Залечишь мои раны?

— Да.

— Отлично, — женщина, которая не слишком спешила представиться. — Надеюсь, ты дома? Потому что я сейчас стою под твоим подъездом и не уеду, пока мы не поговорим.

Снежана опешила. Встала со стула, подошла к окну. В голове крутилась сотня вариантов, кто обладает этим отдаленно знакомым голосом.

— Кто это? — козырек закрывал крыльцо подъезда, не давая увидеть, стоит ли кто‑то под ним.

— Это твоя личная чертова фея, Снежана, — ответ женщина процедила сквозь зубы. — Марина. Марина Самойлова. Кто же еще?

— Нам не о чем говорить.

— Девочка моя, я не для того сбежала ночью из постели мужа, чтоб сейчас развернуться и уехать обратно только потому, что какая‑то соплюха не желает со мной разговаривать. Так что оставь свои окончательные решения для Марка, а мне просто открой дверь. Иначе… Я весь подъезд разбужу. Даже не сомневайся, я могу.

Снежана почему‑то не сомневалась — разбудит, натравит на нее, устроит здесь же фаер — шоу, или еще какое‑то шоу, вызовет наряд, возможно не один… Эта женщина — сумасшедшая стерва. Бесстрашная и лишенная всяких тормозов.

— Вы в своем уме? Первый час ночи! Какого черта я должна пускать к себе незнакомых людей в такое время?

— Какие ж мы незнакомые, Снежана? Мы практически родные. По крайней мере, ты мне как родная. Даже ближе чем родная, и только поэтому я еще по — доброму прошу мне открыть, даю время, чтоб ты успела там прибраться, собраться, а не пользуюсь нагло украденными у Марка ключами. Так что открывай, девочка моя. Открывай. И поговорим.

Щеки Снежи снова загорелись, только теперь уже не из‑за рома. Теперь от гнева. Эта женщина конкретно бесила. Бесила настолько, что Снежана впервые в жизни готова была вцепиться ей в волосы и хорошо оттаскать за них.

Ничего не ответив, девушка скинула, а потом… Предвкушая грядущую встречу, направилась к двери, чтоб сначала нажать нужную кнопку домофона, а потом дождаться незваную гостью прямо здесь, в коридоре.





* * *


В квартиру Самойлова практически влетела. Она выглядела не так, как Снежана привыкла. Не было идеального гладкого хвоста, не было ровных стрелок и длиннющих ресниц, мягко очерченных бордовых губ тоже не было.

В коридор квартиры Снежи влетела не накрашенная, в то ли домашнем, то ли спортивном костюме, всклокоченная Марина.

— Ты что творишь, девочка? — а еще злая. Пожалуй, не менее злая, чем сама Снежана.

— Я что творю? — девушка с удовольствием отметила, как дверь за спиной гостьи хлопнула с грохотом, жалея только о том, что скорости ей придала не она. — Это ты что творишь? Какого черта ваша семейка шляется под моей квартирой ночами?

— Такого черта, что некоторые соплюхи и идиоты не умеют решать свои проблемы и поэтому решать их приходится мне!

— У меня нет никаких проблем. — Снежана выговорила фразу очень ровно и уверено. Скрывая, как неприятно, что Марк мог сразу же посвятить во все… эту.

— Да? — Марина усмехнулась. — Марк сказал так же, но только не проблем у вас нет, а мозгов. И именно из‑за этого проблемы как раз есть.

— Не ваше дело! — абсурдность ситуации зашкаливала. Снежана не могла понять, какого черта до сих пор слушает, как ее оскорбляют в собственной квартире.

— Сегодня утром еще было не мое. Днем тоже было не мое. Даже вечером было не мое. А вот ночью резко стало моим. Если ты надеешься, что сможешь меня выпроводить раньше, чем я скажу все, что думаю — ошибаешься. Так что перестань сопротивляться и готовься слушать, Снежана. Внимательно слушать.

Марина замолчала, в коридоре повисла напряженная тишина. Обе женщины сверлили друг друга взглядом, прожигали мысленные дыры в лице напротив, тяжело дышали и прекрасно понимали — легче сдвинуть с места дом, чем заставить сейчас Марину уйти.

— Не трать наше время зря, девочка. Идем.

Видимо, именно это Марина прочитала во взгляде Снежаны, так как первой расслабилась она. Расслабилась, а потом кивнула вглубь квартиры, приглашая Ермолову пройти туда.

— Дурдом, — бросив напоследок слово, которое лучше всего характеризует происходящее, Снежана мысленно плюнула на все, разворачиваясь.

