Заберите вашего сына
Часть 24 из 46 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Амир?
— Ммм?
— Ты не боишься зеленых? — выдыхает она, а я громко фыркаю в ответ. Нашла, о чем вспомнить в такой потрясающий момент.
Кладу ладонь ей на талию и осторожно пробравшись под свитер, поглаживаю нежную теплую кожу. Магазинчикова вздрогнула от контраста: холодные пальцы и теплая кожа. Улыбаюсь, наклонившись для поцелуя и отпуская ее прядь, позволяя той спокойно упасть на плечо.
— Ты помнишь, что я обещал, когда мы приехали? — собственный голос узнаю с трудом от хрипа. Она замирает, затем кивает осторожно, опуская ресницы. — Вот и прекрати забивать себе голову. Я все решу.
Накрываю ее губы, забирая с собой тихий вздох. Стоит только прикоснуться к ней — напрочь теряю голову от сладости поцелуя, шелковистости волос и атмосферы уединения. Пусть там чуть дальше веселятся наши друзья, которые еще некоторое время не вспомнят о нас, однако это только будоражит кровь, пробуждая древние, как мир, инстинкты. Настойчивее целую, раскрывая губы и скользя языком в ее рот, слыша тихий отзывчивый стон.
Шелест одежды и ненужные куртки падают одна за другой. Хочется одновременно сжать ее, раздеть, вытворять такие вещи, от которых у Лили бы уши горели до конца жизни. Шептать на ухо что-нибудь неприличное, наслаждаясь горящим румянцем на белой коже. И в то же время переступить через нее совсем не хочется. Ведь стоит подняться ладонь выше под свитером, к груди, она протестующе дергается, и я вновь убираю руку чуть дальше от кружева, касаясь плоского живота.
Ее руки, обнимая за шею, гладят лицо, касаясь отросшей щетины, забираясь обратно в волосы. Словно Лиля против своей воли жаждет притянуть меня к себе сильнее, и я исполняю это потаенное желание, вжимая в себя чуть сильнее прежнего. Она запрокидывает голову. Давая доступ к шее. Мои губы с удовольствием исследуют каждую впадинку, венку, бьющуюся жилку, прикусывая кожу и оставляя едва заметные красные следы.
— Амир… — выдыхает Лиля, чуть всхлипнув, отчего у меня сносит голову, стоит ей чуть тряхнуть волосами. Снова возвращаюсь к губам, в этот раз настоящее, жестче, преодолевая одно сопротивление за другим и ей не остаётся ничего, как подчинится.
— Коснись, — шепчу в губы хрипло, ощущая неуверенное прикосновение пальцев к свитеру, под который она проскальзывает ладонями, исследуя мою кожу.
— Горячий, — шепчет, глядя потемневшим взглядом мне в глаза.
Да куда там, тут все пылает.
— Еще как, — мурлычу, прикусывая губу, коснувшись ее грудь через мягкую шерсть и слыша очередной стон.
— Не… — пытается соуправляться, а сама глаза закрывает и двигает бедрами, обхватывая ногами.
— Еще как «да», — понимаю с полуслова то, что она пыталась сказать, снова целуя.
И именно в этот момент звонок айфона разрывает атмосферу вокруг, сводя на нет все напряжение, витающее в воздухе. Музыкальная композиция приводит в чувство — Лиля дергается, всхлипывает мне в губы и тяжело дышит, стоит мне оторваться от нее, прислонившись лбом к ее лбу.
— Ответь. Телефон, — шепчет тихо, пока я, пытаясь, пересилить возбуждение, туманящее мозги и успокоится.
— Просто не шевелись, — ворчу, доставая аккуратно айфон. На экране номер отца, отчего закатываю глаза, мрачно вздыхая.
— Кажется, он по делу. — хлопает глазами Лиля, на что я хмуро отвечаю:
— Это последний раз, когда ты увильнула, — хмыкаю, отмечая румянец на ее щеках и провожу пальцем по экрану, разблокировав его, поднося айфон к уху. Придвинул Лилю одной рукой ближе к себе и ощутил, как уткнулась мне носом в шею, явно намереваясь подслушать разговор. Что ж, у меня нет секретов. Ну, может немного во благо ее душевного здоровья.
— Да, пап?
