Забудь меня, если сможешь

— Помогите мне сбежать отсюда.





Глава 27




Если вам интересно, вот список песен, с которыми у меня ассоциируется данное произведение. Возможно, прослушав их, вы немного лучше поймете мою работу))

1) Клава Кока — Заново.

2) Masked Wolf — Astronaut In The Ocean

3) Дана Соколова — Индиго (feat& Скруджи)

4) Дана Соколова — Стрела





Я ожидаю от него все, что угодно. Абсолютно любой реакции. Надменной усмешки, удивленного взгляда, неловкого покашливания табачным дымом…

Но он лишь направляет в мою сторону все такой же равнодушный взгляд глаз цвета кофе с молоком. Затем вдыхает дым дорогущей сигары и не спеша выдыхает его вверх. Острые черты лица постепенно приобретают свою привычную форму, плотный серый дым рассеивается и… его взгляд не меняется. Будто бы я только что спросила его который час, или посетовала на дождливую погоду.

— Ты первая из падших женщин, кто просит меня об этом, — без единой интонации в голосе произносит он. — Остальных все вполне устраивает.

И я вдруг осознаю, что я даже не знаю его имени.

— Потому что я не такая, как они, — тут же отвечаю я, осознавая, что мои слова выглядят, как дешевое оправдание. — Я не… я не падшая женщина… меня просто похитили и…

— Интересно, — вновь без единой капли любопытства приговаривает мужчина.

— Так вы мне поможете? — с надеждой в голосе спрашиваю я, чуть подаваясь вперед.

— Интересно, — повторяет он вдумчивым голосом. Его веки на мгновение сощуриваются, а взгляд опускается на паркет. — Как они отреагируют на твою пропажу…

— Прошу, помогите мне, — молю я, ощущая, как слезы крадутся за мной по пятам. — Я должна сбежать отсюда…

— Сначала ответь на парочку вопросов, — предупреждает он, выдыхая табачный дым. — Я тебе настолько противен, что ты хочешь сбежать?

Его вопрос встает поперек горла, и я пытаюсь нервно сглатывать.

— Нет, — выдыхаю я. — Вы значительно старше меня… да и к тому же… я не из тех девушек, которые…

— Дай угадаю, считаешь гнусностью сам факт существования борделей в подобное время? — ухмыляется он, и спустя целую вечность я неуверенно киваю, соглашаясь с вопросом. — Считаешь, что все мужчины, приходящие сюда, думают лишь о себе? — он делает паузу, терпеливо дожидаясь моего ответа. Я вновь киваю. — Но, дорогая моя, война войной, а обед по расписанию. С наступлением конца света никто из нас не прекратил дышать, есть пищу и спать, верно? Здесь тоже самое. Здесь все тоже самое, моя дорогая. Люди приходят сюда утолять свой зверский сексуальный аппетит, а в обмен приносят оружие, еду, боеприпасы и все, что пригодится твоим сутенерам для выживания. Неплохой постапокалиптический бизнес, не считаешь? — он небрежно преподносит сигарету к губам и вдыхает очередную порцию табака. — Черт возьми, если бы я знал, что деньги так скоро обесценятся, то вкладывал бы их в консервные банки.

Некоторое время мы молчим. Я закрыв рот, а он вдыхая плотный дым от сигары, продолжает разглядывать меня оценивающим взглядом с ног до головы. В какой-то момент мужчина в пальто прочищает горло, как бы намекая о своем присутствии, и я вскидываю ресницы вверх.

— Это была шутка вообще-то, — произносит он все таким же низким бархатистым голосом. — Мне было бы приятно услышать твой смех. Ты разучилась смеяться?

Я крепко сжимаю челюсть. Ругательства, внезапно всплывающие в моих мыслях, вертятся на кончике языка, но так и не обретают словесную оболочку.

— Хорошо, я вижу, ты не расположена к разговору, — заключает он, нетерпеливо перекидывая ногу на ногу. Пару секунд он без надобности поправляет идеально выглаженные черные брюки, затем без особого интереса смотрит на раскрытую ладонь, разглядывая ногти. — Так и быть, я помогу тебе.

По закону жанра после подобных слов следует череда «но» и дальнейших невыполнимых условий, на которые я буду вынуждена согласиться.

Я громко выдыхаю, выпрямляя спину.