Это семейка придурков. Каких‑то придурков — фанатиков, которым вечно нужно вламываться к ней ночами и требовать разговоров. Причем если Марк не относится к буйным, эта… Марина способна на куда большее.

Снежана не стала предлагать «гостье» чай, впрочем, как и ром. Прошла на кухню, плюхнулась на стул, сложив руки на груди. Хочет говорить? Пусть говорит. А как слушать ее и слушать ли вообще — это уже личное дело Снежаны.

Марина вплыла в комнату, осмотрелась, задержала взгляд на практически полной бутылке, хмыкнула.

— Расслабляешься после тяжелого рабочего дня? Слышала, что женский алкоголизм неизлечим?

— А вы знаете об этом из своего опыта? — в какой‑то момент Марина элементарно достала Снежану. Достала до такой степени, что подбирать слова при общении с ней больше не было ни сил, ни желания.

— Зачет, — лицо Самойловой расплылось в улыбке. Все в ее образе изменилось. Она больше не казалась такой всклокоченной, нервной, торопящейся. Стоило женщине добиться своего, как ее манера изменилась. Теперь она говорила уже не торопясь, так же не торопясь подошла к стулу, напротив Снежаны, бросила на него кофту, но садиться не спешила. — Что произошло у вас с Марком?

Снежана хмыкнула, отворачиваясь к окну. Это походило на сцену из дурацкого фильма. Когда мама пришла решать проблемы сына. Потому что сыну смелости не хватило.

— Думаете, я стану отчитываться перед незнакомым не слишком приятным мне человеком о том, что у меня случилось? — она резко повернулась в сторону Марины, чувствуя, как снова начинает злиться. Она надеялась, что своим безразличием и владением ситуации выведет из себя Самойлову, а пока получалось наоборот.

— Да нет, я просто так… из вежливости спросила. Можешь молчать. Я ж не полная дура, дважды два в голове сложить могу.


— Что вам нужно? Передайте Марку, что я не нуждаюсь в посланниках от него.

— Да он понятия не имеет, что я здесь! — Марина махнула рукой, не слишком заботясь о том, что перебивает собеседника. — Если б знал… тут‑то меня точно не было, дай боже, по земле еще ходила бы. Неужели ты так плохо его знаешь? — ударение на слове «так» заставило Снежану сжать челюсти еще сильней. Сознательно или нет, Марина надавила на больную точку. Она действительно практически его не знает, а он делает все, только бы так было и дальше.

— Не ваше дело…

— Да слышала я уже это, слышала, Снежана. И от тебя, и от него. Но знаешь, что самое смешное? Это ваше дело, но вы‑то его не решаете. Сидите… — Марина кивнула на нее. — Одна — здесь, в обнимку с бутылкой, другой — там, когда уезжала, вроде был без бутылки, но это пока. Объясните мне, это называется решать проблемы?

— Не ваше дело.

С каждым словом женщины напротив, Снежана злилась все больше. Наверное, потому, что достойно ответить не могла, а так хотелось.

— Ладно, успокойся. Я поняла, что говорить со мной ты не хочешь, потому можешь не отвечать. Сиди и слушай.

Марина сделала паузу, Снежане даже на секунду показалось, что Самойлова дает ей право отказаться, но эти сомненья Марина развеяла очень быстро.

— Хочешь, налей себе, я не против, главное — не вырубись на середине истории, повторяться очень не люблю.

— Еще одно слово и я сама позвоню Марку, чтоб он забрал вас отсюда.

— Позвонишь, девочка моя. Обязательно позвонишь! И он обязательно приедет, только я тогда уж сама уйду, своими ножками, пока есть такая возможность, а вы тут без меня разберетесь. Но это уже на ваше усмотрение, я не знаю, какие извращения вы предпочитаете.

Эта женщина абсолютно не видела берегов. Любой человек и за меньшее уже давно был бы спущен с лестницы, а она до сих пор здесь, и не просто здесь, она качает права и даже не помышляет о том, что что‑то может пойти не так, как она хочет.

— Что вам нужно? — а лучшим методом борьбы с такими, по мнению Снежаны, было дать возможность выплеснуть всю желчь, которая и так брызжет через край.

— Вот! Наконец‑то! Первый здравый вопрос за вечер. Мне нужно объяснить тебя кое‑что, что должен был бы объяснить Марк, но его ты слушать не захотела. Знаешь, в чем разница между нами? Он почему‑то считает, что люди имеют право отказываться его выслушать, а я считаю, что если мне есть что сказать, я должна это сделать или сдохнуть. Дохнуть мне рано, потому слушай, милая Снежана.

