Загадка номера 622

Ольга поправила бриллиантовое ожерелье и, щелкнув пальцами в потускневших от времени кольцах, сделала знак подлить им шампанского. Подбежавший официант наполнил три бокала и принял заказ. Ольга и Анастасия выбрали камбалу на гриле, Ирина предпочла пасту с белыми трюфелями Альбы.

– Нет, только не пасту, дорогая! – Мать умерила ее пыл. – Будешь обжираться, замуж не выйдешь.

– Ну мамочка, – простонала Ирина, – сейчас сезон белых трюфелей.

– Сначала мужа найди, потом переходи на трюфели, – категорически отрезала Ольга. – А пока что обойдешься рыбой на гриле. – Она повернулась к официанту: – Значит, три камбалы, будьте добры!

– Пожалуйста, не унижай меня на людях, мамочка! – надулась Ирина.

– Я не унижаю, а помогаю тебе соответствовать твоему положению. Мы Габсбурги, помни об этом!

Анастасия, сидя напротив матери и сестры, наблюдала за ними, не понимая, зачем терзает себя этими еженедельными обедами.

Тоже мне Габсбурги! Просто захудалые дворянки. Мать происходила из семьи белых эмигрантов, ее прадеду, богатейшему торговцу оружием, царь пожаловал дворянство, а вскоре разразилась революция, и он лишился своего состояния. Поэтому Ольга, хоть и родилась в бедной семье, с детства впитала бесконечные сказания о блестящем прошлом их фамилии во времена Российской империи. Неудивительно, что она была одержима манией вернуть былую славу, и как‐то, будучи в Вене, втюрилась в Стефана фон Лахта, которому суждено было стать ее мужем по двум вполне веским, по ее мнению, причинам: он происходил из знатного рода (фон Лахты, австрийские аристократы из побочной ветви Габсбургов, могли проследить свою генеалогию на протяжении нескольких веков) и был очень богат (его отец, которому хватило здравого смысла умереть незадолго до знакомства его сына с Ольгой, оставил ему колоссальное состояние, нажитое торговлей нефтью и недвижимостью).

Стефан и Ольга, обвенчавшись с большой помпой в венской Карлскирхе, поселились в роскошных апартаментах во Внутреннем городе, историческом центре австрийской столицы. Стефан не работал, живя на ренту от папочкиного состояния. Они с Ольгой целыми днями шлялись по магазинам и прожигали жизнь на светских тусовках, где Ольга всякий раз появлялась в новом платье, постоянно меняя украшения, и объясняла каждому встречному-поперечному, что Габсбурги не показываются на людях дважды в одном и том же. Вскоре у них родилась Ирина, за ней, по прошествии двух лет, последовала Анастасия. “Мы выдадим их за представителей княжеских семейств Европы”, – пророчествовала Ольга в светских салонах венской знати. Вот только она была не в курсе, что ее муж, который к тому моменту, как они познакомились, уже отчаялся найти себе жену, и теперь ни в чем ей не отказывал, слегка преувеличил размер своих капиталов. А главное, Стефан не работал и, подыхая от скуки, убивал время в казино. Их образ жизни обходился ему недешево, особенно влетали в копеечку бесконечные наряды и побрякушки Ольги, игорные долги росли, и в конце концов налоговые штрафы и общий спад экономики, пошатнув семейное предприятие, поглотили последние шиллинги молодой семьи фон Лахт.

Оказавшись по уши в долгах, Стефан в одночасье скрылся с горизонта, наплевав на семью. Ольга, поняв, что происходит, подхватила дочерей девяти и одиннадцати лет и бежала в Женеву, чтобы сочинить себе там новую жизнь. Они поселились в крошечной квартирке в квартале Паки. От прежнего величия Ольге остались лишь меха и драгоценности, а также горькое послевкусие. Она унесла ноги из Вены вовсе не из страха перед кредиторами, в отличие от своего слабака мужа, просто ей трудно было примириться с мыслью, что она будет изгнана из высшего общества. “Проклятия нет, есть только покорность судьбе”, – изрекла Ольга и засучила рукава. Она устроилась продавщицей в “Бонжени”, самый престижный универмаг Женевы, и вела строгий учет каждому франку. Жизненные потребности были сведены к абсолютному минимуму: никаких вечеринок и покупок, на ужин одни консервы. На сэкономленные средства они в выходные дни посещали шикарные заведения столицы.