Но он продолжает глядеть на меня из-под ресниц, в буквальном смысле заставляя ершиться от цепкого взгляда серых пронзительных глаз. Одного его едва уловимого кивка в сторону окна мне хватает, чтобы развернуться и забраться на подоконник босыми ногами. Все еще не осознавая, что происходит, я хватаюсь за ручку окна и неуверенно распахиваю его, опрокидывая на себя поток ледяного воздуха.

Мельком бросая взгляд вниз, я мысленно оцениваю высоту, которую мне придется преодолеть. Очередной поток ветра сносит мой белоснежный колпак с красным крестом, и пару секунд я наблюдаю, как он свободно парит в воздухе, приземляясь на плоскую крышу первого этажа.

Но что-то внутри, клокочущее в конвульсиях, заставляет меня обернуться на того странного мужчину, возомнившего себя моим спасителем. Но ведь если я останусь жива, то он на всю жизнь таковым и останется.

— Спасибо, — благодарность слетает с моих губ и растворяется в затхлом воздухе, маскируясь в табачном дыме.

Я не жду ответа. Потому что знаю, что его не последует.

Скорее всего он думает, что я полная дура. Поперлась на улицу без обуви, оружия и каких-либо припасов навстречу верной смерти. Но из всего этого списка я бы добавила лишь обувь. Желательно, белоснежные кроссовки от корпорации с термоконтролем, уж больно они удобные и практичные, служили мне верой и правдой. А без всего остального, пожалуй, я обойдусь.


Поворачиваюсь в сторону выхода из заточения, и шагаю в пустоту, полностью повторяя полет игрушечного медицинского колпака. Мое тело парит в воздухе около трех секунд, но жесткой посадки на голые ступни хватает, чтобы я взвыла от боли. Теряя равновесие, я падаю на плоскую крышу первого этажа, пытаясь сдержать вырывающийся крик.

Беру себя в руки и заставляю подняться на ноги. Боль в левой щиколотке свидетельствует о неправильной тактике приземления. Именно поэтому, добираясь с крыши первого этажа до устойчивой земли, я уже не допускаю прежних ошибок и падаю на бок, минимизируя таким образом последующие травмы.

Когда босые ноги ощущают прохладный влажный асфальт, я выдыхаю. Но ненадолго. С неба начинают сыпаться первые дождевые капли, своим появлением подсказывающие о поиске временного укрытия. Я ускоряю шаг настолько, насколько мне позволяет ушибленная лодыжка.

Вокруг расположены незнакомые лондонские здания, построенные в прошлом веке. Первые десять минут я даже приблизительно не различаю района, в котором нахожусь, но, улавливая темную крышу знакомой средней школы, облегченно выдыхаю.

Выбегать на улицу без обуви было плохой затеей. Но оставаться в заточении с извращенными ублюдками наедине — еще хуже. Поэтому я собираю всю волю в кулак и мужественно дохожу до главного крыльца школы, обходя осколки разбитого стекла и лежащие на пути трупы (кому они принадлежат музам или убитым людям, я не углубляюсь). Мертвецы вокруг бесцельно шатаются в разные стороны в поисках очередной жертвы, совершенно не обращая на меня никакого внимания.

Я свободно прохожу в темный школьный коридор, освещенный лишь улицей. Окоченелые стопы соприкасаются с ледяной поверхностью школьного кафеля. Я с трудом сдерживаю крик от тупой боли в лодыжке, увеличивающейся с каждым шагом, и порезанной об очередной осколок ступни.

Не в силах идти дальше, я обессиленно падаю посреди коридора с великим множеством металлических шкафчиков с личными вещами учеников. Сворачиваясь калачиком на холодном кафеле, я дрожу от страха, боли, дальнейшей неизвестности…и от внезапного осознания того, что оставила блокнот на краю туалетного столика в комнате заточения.

В голове одна лишь мысль. Я должна пережить эту ночь, и на утро боль утихнет, испарится, порезы исчезнут, тупая боль пройдет, и я найду в себе новые силы, чтобы двигаться дальше.



***

Кто-то из муз неприятно спотыкается об выставленную ногу, мгновенно вырывая меня из сна. Я нехотя раскрываю веки, наблюдая, как бывший мужчина в коротких шортах и черной майке со свистком на груди, падает возле моих ног. Его раздражающее шипение действует мне на нервы, и я грубо отталкиваю его ногой.

