Забудь меня, если сможешь
Часть 5 из 37 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я продолжаю осматривать его губы, на уголках которых до сих пор покоится алая кровь, а когда он улыбается ядовитой улыбкой, его белоснежные зубы превращаются в отголоски кровавых следов.
Надзиратель осторожно убирает потную руку с моего рта, и через мгновение я оказываюсь пригвожденная к ледяному холодильнику, направляя взор в дуло пистолета. Я раздумываю, может все-таки стоит предупредить всех членов группы, что шутки с оружием на меня не действуют, как морально, так и физически.
— Говори, что с тобой не так, Финч? — грубо проговаривает рыжеволосый, и на его лбу тут же скапливаются хмурые морщинки.
Я хочу сказать, что меня зовут номер семь, номер семь.
Меня зовут солдат номер семь.
Но какая-то неведомая сила затыкает мой рот, заставляя помалкивать.
— Не хочешь отвечать? — ухмыляется он, приближаясь ко мне. — Может быть, ты хочешь, чтобы мы заставили тебя говорить?
Замахиваясь, он с силой ударяет меня по лицу. Несколько секунд моя щека продолжает нервно пульсировать, и я крепко сжимаю челюсть, опуская взгляд в пол. Руки, связанные сзади, начинают болеть от неудобной позы и саднящего ожога, а сознание пытается продумать четкий план побега.
— У тебя не появилось желания выдавить из себя хоть слово? — он смеется. Его гадкий смех эхом отдается в чертогах разума. — Как жаль уродовать такое милое личико.
Я резко зажмуриваюсь и спустя мгновение вновь получаю сильную оплеуху. Щеку резко пронизывает острая боль, дыхание становится прерывистым, я не в силах устоять на ногах.
И самое ужасное — я не чувствую абсолютно ничего. У меня не зарождается желания отомстить, я не ощущаю гнева, ярости и адской злости по поводу того, что меня только что с силой связали, наставили пистолет и несколько раз дали пощечину.
Я не чувствую абсолютно ничего, кроме боли.
Наверное, это и есть главный принцип оздоровления. Наверное, именно этого долгие столетия добивались священнослужители — лишить человека жажды мести и передать все в руки Бога.
Открывая глаза, я улавливаю все тот же ствол пистолета и разгневанный взгляд рыжеволосого парня, который продолжает глядеть на меня, ожидая хоть какой-нибудь реакции.
— Может быть, скажешь уже что-нибудь? — хмурится он, рассматривая мое лицо, и я ощущаю, как обе мои щеки буквально начинают гореть синим пламенем. — Пока я не сломал твой прекрасный носик…
Его правая рука вновь взлетает, замахиваясь в мою сторону, и я опускаю взгляд в надежде, что все это когда-нибудь закончится.
Но ничего не происходит.
Мне кажется, будто я потеряла зрение, слух, обоняние, чувствительность, потому как больше ничего не ощущаю. Мое сознание находится в полной невесомости от всего происходящего.
— Еще раз направишь пистолет в ее сторону, я тебе его знаешь куда засуну… — неожиданно раздается суровый голос Рона.
Поднимая голову, я обнаруживаю, как он обезвреживает руку рыжеволосого парня, который секунду назад замахивался в мою сторону, намереваясь вновь дать пощечину или того хуже.
— Да ты посмотри на нее! — возмущается рыжий, освобождаясь из хватки Рона. — Она без пяти минут муза и скоро всех нас сожрет!
— Тебя сожрет первым, если уж на то пойдет, — сердито бросает Рон, грубыми движениями развязывая мои руки.
— Ты хоть понимаешь, что ты творишь? — кричит рыжеволосый. — Ты даже не знаешь, что они с ней сделали!
Я наблюдаю, как Роберт убирает пистолет в кобуру, сверкая черными глазами в мою сторону. Я сразу обращаю внимание на его бритую голову, охранникам в корпорации «Нью сентори» частенько сбривают волосы.