«Амир, это срочно», — в голосе отца ни одной хорошей интонации. Сплошное напряжение и я, подобравшись, замираю, а Лиля, затихнув, едва дышит, слушая то, что говорит отец.
— В чем дело?
«Они прислали видео»
Я с удивлением опустил руку, глядя на экран и открывая перетравленную ссылку. Всего пары секунд мне хватило, чтобы понять откуда оно и кем послано. На заставке реки крови, взрывы ядерных бомб, кадры из хроник Второй мировой войны, а затем тот же человек в маске на фоне уже знакомой мне эмблемы. Он ткнул пальцем в камеру, будто показывал на меня, произнеся хорошо обработанным голосом:
— Это наше последнее предупреждение, господин Доронов.
Я вздрогнул, потому что в следующем кадре появилась связанная зареванная избитая Жанна, к голове которой приставили пистолет. Ее крашеные рыжие волосы спутались, а в глазах светился непомерный ужас и страх. Всего секунда — прозвучал выстрел и звук падающего тела заставил прикрыть глаза. Лиля задохнулась в ужасе, а я крепче сжал телефон, чувствуя накатывающую ярость вперемешку с паникой.
Они казнили человека. Просто так. Ни в чем не повинного лишь ради своих амбиций, прикрываясь благими целями.
Снова лицо в маске на экране, закрывает обзор, произнеся жестко, глядя прямо в камеру холодным взглядом.
— У тебя неделя, чтобы выйти из сделки. Иначе следующей будет твоя невеста.
Глава 23
Лиля
Я сидела на кровати, пытаясь осознать происходящее, пребывая в каком-то пограничном для себя состоянии. Произошедшее накануне днем совершенно выбило из колеи и заставило иначе взглянуть на всю ситуацию в целом.
Это больше не было игрой.
Никаких шуток, забавных похищений и глупых выходок. Ничего из всего этого больше не казалось нормальным. Люди, посмевшие убить на камеру человека — разве это можно воспринять спокойно? Не знаю, может у кого-то стальные нервы-канаты, однако мне сейчас было по-настоящему страшно…
— Ты выглядишь так, будто ждешь, когда появится чудовище из шкафа, — Амир упал рядом на кровать, глядя на меня темным взором. Влажные волосы растрепались, а мягкая белая шерсть тонкого лонгслива прекрасно сочеталась с его загорелой кожей.
Я старалась отвлечься от пугающих мыслей на все, что могла. И первым был именно Амир, потому что непроизвольно потянулась к нему, оказавшись прижатой спиной к крепкой груди и почувствовав его дыхание в волосах.
— Лили, все будет хорошо, — прошептал он в сотый раз за сегодня, крепко обнимая, прижавшись губами к виску. Я закрыла глаза, абстрагируясь полностью от мира и наслаждаясь этими минутами покоя.
Не знаю, сколько они продляться. Отсчет дней, выданных террористами пошел. Сегодня мы делали усиленный вид, будто бы ничего не случилось, однако ребята не дураки. Многие начали догадываться и, может, в этом была часть моей вины. Мне было страшно за маму, бабушку, друзей, а еще я вдруг поняла, что страшно боюсь за него. Амира и его отца.
А ведь сколько мы вместе? Несколько дней? Неделя?
Такое ощущение, что мы не расставались с самой школы.
— Я хочу, чтобы ты перестала об этом думать, — он лег, укладывая меня рядом и поглаживая по волосам. — Серьезно, Лили. И ты не будешь пытаться расследовать это дело, — голос стал тверже, отчего невольно вздохнула, поворачиваясь в его объятиях и глядя в темно-карие глаза.
Никогда раньше не замечала, какие они у него красивые и необычные. Будто кто-то растопил горький шоколад и добавил туда золотых блесток, смешавшихся с основным цветом. Коснулась ладонью колючей щеки, в который раз поражаясь тому, насколько у меня белая кожа в сравнении с его.
Да уж Лиля, молодец. У тебя на глазах пристрелили девушку, твою ровесницу, считай, а ты тут о глазах думаешь и про кожу рассуждаешь.
Амир перехватил мою руку за запястье, поднося пальцы к губам, осторожно целуя. Затаив дыхание, следила за ним сквозь полуопущенные ресницы, пытаясь понять, что сейчас чувствую.