По субботам Ольга обедала с дочками в модных ресторанах (когда девочки вышли замуж, эта традиция продолжалась по средам).

По воскресеньям они пили чай в барах лучших отелей.

По такому случаю они наводили красоту. Ольга доставала свои лучшие платья и украшения. Обладая врожденным талантом к шитью, дочерей она одевала сама по последнему крику парижской моды, черпая вдохновение в каталогах, и изобретала им наряды из остатков тканей, выуженных по дешевке в галантерейных лавках.

Иногда, появившись на пороге очередного шикарного отеля, разряженные в пух и прах девочки – как правило, Анастасия – внезапно пугались.

– Тебе не кажется, что мы ужасно глупо выглядим, отправляясь на чай в “Бо-Риваж” в вечерних платьях? – спрашивала она мать.

– Глупо быть богатым и стать бедным, – возражала Ольга. – А теперь Kopf hoch! Выше голову! – говорила она по‐немецки. – Встречают по одежке.

Громко переговариваясь, они с надменным видом вплывали в салоны отелей и в рестораны.

Все взгляды обращались на роскошных, уверенных в себе дам, про которых уже поговаривали, что они потомки Габсбургов, хотя толком никто не понимал, что это, собственно, значит.

Ольга безмерно гордилась тем, с какой легкостью ей удалось вписаться в приличное женевское общество. Она завела полезные знакомства, и вскоре без нее не обходилось ни одно светское мероприятие, будь то Весенний бал, бал Красного Креста, суаре часовщиков или вернисажи в престижных галереях. Опасаясь называть свой адрес в Паки, выдававший ее с головой, Ольга просила присылать ей приглашения в “Бо-Риваж”, где она якобы занимала гигантские апартаменты. “Жить в отеле – это так по‐набоковски, – объясняла она дочерям. – Кроме того, «Бо-Риваж» сразу производит правильное впечатление – там останавливалась императрица Сисси”.

Чтобы главный консьерж отеля принимал адресованную ей почту и соблюдал правила игры, она умасливала его щедрыми чаевыми. Только кто станет ее проверять? Никому и в голову не придет, что блистательная Ольга Габсбургская просто-напросто самозванка. Ей приходилось даже прятаться, когда ее новые знакомые делали покупки в “Бонжени”. И она ни разу не спалилась.

Когда Анастасии и Ирине исполнилось соответственно шестнадцать и восемнадцать лет, мать задалась целью закрепить с их помощью свое положение гранд-дамы и дать дочкам возможность преуспеть там, где сама она потерпела неудачу, выдав их замуж за важных и состоятельных людей. За знатностью происхождения она гналась уже не так, как раньше. Главное – финансы.

Поэтому она решила, что зимой все выходные они посвятят прочесыванию излюбленных курортных городков золотой молодежи. Отпрыски именитых европейских семейств проводят лыжный сезон в Гштаде, Клостерсе или Санкт-Морице, прилетают туда на частных самолетах и сорят деньгами почем зря. Наследники королевских династий и промышленных магнатов тут кишмя кишат, бери не хочу. С этой задачей такие красивые и образованные девушки, как Ирина и Анастасия, справятся без труда.

Скудные семейные сбережения и средства, вырученные от продажи части драгоценностей, пошли на оплату поездок в горы, куда они отправлялись из Женевы сначала поездом, потом автобусом. Они ютились в убогой гостиничной комнатке, снятой по сходной цене, где разве что спали и наряжались на модные вечеринки – Ольга Габсбургская, словно сошедшая со страниц Толстого, получала на них приглашения, просто назвав свой “сценический псевдоним”.

Об отдыхе девочки и не мечтали. “Вы сюда не развлекаться приехали, – постоянно твердила им мать, – а познакомиться с молодым человеком и, не откладывая, обручиться с ним”. Под присмотром Ольги они посвящали все вечера охоте на завидных женихов и вешали им лапшу на уши, рассказывая о своем высоком положении в обществе.

Если дочери, не дай бог, принимались ныть, мать разыгрывала целое представление, обвиняя их во всех смертных грехах.

“Я для вас стараюсь, а вы мне отвечаете черной неблагодарностью! – возмущалась она. – Я из кожи вон лезу ради вас, забываю о своей жизни, чтобы обеспечить вашу. Я уже в прислугу превратилась, а вам все мало. Чего вам еще не хватает?”