Рон тянет меня за собой, уводя прочь из этой до предела накаленной атмосферы. Я не сопротивляюсь. Несколько минут мы бродим по бесконечным темным коридорам здания. Он продолжает крепко удерживать мой локоть, стараясь избегать встречи с моими глазами. Спустя какое-то время мы выходим на улицу, и я жадно поглощаю свежий утренний воздух. Он ведет меня к двухэтажному ярко-красному автобусу, продолжая удерживать мою руку, пока дверь автобуса не захлопывается. Парень усаживается на водительское сиденье, а меня сажает в соседнее.
Некоторое время он не выговаривает ни слова, молча устремляя взгляд в лобовое стекло.
— Что ты им наговорила? — хмуро спрашивает он, продолжая смотреть вдаль. Этот вопрос несколько минут застывает в его глазах, прежде чем он проговаривает его вслух.
— Ничего.
Он удивленно приподнимает брови, одной рукой упираясь об огромный руль, другой облокачиваясь об открытое автобусное окно.
— Тебе лучше держаться от них подальше, — через какой-то промежуток времени заключает Рон. — Они должны привыкнуть к твоему… к тебе, — на последнем слове он запинается. — Они хорошие ребята, но, когда дело касается муз… то есть, тех зомбаков, которые пытаются сожрать нас — они звереют, — парень делает паузу, продолжая глядеть в лобовое стекло. — Они остынут, это я тебе гарантирую. Может быть, даже извинятся перед тобой. Я надеюсь, ты их… простишь, ты ведь тоже их отдубасила как-никак.
— Мне все равно, — произношу я, оглядывая улицу перед собой.
— То есть, на тебя напали два здоровых парня, связали тебе руки, угрожали пистолетом, били по лицу, а тебе… плевать? — удивляется он.
— Да, мне совершенно все равно, — отчеканиваю я. — Все это лишь небольшие последствия моей миссии.
— Миссии… — повторяет он, будто пробуя новое слово на вкус.
— Где мой комбинезон? — спрашиваю я без единой интонации в голосе. — Для выполнения задания мне нужен мой комбинезон.
— Что они сделали с Евой? — задает встречный вопрос Рон.
Он желает сменить тему, посредством игнорирования моих вопросов. Типичная тактика зараженного — отвечать вопросом на вопрос.
— Мне нужен комбинезон, — повторяю я, не желая отступать назад.
— Согласен, глупый вопрос. Когда мы узнали, что рейдеры забрали Еву — сразу же мысленно похоронили ее, — спокойно проговаривает повстанец, запуская руку в волосы. Этот жест с легкостью выдает волнение инфицированного. — Я искал ее в каждой попавшейся музе, прежде чем застрелить их, но никак не мог предположить, что они вернут ее… то есть, тебя в наш сектор.
— Где мой комбинезон? — вновь задаю вопрос я.
— То есть, следуя их логике, увидев тебя живую, мы убедимся, что корпорация зла не лжет, и с чистой совестью отправимся на оздоровление? С их стороны глупо считать, что мы так просто сдадимся, не считаешь?
— Я хочу знать, где находится мой комбинезон, — упорно повторяю я, направляя взгляд в его сторону.
Уголок его губ слегка приподнимается вверх, затем его лицо вновь приобретает непоколебимую стальную решимость. Моя реакция явно забавляет его.
— Тебя действительно не раздражает то, что я игнорирую тебя? — спрашивает он, прозрачно-серые глаза с неподдельным интересом направлены в мою сторону. Впервые за последние несколько часов.
Он явно ставит эксперименты надо мной.
Нет, совсем не так. Он ставит эксперименты над обновленной Евой Финч, которая, безусловно, пугает и настораживает его и, скорее всего, хочет изучить меня.
Но этому не бывать, потому как я не позволю никому из группировки приблизиться ко мне.
— Нет, я просто хочу знать…
— Я уничтожил его, — невозмутимо сообщает он, вновь устремляя взгляд вдаль.
— Хорошо, — отчеканиваю я, открывая дверь автобуса. — Я немедленно пойду в научный центр корпорации, уверена, они выдадут мне еще один.
— Стой! — восклицает он. — Сядь на место.