Все, я чувствовала все. Видела многочисленные оттенки и полутона собственных чувств и эмоций, испытываемых сейчас. Ощущала его дыхание и прикосновение губ, едва он скользнул ими на запястье, а затем придвинулся, чтобы коснуться лба. Первый шок давно прошел, второй тоже. Осознание того, к чему едва не привели наши объятия в том сарае давно и прочно укоренились в голове. И я понимала, что готова это принять. Может быть сейчас не самый лучший момент, однако мне было просто необходимо почувствовать Амира, знать, что он рядом и ним ничего не случится.
Страх за близких людей толкает нас на рисковые поступки. До определенного момента, мы даже не задумываемся о том, сколь короткой может быть жизнь. Живем, радуемся, пока кто-то в грубой форме не укажет на счетчик, отсчитывающий последние минуты, и только тогда понимаем, как дорожим всем, что у нас есть.
Мы перевернулись и Амир оказался сверху, осторожно нависая, дабы не раздавить. Поглаживал волосы, рассматривая с большим интересом.
— Что? — тихо шепнула, скользнув руками по его груди на шею, обвивая ее и притягивая Доронова ближе, пока горячее дыхание не обожгло кожу.
— Думаю о том, где были мои мозги, когда я в школе учился, — задумчиво произнес, будто думал о чем-то возвышенном и великом. Я закатила глаза, невольно фыркая, чувствуя, как расслабляются мышцы и немного отпускает внутренний ком напряжения, туго натянувший нервы, будто струны на гитаре. Того гляди, порвутся и меня охватит настоящая истерика, потому глупые шутки были очень даже в тему. Они помогали расслабиться.
— Знаешь, вот когда ты не болтаешь точно заведенный, в тебя даже можно влюбиться, — хмыкаю негромко.
Видимо, я переборщила. Холодные пальцы пробрались под растянутый домашний свитер, щекоча под ребрами, отчего я взвизгнула и попыталась сбежать, но мне не дали. Скрутили, зажали в крепких объятиях, усаживаясь со мной на сползшем коричневом покрывале. Он продолжал щекотать, заставляя смеяться до брызнувших слез, икоты и боли в легких, пока внутри окончательно не лопнули последние сдерживающие барьеры.
Смех сменился настоящей истерикой. Я ревела, размазывала по щекам крупные соленые капли и размазывала сопли, нисколько не заботясь о внешнем виде. Вместе с каждой пролитой слезой уходил страх, чувство вины и боль из сердца. А со всем этим вылились бесконечные вопросы, так долго сдерживаемые на границах подсознания, принявшись роиться в голове, точно рой диких пчел.
Почему она? Виновата ли я, что девушка не добралась до клуба? Может быть не влезь я со своим расследованием, Жанна была бы жива?
Уткнулась ему в ключицу, ощущая, как та намокает от влаги. Судорожно сжимала влажную ткань, ревела, сбрасывая все напряжение. Меня покачивали из стороны в сторону, перебирали волосы и что-то нежно шептали на ухо знакомые губы. Он обещал, что все решит и никогда не позволит меня обидеть. Не допустит больше смертей, не даст этим людям приблизиться к моей семье и защитит, чего бы ему это не стоило.
Говорил, говорил, говорил до тех пор, пока я не успокоилась и не начала судорожно икать.
— Подзаборная хрюшка вспомнила? — улыбнулся Доронов, став снова похожим на себя. Ехидным, беззаботным и легким на подъем, каким всегда был в школе.
— Ик… не смешно, — пробурчала, судорожно принявшись вытирать лицо, представляя себе, как кошмарно сейчас выгляжу.
Да уж, роковая красотка с меня в клубе вышла так себе, что говорить про красный нос и опухшие от соленых слез глаза. Рыжий китаец с маленькой грудью вряд ли возбудить нормального парня с нормальной реакцией и эстетическим вкусом.
— Что ты, очень даже, — расхохотался этот баран, стуча от счастья своими копытами по кровати.
Злобно покосилась на него и, схватив первый попавшийся снаряд, запустила него. С садистским удовольствием наблюдала за тем, как перьевая подушка врезается в его лицо и ухмыльнулась, замечая растерянный вид.
— Баран, а баран, — потянула зловредно, потянувшись за второй подушкой. — Я же тебе еще не устраивала ни одного приличного скандала. Прямо не порядок. Ты, значит, командовать и раздавать указания можешь, а я прилично поорать на тебя — нет.
