Загадка номера 622
Часть 21 из 25 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Макер бросился к Кристине:
– Что это за письмо? Кто его принес?
– Кто‐то из курьерской службы. А что? Вы так побледнели, все нормально?
Не отвечая, Макер немедленно спустился к курьерам на второй этаж.
– Да, это я принес вам письмо, – сказал один из них.
– И кто вам его передал? – спросил, нервничая, Макер.
– Принесли с рецепции. Когда корреспонденцию оставляют внизу, они поднимают ее к нам, а мы уже доставляем адресату. А в чем дело? Что‐то не так?
Не удостоив его ответом, Макер отправился в службу приема.
– Доброе утро, месье Эвезнер! – пропели хором клерки.
– Кто из вас принял это письмо? – спросил Макер, потрясая конвертом с красной надписью.
– Я, – сказал один из них.
– И кто его оставил?
– Странный тип. В кепке и темных очках. Я еще подумал, что это по‐дурацки выглядит в середине декабря, но мы здесь, знаете ли, всякого навидались. И он не произнес ни слова. Просто положил письмо на стойку. Я попросил его представиться, но он покачал головой и ушел. Я отнес конверт курьерам, как положено. Я что‐то сделал не так?
Несколько минут спустя в кабинете начальника службы безопасности Макер просматривал видеозаписи с наружных камер наблюдения. И действительно, он увидел, как этот хмырь заходит в банк. В широком длинном пальто с поднятым воротником, надвинутой на лоб кепке и очках-авиаторах, скрывающих лицо.
Камеры в вестибюле засняли, как он быстрым шагом приближается к стойке службы приема, кладет на нее письмо и тут же поспешно выходит.
– Это профессионал, я вам ручаюсь, – сказал начальник службы безопасности, сидевший рядом с Макером.
– Профессионал чего? – спросил Макер.
– Понятия не имею, но взгляните, как ловко он избегает прямого попадания в поле камер. Ни одного четкого изображения.
В доказательство своих слов он сделал пару стоп-кадров, чтобы увеличить лицо посетителя:
– Видите, я прав. Этот парень – настоящий профи. Может, частный детектив? А что было в письме? Хотите позвонить в полицию?
– Ничего важного, – заверил его Макер, который совершенно не собирался изливать душу этому сплетнику.
Макер, весь на нервах, вернулся в свой кабинет. Все утро он просидел в унынии, глядя вдаль. Ему было не по себе. Он то и дело перечитывал анонимное послание. “Если хотите стать президентом банка, не опаздывайте”.
Ехать, не ехать? А что, если это ловушка? Вдруг кто‐то хочет его убить? Внутри у него все сжалось.
Его печальные думы прервала Кристина, в очередной раз зайдя к нему справиться о его состоянии.
– Вы точно в порядке, месье Эвезнер? Вы сам не свой из‐за этого письма. Не хотите рассказать, что там такое? Вам угрожают? Может, чайку?
Она волновалась, что против обыкновения Макер не ушел в полдень на нескончаемый обеденный перерыв.
– Мне не до того, – отмахнулся он.
Наконец в четверть первого к нему заглянул Левович:
– Ты как, старик? Кристина сказала, что на тебя смотреть страшно.
– Да нет, все отлично.
– Я обедаю с коллегами в “Липпе”. Давай с нами. Тебе не вредно развеяться.
– Нет, спасибо, сейчас не до того. Я думаю, мне надо побыть одному.
– Ты уверен?
– Вполне. Посижу тут с закрытыми глазами.
Левович не стал настаивать и ушел. Макер сел поудобнее в кресло и сразу же почувствовал, как у него отяжелели веки. Он положил ноги на стол и откинулся назад. Немного вздремнуть не помешает.
Он быстро заснул. Но его блаженство длилось недолго. Через несколько минут в его кабинет явился Тарногол.
•
– Вставай, черт побери! Ты что теперь, спишь на рабочем месте?
Макер вздрогнул, выпучив глаза. При виде Тарногола он мгновенно вскочил.
– Боже, Синиор, дорогой, это вы! – пробормотал он, вытерев слюну, выступившую в уголках губ.