Я замираю, наблюдая, как Рон несколько раз проводит рукой по волосам, его взгляд оживленно блуждает по улице — первые признаки нервозного состояния. Первые признаки инфицированного человека.
— Так будет безопаснее, понимаешь? — признается он тихим голосом. — Белый цвет слишком выделяется, это открытая мишень для рейдеров. На тебе одежда Евы… это единственное, что она успела забрать из дома.
Не знаю, чем спровоцирован мой поступок, но я усаживаюсь обратно вместо того, чтобы пойти в корпорацию и потребовать новый комбинезон. Ведь он защищает от любых непредвиденных погодных условий и действительно поможет мне выполнить…
— Ты ведь запрограммирована говорить только правду, верно? — неожиданно раздается его голос, прерывая мои мысли.
— Нет никакой обходимости лгать, — сообщаю я. — Мне попросту это не нужно.
— Ну, конечно, — с усмешкой произносит он, поджимая губы. — Тогда ответь мне на вопрос, мне действительно нужно знать это.
— Ева Финч прошла процедуру санации на добровольных началах три недели назад, — сообщаю я, поправляя выбившуюся прядь волос.
— Бред, — ухмыляется Рон. — Ева никогда бы не пошла на это добровольно. Она просто попала в рейдерскую облаву, но в любом случае боролась до конца… — он делает паузу, устало проводя рукой по лицу. — Я хочу знать, почему ее не превратили в ходячий труп, но при этом лишили памяти и чувств.
— При процедуре санации стирается память о прошлой жизни человека, чтобы он превратился в идеального воина без чувств и излишних эмоций, мешающих выполнять свои миссии, — поясняю я.
— Но какого хрена тогда все эти музы, бродящие по улицам не… — он вновь делает паузу, громко выдыхая. — Корпорация вновь что-то замышляет?
— Мы всего лишь солдаты оздоровления, мы не имеем право обсуждать или анализировать свои приказы, — констатирую я.
— Они действительно думают, что мы просто так сдадимся? Неужели к каждой группе сопротивления они присоединяют человека, который ранее входил в их число? — он вопросительно вскидывает бровь. — Сколько вас таких, сходящих с ума и разбивающихся в лепешку, выполняя приказы?
— Об этом мне неизвестно, — говорю я. — В мою задачу входит лишь одно — уговорить вас пройти процедуру оздоровления, не более.
— И все? — ухмыляется Рон. — Ни применения силы, ни угроз?
— Люди сами должны осознать, как им необходимо оздоровление.
— Бред какой-то, — с ухмылкой произносит он, отворачиваясь в сторону. — Ты вспоминаешь хоть что-нибудь из прошлой жизни? Какие-нибудь отрывки, определенные моменты?
— Возможно, — я проваливаюсь в воспоминания, — может быть, я даже и не осознаю это, но вот уже две недели мне снятся странные сны, в которых существует другая версия меня — с чувствами, эмоциями. Я, которая умеет бояться.
— … И что это за сны? — спрашивает Рон, с интересом подаваясь вперед.
— Это всегда один и тот же сон с разным началом, но одинаковым концом, — вспоминаю я. — Я убегаю от нечто ужасного, от одной мысли об этом все мое тело сковывает, а руки бросает в дрожь. Это всегда одно и то же место — старый безлюдный перекресток с лужами. Впереди бежит какая-то девочка, все время повторяющая одно и то же слово, затем кто-то касается моего плеча, и на этом моменте я всегда просыпаюсь.
— …Кэти? — недоуменно спрашивает Рон. — Та девочка Кэти?
— Я не знаю…
— Так значит не все потеряно? — на его лице мелькает легкая улыбка, а в глазах загорается слабый огонек надежды. — Кэти мне рассказала точно такую же историю о том, как рейдеры силой захватили Еву три недели назад. Если ты помнишь хоть что-то, увиденное глазами Евы, то значит ли это, что мы сможем вернуть вас к прежней жизни? Всех вас, которых превратили в бессмертные машины?!
Нет, нет и еще раз нет.