Интересно, будут ли искать меня. А может быть они уже ищут меня со вчерашнего вечера. Но, с другой стороны, какой им прок рисковать собственной жизнью, ловля какую-то сбежавшую девчонку?

С такими мыслями я прихожу в себя, спиной облокачиваясь об холодный металлический шкафчик жизнерадостного желтоватого оттенка. Благодаря дневному свету, проникающему сквозь разбитые входные двери, я более-менее ориентируюсь в пространстве. Шевелю лодыжкой, боль уже не такая острая, но все же имеет место быть. Поднимаюсь на ноги, рана на ступне затянулась, не предоставляя никакого дискомфорта, поэтому я смело шагаю в глубь школы.

Синтетический наркотик все еще имеет место быть в крови, отчего я продолжаю испытывать легкое головокружение. Наощупь прохожу мимо темных разбитых школьных классов, перешагиваю через разбросанные школьные стулья, парты, учебники, тетради, исписанные сердечками и тайными любовными посланиями.

Мимо меня бродят неприкаянные музы в виде бывших учеников в школьной и спортивной формах, а также бывшие черлидерши с разноцветными кровавыми помпонами вместо рук. Некоторые из них так и не успели ощутить вкус человеческой крови, а кто-то, напротив, полностью измазан остатками человека. Руки, одежда, лицо и тело имеют размазанный, а местами и разбрызганный кровавый окрас.

Я прохожу в просторы спортзала, освещенного высокими окнами, с ностальгией оглядывая знакомые стены. Хоть я и не училась конкретно в этой школе, но благодаря тому, что школы Лондона имеют схожую планировку — я проваливаюсь в приятные воспоминания. Как мы с Лесли — моей подругой детства и просто самой лучшей девчонкой в мире — прогуливали уроки, обсуждали новеньких симпатичных мальчиков, западали на молодых учителей информатики. Переживали, что нас никто не пригласит на выпускной. Тряслись над платьем и фотографиями в выпускном альбоме. Переживали о первом поцелуе, первом сексе и внезапно вскочившем прыще перед важным свиданием.

Где все это сейчас? Где наша дружба? Где Лесли? Где наши глупые и непутевые страхи о первых свиданиях и плохих оценках на экзаменах?

Только лишь в моих воспоминаниях?!

Я обессиленно падаю на ближайшую деревянную скамейку, покрытую толстым слоем лака, и даю себе волю как следует расплакаться. Лицо искажается в гримасе боли, грудная клетка судорожно сотрясается от рыданий, слезы скатываются по щекам и приземляются на деревянный лакированный пол спортзала. Нервные всхлипы, плавно перерастающие в крик, эхом разлетаются по всему залу, и ближайшие бродячие мертвецы очухиваются из спящего режима, направляясь в мою сторону.

Я продолжаю всхлипывать, выбрасывая все накопившиеся эмоции наружу. Мои истеричные крики пробуждают оставшихся муз. Я замечаю, как они начинают подходить ко мне ближе и ближе, но в их пустых мертвых глазах нет того звериного оскала и намерения наброситься и вкусить мою плоть. Они лишь окружают меня, сталкиваясь друг с другом и недоуменно принюхиваясь. Я поднимаюсь на ноги и расталкиваю их, пробираясь на другой конец зала, но из-за продолжительных рыданий они следуют за мной по пятам, реагируя на каждый громкий звук.

Я вытираю слезы с глаз тыльной стороной ладони, чтобы прозрачная пелена больше не застилала взор, и направляю взгляд в сторону толпы мертвецов. Когда-то, еще каких-то несколько месяцев назад я до смерти боялась большого количества муз, которые начинали окружать меня со всех сторон. Но сейчас… сейчас я спокойно смотрю в изуродованные лица с практически прозрачной пожелтевшей кожей, измазанной людской кровью. Спокойно наблюдаю, как пульсируют их темные, практически черные вены на голове, шее, руках. Смотрю, как кто-то из них потерял пальцы, руки или хромает на одну ногу, выворачивая ее практически наизнанку. Наблюдаю, как кто-то укутан в несколько одежек, а кто-то, напротив, предстает передо мной полностью оголенный, демонстрируя торчащие ребра и вывернутые наружу внутренние органы.

Смотрю на них и понимаю, что сейчас зомби — мое единственное оружие.

