Ярость

Миссис Гранджер заковыляла ко мне.

— Чарли… Чарли, дорогой…

— Заткнись, толстая старая карга! — закричал я. Я ничего не видел. Перед глазами все поплыло. Лица словно надвинулись на меня. Руки, нет, когтистые лапы потянулись ко мне. Я не мог больше собирать пуговицы. — Старая толстая карга!

И я убежал.

Остановился у пустующего дома на Ивовой улице, посидел там, пока не высохли слезы. Под носом застыла сопля. Я плюнул на носовой платок, стер соплю. Высморкался. Появился бездомный кот. Я попытался погладить его. Кот ускользнул от моей руки. Я отлично понимал его.

Костюм теперь годился только для мусорной свалки, но меня это особо не волновало. Не волновала меня и реакция мамы. Хотя я знал, что она наверняка позвонит матери Дикки Кэбла и очень культурно выскажет свои претензии. Но вот отец. Я прямо-таки видел, как он сидит в кресле и с каменным лицом спрашивает: А чем это все закончилось для того парня?

А я в ответ лгу.

Я сидел не меньше часа, думая о том, что надо выйти на автомагистраль, проголосовать, уехать из города и больше сюда не возвращаться.

Но потом я потопал домой.





Глава 23




У школы копы, похоже, решили провести конгресс. Синие патрульные машины, белые из полицейского отделения Льюистона, черно-белая из Брансуика, две из Оубурна. Копы, нагнавшие к школе столько транспорта, бегали взад-вперед, низко пригибаясь. Подвалила и пресса. Поставленные на капоты фотоаппараты нацелились линзами на школу. Справа и слева от школы дорогу блокировали переносными ограждениями, за которыми поставили таблички с надписью ОБЪЕЗД. Как я понял, только потому, что других, отражающих истинное положение дел (ОСТОРОЖНО! ПСИХ НА СВОБОДЕ!), у них не было. Дон Грейс и старина Том о чем-то судачили с огромным мужчиной в синей полицейской форме. Дон явно злился. Здоровяк слушал, но качал головой. Я предположил, что это капитан Френк Филбрик, начальник полиции штата. Догадывался ли он, что я могу уложить его одним выстрелом?

Заговорила Кэрол Гранджер, дрожащим голосом. Лицо ее заливала краска стыда. Я рассказал эту историю не для того, чтобы пристыдить ее.

— Я тогда была совсем ребенком, Чарли.

— Знаю, — улыбнулся я. — Ты в тот день была очень хороша. И уж конечно, не выглядела ребенком.

— А Дикки Кэбл мне еще и нравился.

— Ты с ним тискалась после вечеринки?

Она покраснела еще больше.

— Хуже того. В восьмом классе я пошла с ним на пикник. Он казался… таким мужественным. Необузданным. На пикнике он… ты понимаешь, разошелся, и я его не останавливала, до определенного предела. Больше я с ним никуда не ходила. Даже не знаю, где он сейчас.

— На Плейсервиллском кладбище, — ответил Дик Кин.

Я аж вздрогнул. Словно передо мной возник призрак миссис Андервуд. Я до сих пор мог показать места, на которые пришлись удары Дикки. Известие о том, что он мертв, вызвало у меня странный, мистический ужас… и по выражению лица Кэрол я понял, что и она испытывает те же чувства. Он… разошелся, а я не останавливала его, до определенного предела. Так она сказала. О чем, собственно, могла идти речь для такой умной, нацелившейся на колледж девочки, как Кэрол? Может, он ее поцеловал? А может, даже затащил в кусты и картографировал девственную территорию ее наливающейся груди? На пикнике в восьмом классе. Господи, спаси и сохрани нас всех. Он, видите ли, был мужественным и необузданным.

— Что с ним случилось? — спросил Дон Лорди.

Дик не стал тянуть с ответом.