Мне прекрасно известно, что Ева Финч добровольно прошла процедуру санации три недели назад. То, о чем он сейчас говорит, никак не может быть правдой.
Надзиратель осторожно убирает потную руку с моего рта, и через мгновение я оказываюсь пригвожденная к ледяному холодильнику, направляя взор в дуло пистолета. Я раздумываю, может все-таки стоит предупредить всех членов группы, что шутки с оружием на меня не действуют, как морально, так и физически.
— Говори, что с тобой не так, Финч? — грубо проговаривает рыжеволосый, и на его лбу тут же скапливаются хмурые морщинки.
Я хочу сказать, что меня зовут номер семь, номер семь.
Меня зовут солдат номер семь.
Но какая-то неведомая сила затыкает мой рот, заставляя помалкивать.
— Не хочешь отвечать? — ухмыляется он, приближаясь ко мне. — Может быть, ты хочешь, чтобы мы заставили тебя говорить?
Замахиваясь, он с силой ударяет меня по лицу. Несколько секунд моя щека продолжает нервно пульсировать, и я крепко сжимаю челюсть, опуская взгляд в пол. Руки, связанные сзади, начинают болеть от неудобной позы и саднящего ожога, а сознание пытается продумать четкий план побега.
— У тебя не появилось желания выдавить из себя хоть слово? — он смеется. Его гадкий смех эхом отдается в чертогах разума. — Как жаль уродовать такое милое личико.
Я резко зажмуриваюсь и спустя мгновение вновь получаю сильную оплеуху. Щеку резко пронизывает острая боль, дыхание становится прерывистым, я не в силах устоять на ногах.
И самое ужасное — я не чувствую абсолютно ничего. У меня не зарождается желания отомстить, я не ощущаю гнева, ярости и адской злости по поводу того, что меня только что с силой связали, наставили пистолет и несколько раз дали пощечину.
Я не чувствую абсолютно ничего, кроме боли.
Наверное, это и есть главный принцип оздоровления. Наверное, именно этого долгие столетия добивались священнослужители — лишить человека жажды мести и передать все в руки Бога.
Открывая глаза, я улавливаю все тот же ствол пистолета и разгневанный взгляд рыжеволосого парня, который продолжает глядеть на меня, ожидая хоть какой-нибудь реакции.
— Может быть, скажешь уже что-нибудь? — хмурится он, рассматривая мое лицо, и я ощущаю, как обе мои щеки буквально начинают гореть синим пламенем. — Пока я не сломал твой прекрасный носик…
Его правая рука вновь взлетает, замахиваясь в мою сторону, и я опускаю взгляд в надежде, что все это когда-нибудь закончится.
Но ничего не происходит.
Мне кажется, будто я потеряла зрение, слух, обоняние, чувствительность, потому как больше ничего не ощущаю. Мое сознание находится в полной невесомости от всего происходящего.
— Еще раз направишь пистолет в ее сторону, я тебе его знаешь куда засуну… — неожиданно раздается суровый голос Рона.
Поднимая голову, я обнаруживаю, как он обезвреживает руку рыжеволосого парня, который секунду назад замахивался в мою сторону, намереваясь вновь дать пощечину или того хуже.
— Да ты посмотри на нее! — возмущается рыжий, освобождаясь из хватки Рона. — Она без пяти минут муза и скоро всех нас сожрет!
— Тебя сожрет первым, если уж на то пойдет, — сердито бросает Рон, грубыми движениями развязывая мои руки.
— Ты хоть понимаешь, что ты творишь? — кричит рыжеволосый. — Ты даже не знаешь, что они с ней сделали!
Я наблюдаю, как Роберт убирает пистолет в кобуру, сверкая черными глазами в мою сторону. Я сразу обращаю внимание на его бритую голову, охранникам в корпорации «Нью сентори» частенько сбривают волосы.