— Вах! Горячий женщина, прекрати, — замахал руками, спрыгивая с постели и шутливо убегая в сторону. — Нервная такая, как Гюльчитай, которую попросили открыть личико. Добрее надо быть к людям!
— Стой на месте, парнокопытное! Я тебе сейчас шерсть состригу и приличный свитер себе свяжу из благородного горного барана, — решительно заявила, поднимаясь с постели, сжимая в руках подушку.
Доронов отскочил к шкафу, едва не запнувшись о наши сумки, но с ловкостью фокусника перепрыгнул их. Попыталась догнать и ударить снова, однако он бодрым козликом принялся удирать от меня по ограниченным квадратным метрам. То к тумбе деревянной метнется, то за шторы, к торшеру и обратно через кровать. И все это сопровождая привычной мне болтовней:
— Лилечка, роза шипастая сада моего, давай поговорим о вечном и прекрасном.
— Так я говорю. Сейчас догоню, подушкой по голове дам и поговорю, — угрожающе потрясла в воздухе своим орудием убийства, отчего белый пух взметнулся по комнате, оседая на полу.
— Знаешь, нельзя женщине бить кавказского мужчину. Это унижает его достоинство, — Амир вновь сделал попытку увильнуть, однако я не дала ему шанса.
— Ничего, достоинство переживет, и ты тоже. У нас, русских женщин, позиция другая, — я задрала нос к потолку, снова фыркая. — Мужика дрыном на скаку остановим и на коне в горящую избу войдем.
— Э-э-э, по-моему, там все не так было, — озадаченно потянул Доронов, отступая к выходу из комнаты и поворачивая ручку двери. Вот еще, кто ему даст сбежать? Баран должен сидеть в загоне и не пытаться качать мужские права!
Дальше обмусоливать эту тему не было смысла. Я метнулась к Амиру, только он оказался быстрее и выскочил за дверь с криком: «Еремин, в твоем доме нехорошие флюиды, они дурно влияют на мою женщину».
Идиот. Как был в школе на голову отбитый, так взрослым ни капли не изменился.
— Ммм?
— Ты не боишься зеленых? — выдыхает она, а я громко фыркаю в ответ. Нашла, о чем вспомнить в такой потрясающий момент.
Кладу ладонь ей на талию и осторожно пробравшись под свитер, поглаживаю нежную теплую кожу. Магазинчикова вздрогнула от контраста: холодные пальцы и теплая кожа. Улыбаюсь, наклонившись для поцелуя и отпуская ее прядь, позволяя той спокойно упасть на плечо.
— Ты помнишь, что я обещал, когда мы приехали? — собственный голос узнаю с трудом от хрипа. Она замирает, затем кивает осторожно, опуская ресницы. — Вот и прекрати забивать себе голову. Я все решу.
Накрываю ее губы, забирая с собой тихий вздох. Стоит только прикоснуться к ней — напрочь теряю голову от сладости поцелуя, шелковистости волос и атмосферы уединения. Пусть там чуть дальше веселятся наши друзья, которые еще некоторое время не вспомнят о нас, однако это только будоражит кровь, пробуждая древние, как мир, инстинкты. Настойчивее целую, раскрывая губы и скользя языком в ее рот, слыша тихий отзывчивый стон.
Шелест одежды и ненужные куртки падают одна за другой. Хочется одновременно сжать ее, раздеть, вытворять такие вещи, от которых у Лили бы уши горели до конца жизни. Шептать на ухо что-нибудь неприличное, наслаждаясь горящим румянцем на белой коже. И в то же время переступить через нее совсем не хочется. Ведь стоит подняться ладонь выше под свитером, к груди, она протестующе дергается, и я вновь убираю руку чуть дальше от кружева, касаясь плоского живота.
Ее руки, обнимая за шею, гладят лицо, касаясь отросшей щетины, забираясь обратно в волосы. Словно Лиля против своей воли жаждет притянуть меня к себе сильнее, и я исполняю это потаенное желание, вжимая в себя чуть сильнее прежнего. Она запрокидывает голову. Давая доступ к шее. Мои губы с удовольствием исследуют каждую впадинку, венку, бьющуюся жилку, прикусывая кожу и оставляя едва заметные красные следы.