Выждав несколько секунд, скорей всего просто для пущего эффекту, Марина заговорила.

— Я знаю, что сегодня у тебя была выставка. Даже знаю, что Марк тебе клялся, что ни за что ее не пропустит. Еще знаю, что он таки ее пропустил. Ну и последнее, что я знаю, что ты попросила его больше не звонить. Спросишь, откуда я все это знаю? Я очень наблюдательна, Снежана. А особенно наблюдательно относительно тех вещей, которые касаются Марка. Наверное, это профессиональное. Я ведь изначально нанималась нянечкой для нашего милого мальчика.

Смотрящая до этого куда‑то в сторону, Снежана вдруг вскинула удивленный взгляд на Марину. Та это заметила, хмыкнула, но очередную колкость оставила при себе. Сейчас важней было закончить разговор, чем драконить девочку еще больше.

— Знаешь, как я оказалась нанята на должность секретаря твоего благоверного? Это было чертовски давно, Снежана. Почти десять лет тому. Когда нашему Маркуше было около двадцати, и Леонид решил, что мальцу пора приобщаться к делу. Тебе ведь было двадцать не так давно, правда? — Марина сощурилась, будто оценивая внешность Снежаны. — Помнишь, как это? Когда кровь бурлит, а вокруг столько всего. Когда весь мир на ладони, когда все удовольствия доступны, когда если любовь, то до смерти, а если ненависть, то навсегда? Все вы такие… Все мы такие. И Марк тоже был таким. Не просто «таким». Когда нам двадцать, мы такие взрослые, но такие дети. Обидчивые, максималисты, революционеры, а часто — просто придурки. Родители Марка развелись, когда ему было восемнадцать. Не надо смотреть сейчас на меня, — Снежана действительно смотрела, даже ухмылку не попыталась скрыть. — Я, пожалуй, не лучший человек из ныне живущих, но мужика из семьи я не уводила. Так что успокойся. Нет, они развелись без моей помощи. Мне даже не особо интересно почему. Так случается, люди разводятся. Причем, насколько я знаю, ни мать Марка, ни Леня по этому поводу особо не страдали. Разошлись мирно, каждый окунулся в свои интересы, Татьяна, мать Марка, вроде бы увлеклась какими‑то восточными учениями, укатила познавать дзен в Тибет, а Леня остался тут вместе с сыном. И тут началось самое веселое. Знаешь, почему? Леня с Татьяной не страдали, а вот Марк… Он у нас как раз из разряда максималистов — придурков. Он вызверился на отца, вызверился на мать, на весь белый свет за то, что они разрушили его идеальную семью. Ему было пофигу, что эта семья давно уже не идеальна, что держится она на одном честном слове, все было пофигу. Важно было только то, что он нуждался в семье. Нуждался, а ее разрушили, не спросив его разрешения.

Снежана открыла рот, собираясь что‑то сказать, но не решилась. Просить не посвящать ее в подробности жизни человека, к которому теперь не имеет никакого отношения? Спросить, к чему все это? Нет. Сейчас она готова была признаться себе, что хочет это услышать. Хочет узнать.

— Он связался с плохой компанией. Знаешь, как просто богатеньким мальчикам связаться с плохой компанией? На раз — два. Они ведь действительно чувствуют себя королями мира. Под дурью гоняют на своих тачках, припираются бухие в стельку на важное совещание, трахаются с такими же как они сами бухими и обкуренными бабенками в элитных туалетах. Поверь мне, я знаю все о жизни таких идиотов. Потому, что когда‑то пришла устраиваться на работу на место секретаря одного из них. Когда я познакомилась с Марком, он уже почти год жил… так. На собеседование со мной наш милый мальчик не явился, при мне послав отца на… Если честно, не помню точно куда он послал Леню, но помню, что тогда впечатлилась. В общем, на работу меня взяли, только попросили, помимо всего… максимально не давать ему встревать в неприятности. Конечно, толку от меня было не слишком много, но нельзя сказать, что не было вообще. Я пыталась, мне кажется, даже пару раз смогла вправить мозги этому умнику, правда ненадолго. Потом случилось то, что вообще не лечится. Случилась клиника — этот дурак влюбился. Мне кажется, это тоже была часть мести Лене за неизвестные грехи. Ох, как он таскался со своей шлюхой.

Снежана скривилась. Если она так называет бывшую влюбленность Марка, то как отзывается о ней? Хотя, какая разница?