Рон тянет меня за собой, уводя прочь из этой до предела накаленной атмосферы. Я не сопротивляюсь. Несколько минут мы бродим по бесконечным темным коридорам здания. Он продолжает крепко удерживать мой локоть, стараясь избегать встречи с моими глазами. Спустя какое-то время мы выходим на улицу, и я жадно поглощаю свежий утренний воздух. Он ведет меня к двухэтажному ярко-красному автобусу, продолжая удерживать мою руку, пока дверь автобуса не захлопывается. Парень усаживается на водительское сиденье, а меня сажает в соседнее.
Некоторое время он не выговаривает ни слова, молча устремляя взгляд в лобовое стекло.
— Что ты им наговорила? — хмуро спрашивает он, продолжая смотреть вдаль. Этот вопрос несколько минут застывает в его глазах, прежде чем он проговаривает его вслух.
— Ничего.
Он удивленно приподнимает брови, одной рукой упираясь об огромный руль, другой облокачиваясь об открытое автобусное окно.
— Тебе лучше держаться от них подальше, — через какой-то промежуток времени заключает Рон. — Они должны привыкнуть к твоему… к тебе, — на последнем слове он запинается. — Они хорошие ребята, но, когда дело касается муз… то есть, тех зомбаков, которые пытаются сожрать нас — они звереют, — парень делает паузу, продолжая глядеть в лобовое стекло. — Они остынут, это я тебе гарантирую. Может быть, даже извинятся перед тобой. Я надеюсь, ты их… простишь, ты ведь тоже их отдубасила как-никак.
— Мне все равно, — произношу я, оглядывая улицу перед собой.
— То есть, на тебя напали два здоровых парня, связали тебе руки, угрожали пистолетом, били по лицу, а тебе… плевать? — удивляется он.
— Да, мне совершенно все равно, — отчеканиваю я. — Все это лишь небольшие последствия моей миссии.
— Миссии… — повторяет он, будто пробуя новое слово на вкус.
— Где мой комбинезон? — спрашиваю я без единой интонации в голосе. — Для выполнения задания мне нужен мой комбинезон.
— Что они сделали с Евой? — задает встречный вопрос Рон.
Он желает сменить тему, посредством игнорирования моих вопросов. Типичная тактика зараженного — отвечать вопросом на вопрос.
— Мне нужен комбинезон, — повторяю я, не желая отступать назад.
— Согласен, глупый вопрос. Когда мы узнали, что рейдеры забрали Еву — сразу же мысленно похоронили ее, — спокойно проговаривает повстанец, запуская руку в волосы. Этот жест с легкостью выдает волнение инфицированного. — Я искал ее в каждой попавшейся музе, прежде чем застрелить их, но никак не мог предположить, что они вернут ее… то есть, тебя в наш сектор.
— Где мой комбинезон? — вновь задаю вопрос я.
— То есть, следуя их логике, увидев тебя живую, мы убедимся, что корпорация зла не лжет, и с чистой совестью отправимся на оздоровление? С их стороны глупо считать, что мы так просто сдадимся, не считаешь?
— Я хочу знать, где находится мой комбинезон, — упорно повторяю я, направляя взгляд в его сторону.
Уголок его губ слегка приподнимается вверх, затем его лицо вновь приобретает непоколебимую стальную решимость. Моя реакция явно забавляет его.
— Тебя действительно не раздражает то, что я игнорирую тебя? — спрашивает он, прозрачно-серые глаза с неподдельным интересом направлены в мою сторону. Впервые за последние несколько часов.
Он явно ставит эксперименты надо мной.
Нет, совсем не так. Он ставит эксперименты над обновленной Евой Финч, которая, безусловно, пугает и настораживает его и, скорее всего, хочет изучить меня.
Но этому не бывать, потому как я не позволю никому из группировки приблизиться ко мне.
— Нет, я просто хочу знать…
— Я уничтожил его, — невозмутимо сообщает он, вновь устремляя взгляд вдаль.
— Хорошо, — отчеканиваю я, открывая дверь автобуса. — Я немедленно пойду в научный центр корпорации, уверена, они выдадут мне еще один.
— Стой! — восклицает он. — Сядь на место.
Я замираю, наблюдая, как Рон несколько раз проводит рукой по волосам, его взгляд оживленно блуждает по улице — первые признаки нервозного состояния. Первые признаки инфицированного человека.