– Я пришел посмотреть, как ты работаешь, а ты, оказывается, просто дрыхнешь!
– Нет, нет, я работал как сумасшедший с самого утра, – сказал Макер, разворошив лежащие перед ним письма.
– А воз и ныне там? – разозлился Тарногол. – То есть со вчерашнего дня ты ни хрена не сделал!
– Нет, нет, уверяю вас, я много чего успел. Но представляете, утром, когда я уже неплохо продвинулся, произошла небольшая заминка…
– Ты только и знаешь, что оправдываться! – вспылил Тарногол. – Все! С меня довольно!
Не дав Макеру и рта раскрыть, Тарногол ушел, не преминув изо всех сил хлопнуть дверью, что, похоже, начинало входить у него в привычку.
Макер застонал и рухнул обратно в кресло. Отчаянно нуждаясь в утешении, он позвонил жене.
Анастасию звонок мужа застал посреди площади Рив. По его голосу она сразу поняла, что что‐то случилось.
– Все в порядке, котенок? – спросила Анастасия (она знала, что “котенок” всегда действует на него магически).
– Да, я просто хотел сказать тебе ку-ку, – ответил Макер. – Что поделываешь?
– Иду в “Роберто” обедать с мамой и сестрой.
– Ах да, сегодня же среда. Я совсем забыл. Передавай им привет. Приятного аппетита.
– Спасибо, котенок. Звони, если что.
– Да, да, не волнуйся.
– Ты еще что‐то хотел сказать? – Анастасия понимала, что он позвонил ей не только ради “ку-ку”.
Наступило молчание. Макер думал, что после выходки Тарногола ему ничего не остается, как пойти на таинственную ночную встречу в парке Бертрана.
– Я… я не приду домой к ужину, – произнес он наконец. – Буду поздно.
– Поздно?
– Да, мне… мне надо кое с кем встретиться… – Макер чуть было не рассказал ей об анонимном письме, но вовремя спохватился. – С одним клиентом, он только вечером приезжает из Лондона и очень хочет со мной повидаться до завтрашних переговоров по инвестициям.
– Хорошо. Увидимся позже, котенок.
Перед тем как войти в “Роберто” – изысканный итальянский ресторан в центре Женевы, где каждую среду она обедала со своей матерью Ольгой и сестрой Ириной, – Анастасия быстро посмотрелась в карманное зеркальце. Они не должны догадаться, что она проревела все утро. Проснувшись, она ждала, что Лев как‐то проявится, но напрасно. Он явно залег на дно. У нее создавалось ощущение, что он играет с ней, может потому, что в понедельник она заявила, что бросает его, хотя сама ни секунды в это не верила. Она сделала глубокий вдох и вошла в ресторан.
Ольга и Ирина фон Лахт, приехав, как обычно, раньше времени, уже ждали ее, сидя на банкетке за центральным столиком, все в мехах и бриллиантах, и пили шампанское. Мать при виде Анастасии холодно воскликнула: “А вот и ты!” – намекая, что она опоздала, а сестра, сухо улыбнувшись, изучила ее с ног до головы, высматривая, что она себе купила с их прошлой встречи на той неделе.
– У тебя новое приобретение? – тут же поинтересовалась Ирина, заметив на запястье Анастасии неизвестный ей браслет.
– Так, ерунда, – отмахнулась Анастасия, садясь за стол.
– Ерунда из чистого золота! – сказала сестра с издевкой.
– Это подарок. – Анастасия в надежде сменить тему притворилась, что полностью поглощена меню.
– Подарок от кого? – требовательно спросила сестра. – От мужа?
– Не твое дело!
– Да успокойтесь вы наконец! – взмолилась мать, словно обращалась к маленьким девочкам. – Мы с вами – фон Лахт, не забывайте об этом! Потомки Габсбургов не скандалят на публике.
– Никакие мы не Габсбурги! – разозлилась Анастасия. – Мы вообще никто!
– тишина! – рявкнула по‐русски Ольга, бросив на дочь убийственный взгляд.
И вокруг старой Ольги воцарилась гробовое молчание. Она через силу улыбнулась, для приличия. Ее дочки заткнулись, изучая меню: с самого детства они усвоили, что, когда мама ругает их по‐русски, лучше помалкивать.