— Она на самом деле была шлюхой. Хотя почему была? Она до сих пор остается шлюхой. А как еще назвать девушку, которая спит со всем, что может обеспечить ей кутеж в клубах и дозу кайфа в нужный момент?

Глаза Снежаны увеличились.

— Неожиданно, правда? — Марину сей факт явно обрадовал, она расцвела на глазах, осознавая, что ее история становится все более увлекательной. — Да, Снежка, они баловались всяким — разным, травой, иногда кое — чем посильней. Хотя баловались не все. Марк баловался, реально ведь ему это не нравилось, он просто из чувства протеста этим занимался, а вот Лена сидела на наркоте. А потом этот придурок заявился к отцу и сообщил, что женился. Отлично, правда? Привел домой это нечто, представив своей женой. Ошибка Лени в том, что он тогда не выгнал ее к чертовой матери. Ее не выгнал, а Марка не отходил хорошенько. Чтоб мозги на место встали. Он этого не сделал. Принял, смирился, на что‑то надеялся. Надежды оказались напрасны. Три года она трепала нервы всем нам. Три долбанных года вязала веревки из Марка, а вместе с ним и из Лени. По правде, устал Марк быстрей. Просто у нее в руках был рычаг, с которым бороться он не мог. Потому сначала упивался тем, как бесенеет отец, а потом понял, что сам попал в ловушку, предназначенную не для него. Он как‑то очень резко вырвался из болота, в которое сам же себя посадил, а потом долго и нудно пытался вытащить Лену. Лена — это его жена. Благо, жена бывшая. Вытащить ее он не смог, а потом она свалила сама. Нашла хахаля, который не будет спрашивать, зачем ей деньги. Который будет спокойно отстегивать на дозу.

— При чем тут моя выставка? При чем тут вообще мы?

— Ну, пожалуй, при том, что у Марка была веская причина пропустить твою выставку. А если не будешь перебивать, даже узнаешь, какая именно.

Перечить Снежана не стала. Очень хотелось, но больше все же хотелось узнать. Узнать больше о нем. Понять.

— У тебя ведь нет детей, правда?

Смутившись, Снежана мотнула головой.

— Я так и думала. Ну вот, а у Марка есть дочь. Катя. Котенок.

Не в силах вымолвить ни слова, не в силах пошевелиться, Снежана застыла, уставившись на Марину. Котенок.

— Угадай, с кем после развода остался ребенок? Ладно, я вижу, тебе не до угадываний, подскажу. Котенок официально проживает с Леной. С матерью — наркоманкой. Марк забирает ее только на выходные. На выходные она с ним, и он живет. Он спокоен, он почти счастлив. А потом он возвращает ее к матери, и начинаются муки.

— Почему он не заберет ребенка у матери?

— Это сложно. В это я посвящать тебя не стану. Если захочет, сам расскажет. Важно другое. Сегодня, Котенок снова была у матери. Он должен был исполнить данное тебе слово. Должен был приехать на выставку, поддержать, но… Как бы ты поступила, если тебе позвонил бы плачущий ребенок и сказал, что маме плохо, она не реагирует на оклики, просто лежит на кровати и смотрит в потолок? Как, Снежана? Помчала бы на выставку или спасать своего ребенка?

Ответить Снежана не смогла. Крутящееся в голове «я не знала» ничего сейчас не объяснило бы. Она ведь не знала потому, что не позволила рассказать. На этот раз она сама не позволила рассказать.

— Он поехал туда. Лена оклемалась. Опять. Но как по мне, лучше б не смогла. Так было бы спокойней, — Марина говорила ужасные вещи совершенно будничным тоном. — Котенка оставить там он не мог. Да и не стал бы. Потому привез ее к себе, вызвонил меня, попросил приехать, потому что должен был ехать к тебе. Потому что обещал. А дальше… Уж прости великодушно, но мы с Леней были на даче. Борис гнал, как мог, но я приехала к нему уже тогда, когда он звонил к тебе в сотый, а может тысячный раз. А потом мне сказали, что в моих услугах больше не нуждаются, так как теперь он абсолютно свободен. Я все понимаю, Снежана. Честно. Понимаю, что он должен был сказать тебе это все сам. Но не руби сплеча. Очень у многих поступков и бездействий есть свои причины. И лучше знать их, а не додумывать все самостоятельно.

— Почему он не сказал? — Снежана понимала, что вопрос не по адресу, но именно это сейчас ее волновало. Неужели думает, что она бы не поняла? Неужели считает настолько эгоистичной?