала за Марком.

Они прошли молча через всю квартиру, остановились у дальней двери. Марк взял обе девичьи руки в свои, заглянул в глаза. Посмотрел… виновато. Черт, виновато.

— Сейчас вам вряд ли удастся познакомиться, уже поздно, но я хочу представить тебе кое — кого. Котенка. Катю.

Только сейчас Снежана поняла, что он‑то не знает. Не знает, что она уже в курсе, что Марина уже просветила ее если не во все, то во многое. А он переживает. Волнуется, как она воспримет новость. Думает о ней лучше, чем есть на самом деле. Что она пришла еще ничего не ведая, а не потому, что теперь знает очень многое. Щеки Снежи залились румянцем.

Дверь в детскую открылась с легким скрипом. Верхний свет был выключен, а вот ночник над кроватью горел. Марк первым сделал шаг внутрь, остановился у входа, привалился плечом к косяку, бросая взгляд на кровать, а потом на Снежану.

— Это моя дочь, Снежана. Екатерина.

Нервно сглотнув, Снежа прошла в комнату следом за Марком, встала чуть ближе, присмотрелась.

Кто‑то свернулся уютным клубком в кровати, накрывшись ватным одеялом с головой. Единственное, что осталось открытым взгляду — пяточка. Розовая, миниатюрная пяточка.

— Можешь подойти, она крепко спит, — Марк шепнул Снеже в спину, теперь уже внимательно следя за ее реакцией. Он видел, что она стушевалась, видел, что растерялась, но ему показалось, отреагировала как‑то слишком… спокойно. Он ожидал не этого. И боялся тоже не этого.

С опаской оглянувшись, Снежана кивнула, а потом медленно, по шажку, начала приближаться к кровати. Это было так… страшно, необычно, непонятно. Она понятия не имела, что делать, но не потому, что боялась за себя, нет, боялась, что в его глазах сделает что‑то не так.

Путь до кровати показался ей безумно длинным, зато девушка была щедро вознаграждена. Стоило опуститься на корточки у изголовья, как Котенок показалась из своего укрытия. Перевернулась во сне, сморщила носик, потерла его рукой, отбросила одеяло.

Снежана начала бегать взгляду по личику ребенка. Взрослого уже ребенка. Сколько ей? Одиннадцать? Двенадцать? Совсем большая, и уже очень красивая. Длинные белые реснички девочки затрепетали, а губ коснулась блаженная улыбка. Ей снилось что‑то хорошее. Совсем — совсем беленькие разметавшиеся по подушке волосики казались такими шелковистыми. Даже руки зачесались, настолько хотелось по ним провести, но Снежана сдержалась — пугать не стоит.

Вновь прошлась взглядом по безмятежному лицу, по тонким кистям ручек, по розовому покрывалу, как и положено настоящей принцессе, а потом бесшумно поднялась, поворачиваясь уже к ее отцу.