– Что это за письмо? Кто его принес?
– Кто‐то из курьерской службы. А что? Вы так побледнели, все нормально?
Не отвечая, Макер немедленно спустился к курьерам на второй этаж.
– Да, это я принес вам письмо, – сказал один из них.
– И кто вам его передал? – спросил, нервничая, Макер.
– Принесли с рецепции. Когда корреспонденцию оставляют внизу, они поднимают ее к нам, а мы уже доставляем адресату. А в чем дело? Что‐то не так?
Не удостоив его ответом, Макер отправился в службу приема.
– Доброе утро, месье Эвезнер! – пропели хором клерки.
– Кто из вас принял это письмо? – спросил Макер, потрясая конвертом с красной надписью.
– Я, – сказал один из них.
– И кто его оставил?
– Странный тип. В кепке и темных очках. Я еще подумал, что это по‐дурацки выглядит в середине декабря, но мы здесь, знаете ли, всякого навидались. И он не произнес ни слова. Просто положил письмо на стойку. Я попросил его представиться, но он покачал головой и ушел. Я отнес конверт курьерам, как положено. Я что‐то сделал не так?
Несколько минут спустя в кабинете начальника службы безопасности Макер просматривал видеозаписи с наружных камер наблюдения. И действительно, он увидел, как этот хмырь заходит в банк. В широком длинном пальто с поднятым воротником, надвинутой на лоб кепке и очках-авиаторах, скрывающих лицо.
Камеры в вестибюле засняли, как он быстрым шагом приближается к стойке службы приема, кладет на нее письмо и тут же поспешно выходит.
– Это профессионал, я вам ручаюсь, – сказал начальник службы безопасности, сидевший рядом с Макером.
– Профессионал чего? – спросил Макер.
– Понятия не имею, но взгляните, как ловко он избегает прямого попадания в поле камер. Ни одного четкого изображения.
В доказательство своих слов он сделал пару стоп-кадров, чтобы увеличить лицо посетителя:
– Видите, я прав. Этот парень – настоящий профи. Может, частный детектив? А что было в письме? Хотите позвонить в полицию?
– Ничего важного, – заверил его Макер, который совершенно не собирался изливать душу этому сплетнику.
Макер, весь на нервах, вернулся в свой кабинет. Все утро он просидел в унынии, глядя вдаль. Ему было не по себе. Он то и дело перечитывал анонимное послание. “Если хотите стать президентом банка, не опаздывайте”.
Ехать, не ехать? А что, если это ловушка? Вдруг кто‐то хочет его убить? Внутри у него все сжалось.
Его печальные думы прервала Кристина, в очередной раз зайдя к нему справиться о его состоянии.
– Вы точно в порядке, месье Эвезнер? Вы сам не свой из‐за этого письма. Не хотите рассказать, что там такое? Вам угрожают? Может, чайку?
Она волновалась, что против обыкновения Макер не ушел в полдень на нескончаемый обеденный перерыв.
– Мне не до того, – отмахнулся он.
Наконец в четверть первого к нему заглянул Левович:
– Ты как, старик? Кристина сказала, что на тебя смотреть страшно.
– Да нет, все отлично.
– Я обедаю с коллегами в “Липпе”. Давай с нами. Тебе не вредно развеяться.
– Нет, спасибо, сейчас не до того. Я думаю, мне надо побыть одному.
– Ты уверен?
– Вполне. Посижу тут с закрытыми глазами.
Левович не стал настаивать и ушел. Макер сел поудобнее в кресло и сразу же почувствовал, как у него отяжелели веки. Он положил ноги на стол и откинулся назад. Немного вздремнуть не помешает.
Он быстро заснул. Но его блаженство длилось недолго. Через несколько минут в его кабинет явился Тарногол.
•
– Вставай, черт побери! Ты что теперь, спишь на рабочем месте?
Макер вздрогнул, выпучив глаза. При виде Тарногола он мгновенно вскочил.
– Боже, Синиор, дорогой, это вы! – пробормотал он, вытерев слюну, выступившую в уголках губ.
– Я пришел посмотреть, как ты работаешь, а ты, оказывается, просто дрыхнешь!