— Так будет безопаснее, понимаешь? — признается он тихим голосом. — Белый цвет слишком выделяется, это открытая мишень для рейдеров. На тебе одежда Евы… это единственное, что она успела забрать из дома.
Не знаю, чем спровоцирован мой поступок, но я усаживаюсь обратно вместо того, чтобы пойти в корпорацию и потребовать новый комбинезон. Ведь он защищает от любых непредвиденных погодных условий и действительно поможет мне выполнить…
— Ты ведь запрограммирована говорить только правду, верно? — неожиданно раздается его голос, прерывая мои мысли.
— Нет никакой обходимости лгать, — сообщаю я. — Мне попросту это не нужно.
— Ну, конечно, — с усмешкой произносит он, поджимая губы. — Тогда ответь мне на вопрос, мне действительно нужно знать это.
— Ева Финч прошла процедуру санации на добровольных началах три недели назад, — сообщаю я, поправляя выбившуюся прядь волос.
— Бред, — ухмыляется Рон. — Ева никогда бы не пошла на это добровольно. Она просто попала в рейдерскую облаву, но в любом случае боролась до конца… — он делает паузу, устало проводя рукой по лицу. — Я хочу знать, почему ее не превратили в ходячий труп, но при этом лишили памяти и чувств.
— При процедуре санации стирается память о прошлой жизни человека, чтобы он превратился в идеального воина без чувств и излишних эмоций, мешающих выполнять свои миссии, — поясняю я.
— Но какого хрена тогда все эти музы, бродящие по улицам не… — он вновь делает паузу, громко выдыхая. — Корпорация вновь что-то замышляет?
— Мы всего лишь солдаты оздоровления, мы не имеем право обсуждать или анализировать свои приказы, — констатирую я.
— Они действительно думают, что мы просто так сдадимся? Неужели к каждой группе сопротивления они присоединяют человека, который ранее входил в их число? — он вопросительно вскидывает бровь. — Сколько вас таких, сходящих с ума и разбивающихся в лепешку, выполняя приказы?
— Об этом мне неизвестно, — говорю я. — В мою задачу входит лишь одно — уговорить вас пройти процедуру оздоровления, не более.
— И все? — ухмыляется Рон. — Ни применения силы, ни угроз?
— Люди сами должны осознать, как им необходимо оздоровление.
— Бред какой-то, — с ухмылкой произносит он, отворачиваясь в сторону. — Ты вспоминаешь хоть что-нибудь из прошлой жизни? Какие-нибудь отрывки, определенные моменты?
— Возможно, — я проваливаюсь в воспоминания, — может быть, я даже и не осознаю это, но вот уже две недели мне снятся странные сны, в которых существует другая версия меня — с чувствами, эмоциями. Я, которая умеет бояться.
— … И что это за сны? — спрашивает Рон, с интересом подаваясь вперед.
— Это всегда один и тот же сон с разным началом, но одинаковым концом, — вспоминаю я. — Я убегаю от нечто ужасного, от одной мысли об этом все мое тело сковывает, а руки бросает в дрожь. Это всегда одно и то же место — старый безлюдный перекресток с лужами. Впереди бежит какая-то девочка, все время повторяющая одно и то же слово, затем кто-то касается моего плеча, и на этом моменте я всегда просыпаюсь.
— …Кэти? — недоуменно спрашивает Рон. — Та девочка Кэти?
— Я не знаю…
— Так значит не все потеряно? — на его лице мелькает легкая улыбка, а в глазах загорается слабый огонек надежды. — Кэти мне рассказала точно такую же историю о том, как рейдеры силой захватили Еву три недели назад. Если ты помнишь хоть что-то, увиденное глазами Евы, то значит ли это, что мы сможем вернуть вас к прежней жизни? Всех вас, которых превратили в бессмертные машины?!
Нет, нет и еще раз нет.
Мне прекрасно известно, что Ева Финч добровольно прошла процедуру санации три недели назад. То, о чем он сейчас говорит, никак не может быть правдой.