Они моя верная армия, к которой не подступит ни один человек в здравом уме и трезвой памяти. И именно они помогут мне отомстить Диане и всем ее дружкам из корпорации за то, что они сделали со мной. Они ответят за все, что мне пришлось пережить за три месяца беспамятства.

Они ответят за все. Они ответят за все. Они ответят за все…

Я молниеносно разворачиваюсь назад и направляюсь в коридор к лежачему мужчине в форме учителя физкультуры. Пока он продолжает яростно шипеть, недоумевая над тем, что происходит, я насильно стягиваю с его шеи металлический свисток и надеваю его на себя.

— Спасибо, мистер учитель, я вас больше не потревожу, — равнодушно бросаю ему я, уходя от него прочь.

Ноги уже ведут меня в сторону раздевалок, пока в голове зреет идеальный план мести. Я мысленно проигрываю его уже тысячу раз и каждый раз испытываю истинное удовольствие. Я стану их оружием, которое в скором времени обернется против них самих же.

В женской раздевалке я мельком пробегаюсь по открытым шкафчикам, натыкаясь на частичную школьную форму, юбки и майки черлидерш. Наконец, знатно повозившись со шмотками, я на глаз откапываю потрепанные облегающие джинсы светло-голубого цвета с намеренным дырами в коленях. Талия у них слегка завышена и благодаря этому ткань не до конца обхватывает мое исхудавшее тело, оставляя за собой лишнее пространство.

Обувь я нахожу практически сразу в первом попавшемся открытом ящике — белоснежные кроссовки на массивной толстой подошве; то, что надо для выживания в подобных условиях. Не составляет труда найти и обыкновенный серый однотонный топ, а вот отыскать что-то наподобие куртки, чтобы не замерзнуть в прохладную лондонскую погоду, у меня не получается. Поэтому я сразу же следую в мужскую раздевалку, где едва не ударяюсь головой об открытую дверцу шкафчика. На ней благополучно висит спортивный черный бомбер с темно-желтыми рукавами и наименованием школьной футбольной команды на спине. Я тут же натягиваю его на себя несмотря на то, что утопаю в нем, как минимум, на два размера.

Отлично, с поиском одежды мне повезло. Надеюсь, мне также повезет и с выполнением плана.

Крепко удерживая свисток зубами, я изо всех сил пускаю в него воздух. Вокруг раздается оглушительный свист, пробуждающий спящих муз к действию. Я несколько раз обхожу школьные коридоры, ученические классы, выхожу на парковку. Пару раз обхожу всю территорию школу, продолжительным свистом будоража всех местных заблудившихся муз в радиусе нескольких миль.

Когда я убеждаюсь, что большая часть мертвецов выходит из заторможенного спящего режима и следует за мной по пятам, я выхожу за пределы школы. Каждые пару минут продолжительное время дую в свисток, обходя знакомые улицы Лондона. Наши ряды пополняются с каждой секундой. Музы появляются повсюду: большинство стоят на моем пути, а кто-то выползает из соседний улиц, присоединяясь к нашей мирной демонстрации.

Я не оборачиваюсь. Наверное, боюсь увидеть за собой десятки, а то и несколько сотен безобразных трупов. Краем глаза время от времени замечаю, как они наваливаются друг на друга, задавливая и оставляя лежать себе подобных на улицах города, не в силах подняться на ноги. В воздухе раздается бесконечное шипение мертвецов. Оно застревает в высоких старых городских постройках и время от времени заглушается моим свистком.

Остается надеяться, чтобы нам на пути не попался человек. Иначе все внимание мигом переключится на него. Но не думаю, что найдется какой-то смелый парень, который перегородит нам дорогу.

С каждым шагом силы постепенно покидают меня. Мне становится все труднее изо всех сил дуть в обычный металлический свисток, набирая в легкие больше воздуха.

Но я не сдаюсь.

Не знаю, сколько мы уже идем. Но листовки, расклеенные на каждом шагу с ненавистным треугольником «Нью сентори», где изображена точная схема проезда корпорации — говорят о том, что нам осталось пройти всего пару улиц. Они расклеили эти листовки по всему городу, как только изобрели свою действенную вакцину, а по факту — обыкновенную процедуру санации, которая имеет один целый спектр побочных эффектов, но главный из них — потеря памяти. На каждой улице, в зависимости от расстояния до корпорации, развешаны разные листовки. На них изображена не только подробная схема проезда, но и сколько миль осталось пройти от каждой конкретной улицы.