Если они не реагировали на ее стенания, Ольга набирала обороты, чуть не рыдая: “Посмотрите на мои исколотые иголками пальцы, на мои глаза, слепнущие от бессонных ночей, я на все готова, чтобы вы стали еще прекраснее и вышли замуж! Выкиньте свою мамочку на помойку, раз уж на то пошло!” Потом она талантливо изображала предсмертные хрипы, чтобы дочки осознали наконец, на какие жертвы она идет ради них. Как правило, ее ужимок оказывалось достаточно, чтобы растроганные сестры, бросившись в ее объятия, покрывали ее лицо поцелуями и клялись “дорогой мамочке” в любви. Прижав их к груди, Ольга чувствовала себя вполне ублаготворенной и почти счастливой. Живой, по крайней мере.

Но иногда Ольга срывалась. Бедной Ирине особенно досталось в Гштаде – увидев, как она флиртует с официантом модного кафе, мать отхлестала ее по щекам, правда уже в гостинице. “Я столько денег трачу, чтобы вытащить ее из грязи, а она с мусорщиками якшается!” – в бешенстве орала она.



В последующие годы под нажимом матери у девушек фон Лахт случилось несколько романчиков, но, к ее величайшему огорчению, ничего существенного. В двадцать один и двадцать три года Анастасия и Ирина все еще не были помолвлены. Тогда‐то Ольга и прослышала о Большом корпоративном уикенде Эвезнер-банка в Вербье. Она тут же ухватилась за эту возможность выдать дочерей за кого‐нибудь из боссов крупнейшего частного банка Швейцарии. Позже она неустанно хвалила себя за предприимчивость, ибо успех ее затеи превзошел все ожидания – не прошло и года, как Ирина приняла предложение руки и сердца от управляющего активами, старше ее на двенадцать лет, а еще через год Анастасия обручилась с Макером Эвезнером, наследником одного из владельцев банка.

Но шестнадцать лет спустя Ирина, которой исполнилось тридцать девять, развелась, не получив ни копейки алиментов, несмотря на двух дочерей. Ее управляющего активами арестовали за растрату. Он получил тюремный строк и заплатил разоривший его штраф. Ирина, не проработавшая ни дня в своей жизни, устроилась кассиром в супермаркет. Из какой‐то дурацкой фанаберии она отказалась от должности в курьерской службе Эвезнер-банка, любезно обещанной ей Макером. Но по средам ей удавалось освободиться с двенадцати до двух, чтобы пообедать в “Роберто” за счет Анастасии. Она являлась туда при полном параде, но с кислой миной и, напиваясь шампанским, с подобострастной улыбкой заглядывала в глаза богатым красавчикам, моля Бога, чтобы они спасли ее от несчастной доли.

Тут им наконец подали камбалу на гриле и налили еще шампанского.

– Слушай, Анастасия, – сказала Ольга, которая не могла высидеть и пяти минут, чтобы не сделать замечания одной из дочек, – ты могла бы помочь сестре найти мужа! Ты же тут всех знаешь!

– Слушай, мам, я познакомила ее уже с половиной города! – запротестовала Анастасия.

– Они все козлы, – проскулила Ирина. – Тебе просто нравится, что я в жопе.

– Ты слишком много о себе понимаешь! – сказала Анастасия сестре. – Сдалась ты мне! К твоему сведению, у меня тоже есть проблемы в личной жизни.

– У богатых нет проблем! – заявила Ольга.


– У тебя одни деньги на уме! – вскинулась Анастасия.

– Любимая присказка богачей, – заметила Ирина не без горечи.

Анастасия, чувствуя, что сейчас взорвется, замялась и неожиданно выпалила:

– Я разлюбила мужа и хочу от него уйти!

Мать и сестра встретили это заявление ошарашенным молчанием.

– Что за чушь? – проговорила наконец Ирина.

– Ничего особенного, я действительно хочу уйти от мужа, – повторила Анастасия и, выплеснув на них свои переживания, вздохнула с облегчением.

– Это пройдет, – засмеялась Ольга. – Ты просто романов начиталась, девочка моя! Еще чего не хватало. Все, тема закрыта.

Анастасия решила в кои‐то веки не уступать матери:

– Не пройдет, – сказала она спокойно. – Я разлюбила Макера, я люблю Льва Левовича. Это он подарил мне браслет.