— Амир… — выдыхает Лиля, чуть всхлипнув, отчего у меня сносит голову, стоит ей чуть тряхнуть волосами. Снова возвращаюсь к губам, в этот раз настоящее, жестче, преодолевая одно сопротивление за другим и ей не остаётся ничего, как подчинится.
— Коснись, — шепчу в губы хрипло, ощущая неуверенное прикосновение пальцев к свитеру, под который она проскальзывает ладонями, исследуя мою кожу.
— Горячий, — шепчет, глядя потемневшим взглядом мне в глаза.
Да куда там, тут все пылает.
— Еще как, — мурлычу, прикусывая губу, коснувшись ее грудь через мягкую шерсть и слыша очередной стон.
— Не… — пытается соуправляться, а сама глаза закрывает и двигает бедрами, обхватывая ногами.
— Еще как «да», — понимаю с полуслова то, что она пыталась сказать, снова целуя.
И именно в этот момент звонок айфона разрывает атмосферу вокруг, сводя на нет все напряжение, витающее в воздухе. Музыкальная композиция приводит в чувство — Лиля дергается, всхлипывает мне в губы и тяжело дышит, стоит мне оторваться от нее, прислонившись лбом к ее лбу.
— Ответь. Телефон, — шепчет тихо, пока я, пытаясь, пересилить возбуждение, туманящее мозги и успокоится.
— Просто не шевелись, — ворчу, доставая аккуратно айфон. На экране номер отца, отчего закатываю глаза, мрачно вздыхая.
— Кажется, он по делу. — хлопает глазами Лиля, на что я хмуро отвечаю:
— Это последний раз, когда ты увильнула, — хмыкаю, отмечая румянец на ее щеках и провожу пальцем по экрану, разблокировав его, поднося айфон к уху. Придвинул Лилю одной рукой ближе к себе и ощутил, как уткнулась мне носом в шею, явно намереваясь подслушать разговор. Что ж, у меня нет секретов. Ну, может немного во благо ее душевного здоровья.
— Да, пап?
«Амир, это срочно», — в голосе отца ни одной хорошей интонации. Сплошное напряжение и я, подобравшись, замираю, а Лиля, затихнув, едва дышит, слушая то, что говорит отец.
— В чем дело?
«Они прислали видео»
Я с удивлением опустил руку, глядя на экран и открывая перетравленную ссылку. Всего пары секунд мне хватило, чтобы понять откуда оно и кем послано. На заставке реки крови, взрывы ядерных бомб, кадры из хроник Второй мировой войны, а затем тот же человек в маске на фоне уже знакомой мне эмблемы. Он ткнул пальцем в камеру, будто показывал на меня, произнеся хорошо обработанным голосом:
— Это наше последнее предупреждение, господин Доронов.
Я вздрогнул, потому что в следующем кадре появилась связанная зареванная избитая Жанна, к голове которой приставили пистолет. Ее крашеные рыжие волосы спутались, а в глазах светился непомерный ужас и страх. Всего секунда — прозвучал выстрел и звук падающего тела заставил прикрыть глаза. Лиля задохнулась в ужасе, а я крепче сжал телефон, чувствуя накатывающую ярость вперемешку с паникой.
Они казнили человека. Просто так. Ни в чем не повинного лишь ради своих амбиций, прикрываясь благими целями.
Снова лицо в маске на экране, закрывает обзор, произнеся жестко, глядя прямо в камеру холодным взглядом.
— У тебя неделя, чтобы выйти из сделки. Иначе следующей будет твоя невеста.
Глава 23
Лиля
Я сидела на кровати, пытаясь осознать происходящее, пребывая в каком-то пограничном для себя состоянии. Произошедшее накануне днем совершенно выбило из колеи и заставило иначе взглянуть на всю ситуацию в целом.
Это больше не было игрой.
Никаких шуток, забавных похищений и глупых выходок. Ничего из всего этого больше не казалось нормальным. Люди, посмевшие убить на камеру человека — разве это можно воспринять спокойно? Не знаю, может у кого-то стальные нервы-канаты, однако мне сейчас было по-настоящему страшно…
— Ты выглядишь так, будто ждешь, когда появится чудовище из шкафа, — Амир упал рядом на кровать, глядя на меня темным взором. Влажные волосы растрепались, а мягкая белая шерсть тонкого лонгслива прекрасно сочеталась с его загорелой кожей.