– Нет, нет, я работал как сумасшедший с самого утра, – сказал Макер, разворошив лежащие перед ним письма.
– А воз и ныне там? – разозлился Тарногол. – То есть со вчерашнего дня ты ни хрена не сделал!
– Нет, нет, уверяю вас, я много чего успел. Но представляете, утром, когда я уже неплохо продвинулся, произошла небольшая заминка…
– Ты только и знаешь, что оправдываться! – вспылил Тарногол. – Все! С меня довольно!
Не дав Макеру и рта раскрыть, Тарногол ушел, не преминув изо всех сил хлопнуть дверью, что, похоже, начинало входить у него в привычку.
Макер застонал и рухнул обратно в кресло. Отчаянно нуждаясь в утешении, он позвонил жене.
Анастасию звонок мужа застал посреди площади Рив. По его голосу она сразу поняла, что что‐то случилось.
– Все в порядке, котенок? – спросила Анастасия (она знала, что “котенок” всегда действует на него магически).
– Да, я просто хотел сказать тебе ку-ку, – ответил Макер. – Что поделываешь?
– Иду в “Роберто” обедать с мамой и сестрой.
– Ах да, сегодня же среда. Я совсем забыл. Передавай им привет. Приятного аппетита.
– Спасибо, котенок. Звони, если что.
– Да, да, не волнуйся.
– Ты еще что‐то хотел сказать? – Анастасия понимала, что он позвонил ей не только ради “ку-ку”.
Наступило молчание. Макер думал, что после выходки Тарногола ему ничего не остается, как пойти на таинственную ночную встречу в парке Бертрана.
– Я… я не приду домой к ужину, – произнес он наконец. – Буду поздно.
– Поздно?
– Да, мне… мне надо кое с кем встретиться… – Макер чуть было не рассказал ей об анонимном письме, но вовремя спохватился. – С одним клиентом, он только вечером приезжает из Лондона и очень хочет со мной повидаться до завтрашних переговоров по инвестициям.
– Хорошо. Увидимся позже, котенок.
Перед тем как войти в “Роберто” – изысканный итальянский ресторан в центре Женевы, где каждую среду она обедала со своей матерью Ольгой и сестрой Ириной, – Анастасия быстро посмотрелась в карманное зеркальце. Они не должны догадаться, что она проревела все утро. Проснувшись, она ждала, что Лев как‐то проявится, но напрасно. Он явно залег на дно. У нее создавалось ощущение, что он играет с ней, может потому, что в понедельник она заявила, что бросает его, хотя сама ни секунды в это не верила. Она сделала глубокий вдох и вошла в ресторан.
Ольга и Ирина фон Лахт, приехав, как обычно, раньше времени, уже ждали ее, сидя на банкетке за центральным столиком, все в мехах и бриллиантах, и пили шампанское. Мать при виде Анастасии холодно воскликнула: “А вот и ты!” – намекая, что она опоздала, а сестра, сухо улыбнувшись, изучила ее с ног до головы, высматривая, что она себе купила с их прошлой встречи на той неделе.
– У тебя новое приобретение? – тут же поинтересовалась Ирина, заметив на запястье Анастасии неизвестный ей браслет.
– Так, ерунда, – отмахнулась Анастасия, садясь за стол.
– Ерунда из чистого золота! – сказала сестра с издевкой.
– Это подарок. – Анастасия в надежде сменить тему притворилась, что полностью поглощена меню.
– Подарок от кого? – требовательно спросила сестра. – От мужа?
– Не твое дело!
– Да успокойтесь вы наконец! – взмолилась мать, словно обращалась к маленьким девочкам. – Мы с вами – фон Лахт, не забывайте об этом! Потомки Габсбургов не скандалят на публике.
– Никакие мы не Габсбурги! – разозлилась Анастасия. – Мы вообще никто!
– тишина! – рявкнула по‐русски Ольга, бросив на дочь убийственный взгляд.
И вокруг старой Ольги воцарилась гробовое молчание. Она через силу улыбнулась, для приличия. Ее дочки заткнулись, изучая меню: с самого детства они усвоили, что, когда мама ругает их по‐русски, лучше помалкивать.