Ольга перепугалась.

– Левовича? – задохнулась она. – Этого клоуна из Вербье пятнадцатилетней давности?

Ирина выдавила из себя издевательский смешок.

– Никакой он не клоун, мама, – возмутилась Анастасия. – Он стал известным банкиром. Он на короткой ноге со многими главами государств. Вся Женева его обожает. Ты одна не в курсе, кто он такой!

– Ну, значит, Женева совсем объевреилась…

– Прекрати! – взмолилась Анастасия.

– Нет, это ты прекрати, нахалка! Как ты разговариваешь с матерью? Хватит идиотничать, Макер – очаровательный, добрый человек и прекрасная партия. Не вздумай его бросать. А то кончишь как твоя сестра. Я запрещаю тебе встречаться с Левовичем, слышишь? И запрещаю носить на публике его поганые презенты.

– Но я счастлива с ним, нам хорошо вместе…

Ольга с горящими от ярости глазами погрозила дочери пальцем:

– Я больше не хочу слышать это имя, ты меня поняла? Он нам не ровня.

– Он русский, как и мы!

– Он еврей, мы с этими людьми не общаемся. Неужели я настолько плохо тебя воспитала? Обещай, что прекратишь с ним встречаться! Ты смерти моей хочешь? Я пожертвовала всем, я питалась одними консервами, чтобы выдать вас замуж. А теперь давайте пообедаем молча, у меня от вашей болтовни уши вянут.

Анастасия, глотая слезы, с трудом доела рыбу. До конца обеда они не обменялись больше ни единым словом.

Потом Анастасия оплатила счет. Они холодно попрощались и ушли, каждая в свою сторону. “До среды”, – сказала Ольга.





Глава 17

Воспоминания




В ту среду, 12 декабря, пообедав с матерью и сестрой, Анастасия поехала прямо домой. Обычно, расставшись с ними, она шаталась по Старому городу. Но упреки матери и молчание Льва отбили у нее всякое желание гулять. Она совсем пала духом и остаток дня провела у себя в спальне. Ей хотелось позвонить Льву, услышать его голос, успокоиться. Нет, пусть сам ей звонит. Ведь он продинамил ее прошлой ночью. Она не выдержала и расплакалась, а потом провалилась в глубокий сон.



В Колоньи уже вечерело, когда Арма, обеспокоенная тишиной в комнате хозяйки, рискнула к ней зайти.

У Армы день не задался с самого начала. Утром, после тревожной бессонной ночи, она отправилась к Эвезнерам, твердо вознамерившись все рассказать Макеру о Льве Левовиче.

Но когда Арма приехала, Макер уже ушел в банк. Вот ведь выбрал момент, чтобы проявить рабочее рвение!

Она решила игнорировать медем. Вообще‐то она ее побаивалась и открыто противостоять ей никогда бы не осмелилась, но вот продемонстрировать свое глубокое осуждение – сколько угодно.

Однако, когда Анастасия спустилась завтракать на кухню, вид у нее был очень несчастный. Судя по ее печальным покрасневшим глазам, она плакала. Размышляя, не из‐за Льва ли медем так переживает, Арма внезапно поняла одну вещь. Какой же она была дурой, что сделала такие поспешные выводы! Всю ночь глаз не сомкнула, а о самом главном и не подумала: раз Лев позвонил в понедельник на домашний номер, значит, медем не берет мобильник. Она собирается с ним порвать! Она ведь сама сказала по телефону, что все кончено и она знать его не хочет. Арма ругала себя на чем свет стоит – недаром она до сих пор в прислугах ходит, поделом ей, совсем мозгов не осталось! Как можно было так оплошать? Ее, конечно, сбил с толку букет белых роз, но ведь он послал цветы в знак примирения после того, как накануне она дала ему от ворот поворот.

Да, получив розы, хозяйка сразу заперлась в ванной комнате, но ведь она только и делает, что ванны принимает. Часами. Так что это ни о чем не говорит. Медем встретилась со Львом вчера вечером, чтобы порвать с ним навсегда! Ну да, у нее разум от страсти помутился, но она быстро пришла в себя и приняла меры. Она с ним рассталась и теперь грустит. В общем‐то, это светлая печаль. Лишнее доказательство того, что у них был настоящий роман и они испытывали друг к другу нежные чувства.