Я старалась отвлечься от пугающих мыслей на все, что могла. И первым был именно Амир, потому что непроизвольно потянулась к нему, оказавшись прижатой спиной к крепкой груди и почувствовав его дыхание в волосах.
— Лили, все будет хорошо, — прошептал он в сотый раз за сегодня, крепко обнимая, прижавшись губами к виску. Я закрыла глаза, абстрагируясь полностью от мира и наслаждаясь этими минутами покоя.
Не знаю, сколько они продляться. Отсчет дней, выданных террористами пошел. Сегодня мы делали усиленный вид, будто бы ничего не случилось, однако ребята не дураки. Многие начали догадываться и, может, в этом была часть моей вины. Мне было страшно за маму, бабушку, друзей, а еще я вдруг поняла, что страшно боюсь за него. Амира и его отца.
А ведь сколько мы вместе? Несколько дней? Неделя?
Такое ощущение, что мы не расставались с самой школы.
— Я хочу, чтобы ты перестала об этом думать, — он лег, укладывая меня рядом и поглаживая по волосам. — Серьезно, Лили. И ты не будешь пытаться расследовать это дело, — голос стал тверже, отчего невольно вздохнула, поворачиваясь в его объятиях и глядя в темно-карие глаза.
Никогда раньше не замечала, какие они у него красивые и необычные. Будто кто-то растопил горький шоколад и добавил туда золотых блесток, смешавшихся с основным цветом. Коснулась ладонью колючей щеки, в который раз поражаясь тому, насколько у меня белая кожа в сравнении с его.
Да уж Лиля, молодец. У тебя на глазах пристрелили девушку, твою ровесницу, считай, а ты тут о глазах думаешь и про кожу рассуждаешь.
Амир перехватил мою руку за запястье, поднося пальцы к губам, осторожно целуя. Затаив дыхание, следила за ним сквозь полуопущенные ресницы, пытаясь понять, что сейчас чувствую.
Все, я чувствовала все. Видела многочисленные оттенки и полутона собственных чувств и эмоций, испытываемых сейчас. Ощущала его дыхание и прикосновение губ, едва он скользнул ими на запястье, а затем придвинулся, чтобы коснуться лба. Первый шок давно прошел, второй тоже. Осознание того, к чему едва не привели наши объятия в том сарае давно и прочно укоренились в голове. И я понимала, что готова это принять. Может быть сейчас не самый лучший момент, однако мне было просто необходимо почувствовать Амира, знать, что он рядом и ним ничего не случится.
Страх за близких людей толкает нас на рисковые поступки. До определенного момента, мы даже не задумываемся о том, сколь короткой может быть жизнь. Живем, радуемся, пока кто-то в грубой форме не укажет на счетчик, отсчитывающий последние минуты, и только тогда понимаем, как дорожим всем, что у нас есть.
Мы перевернулись и Амир оказался сверху, осторожно нависая, дабы не раздавить. Поглаживал волосы, рассматривая с большим интересом.
— Что? — тихо шепнула, скользнув руками по его груди на шею, обвивая ее и притягивая Доронова ближе, пока горячее дыхание не обожгло кожу.
— Думаю о том, где были мои мозги, когда я в школе учился, — задумчиво произнес, будто думал о чем-то возвышенном и великом. Я закатила глаза, невольно фыркая, чувствуя, как расслабляются мышцы и немного отпускает внутренний ком напряжения, туго натянувший нервы, будто струны на гитаре. Того гляди, порвутся и меня охватит настоящая истерика, потому глупые шутки были очень даже в тему. Они помогали расслабиться.
— Знаешь, вот когда ты не болтаешь точно заведенный, в тебя даже можно влюбиться, — хмыкаю негромко.
Видимо, я переборщила. Холодные пальцы пробрались под растянутый домашний свитер, щекоча под ребрами, отчего я взвизгнула и попыталась сбежать, но мне не дали. Скрутили, зажали в крепких объятиях, усаживаясь со мной на сползшем коричневом покрывале. Он продолжал щекотать, заставляя смеяться до брызнувших слез, икоты и боли в легких, пока внутри окончательно не лопнули последние сдерживающие барьеры.
Смех сменился настоящей истерикой. Я ревела, размазывала по щекам крупные соленые капли и размазывала сопли, нисколько не заботясь о внешнем виде. Вместе с каждой пролитой слезой уходил страх, чувство вины и боль из сердца. А со всем этим вылились бесконечные вопросы, так долго сдерживаемые на границах подсознания, принявшись роиться в голове, точно рой диких пчел.
Почему она? Виновата ли я, что девушка не добралась до клуба? Может быть не влезь я со своим расследованием, Жанна была бы жива?
Уткнулась ему в ключицу, ощущая, как та намокает от влаги. Судорожно сжимала влажную ткань, ревела, сбрасывая все напряжение. Меня покачивали из стороны в сторону, перебирали волосы и что-то нежно шептали на ухо знакомые губы. Он обещал, что все решит и никогда не позволит меня обидеть. Не допустит больше смертей, не даст этим людям приблизиться к моей семье и защитит, чего бы ему это не стоило.
Говорил, говорил, говорил до тех пор, пока я не успокоилась и не начала судорожно икать.
— Подзаборная хрюшка вспомнила? — улыбнулся Доронов, став снова похожим на себя. Ехидным, беззаботным и легким на подъем, каким всегда был в школе.
— Ик… не смешно, — пробурчала, судорожно принявшись вытирать лицо, представляя себе, как кошмарно сейчас выгляжу.
Да уж, роковая красотка с меня в клубе вышла так себе, что говорить про красный нос и опухшие от соленых слез глаза. Рыжий китаец с маленькой грудью вряд ли возбудить нормального парня с нормальной реакцией и эстетическим вкусом.
— Что ты, очень даже, — расхохотался этот баран, стуча от счастья своими копытами по кровати.
Злобно покосилась на него и, схватив первый попавшийся снаряд, запустила него. С садистским удовольствием наблюдала за тем, как перьевая подушка врезается в его лицо и ухмыльнулась, замечая растерянный вид.
— Баран, а баран, — потянула зловредно, потянувшись за второй подушкой. — Я же тебе еще не устраивала ни одного приличного скандала. Прямо не порядок. Ты, значит, командовать и раздавать указания можешь, а я прилично поорать на тебя — нет.
— Вах! Горячий женщина, прекрати, — замахал руками, спрыгивая с постели и шутливо убегая в сторону. — Нервная такая, как Гюльчитай, которую попросили открыть личико. Добрее надо быть к людям!
— Стой на месте, парнокопытное! Я тебе сейчас шерсть состригу и приличный свитер себе свяжу из благородного горного барана, — решительно заявила, поднимаясь с постели, сжимая в руках подушку.
Доронов отскочил к шкафу, едва не запнувшись о наши сумки, но с ловкостью фокусника перепрыгнул их. Попыталась догнать и ударить снова, однако он бодрым козликом принялся удирать от меня по ограниченным квадратным метрам. То к тумбе деревянной метнется, то за шторы, к торшеру и обратно через кровать. И все это сопровождая привычной мне болтовней:
— Лилечка, роза шипастая сада моего, давай поговорим о вечном и прекрасном.
— Так я говорю. Сейчас догоню, подушкой по голове дам и поговорю, — угрожающе потрясла в воздухе своим орудием убийства, отчего белый пух взметнулся по комнате, оседая на полу.
— Знаешь, нельзя женщине бить кавказского мужчину. Это унижает его достоинство, — Амир вновь сделал попытку увильнуть, однако я не дала ему шанса.
— Ничего, достоинство переживет, и ты тоже. У нас, русских женщин, позиция другая, — я задрала нос к потолку, снова фыркая. — Мужика дрыном на скаку остановим и на коне в горящую избу войдем.
— Э-э-э, по-моему, там все не так было, — озадаченно потянул Доронов, отступая к выходу из комнаты и поворачивая ручку двери. Вот еще, кто ему даст сбежать? Баран должен сидеть в загоне и не пытаться качать мужские права!
Дальше обмусоливать эту тему не было смысла. Я метнулась к Амиру, только он оказался быстрее и выскочил за дверь с криком: «Еремин, в твоем доме нехорошие флюиды, они дурно влияют на мою женщину».
Идиот. Как был в школе на голову отбитый, так взрослым ни капли не изменился.