— Его сбила машина. Ирония судьбы. Смеяться, конечно, тут не над чем, но случай необычный. Он получил водительское удостоверение в октябре и за рулем показал себя полным идиотом. Наверное, хотел дать понять всем, какой он крутой. Кончилось тем, что никто не хотел садиться к нему в машину. У него был «понтиак» выпуска 1966 года, который он перебрал собственными руками. Выкрасил в бутылочно-зеленый цвет, на передней дверце со стороны пассажира нарисовал туза пик.

— Точно, я не раз видел этот автомобиль, — ввернул Мелвин. — Около центра развлечений «Харлоу».

— Поставил четырехскоростную коробку передач «хеарст», — продолжал Дик, — четырехкамерный карбюратор, инжектор. Мотор у него мурлыкал. Машина разгонялась до девяноста миль на второй передаче. Однажды я сидел рядом с ним, когда он вошел в поворот Бриссетт на скорости девяносто пять миль в час. Машину начало заносить. У меня сердце ушло в пятки. Ты прав, Чарли. Странная у него была улыбка. Не могу сказать, что, улыбаясь, он становился похожим на газонокосилку, но улыбка была странная. А он улыбался и улыбался, когда машину стаскивало с дорожного полотна. И приговаривал: «Я ее удержу, я ее удержу». И удержал. Потом я попросил его остановиться. И потопал домой пешком. Хотя ноги меня не держали. А через пару месяцев его сбил грузовик, в Льюистоне, когда он переходил Лиссабонскую улицу. С ним был Рэнди Милликен, и Рэнди говорил, что Дикки перед этим ничего не пил и не обкурился. И произошло все по вине водителя. Он потом отсидел девяносто дней в тюрьме. Но Дикки погиб под колесами. Ирония судьбы.

Кэрол побледнела как полотно. Я испугался, что она сейчас грохнется в обморок, и попытался ее отвлечь:

— Твоя мать разозлилась на меня, Кэрол.

— Что? — Она завертела головой, словно пыталась понять, где находится.

— Я назвал ее каргой. Старой толстой каргой.

Она скорчила гримаску, потом благодарно улыбнулась, оценив мой маневр.

— Да. Еще как рассердилась. Она думала, что драку затеял ты.

— Твоя мать вместе с моей ходила в какой-то клуб, не так ли?

— «Книги и бридж»? Да. — Она чуть развела коленки. Рассмеялась. — По правде говоря, я всегда недолюбливала твою мать, хотя и видела ее пару раз. Моя-то говорила о ней с придыханием: какая же интеллигентная миссис Декер, как тонко она разбирается в нюансах творчества Генри Джеймса, и все такое.

— Понятно, — кивнул я. — Между прочим, мне говорили то же самое о тебе.


— Не может быть.

— Точно. — Внезапно меня осенило. Как же я мог упустить такое из виду? Тоже мне, мыслитель! Я даже рассмеялся. — Готов спорить, я знаю, почему она так настаивала на том, чтобы я пошел на твой день рождения в костюме. Это называется «Сватовство», или «Как они подходят друг другу», или «Подумайте, какие умные у них будут дети». Все как в лучших семействах, Кэрол. Ты пойдешь за меня замуж?

У Кэрол открылся рот.

— Они… — Договорить она не смогла.

— Именно так я и думаю.

Она улыбнулась, хохотнула, рассмеялась. Вроде бы неуважительно по отношению к мертвым, но я ничего не сказал. По правде говоря, миссис Андервуд никак не выходила у меня из головы. В конце концов, я чуть ли не стоял на ней.

— Идет большой босс, — возвестил Билли Сэйер.

Так и есть. Френк Филбрик шагал к школе, глядя прямо перед собой. Я надеялся, что фотокоры сумеют запечатлеть его самую главную часть. Кто знал, может, он захотел бы использовать фотоснимки своей задницы на рождественских открытках. Он вошел в парадную дверь. Из коридора, словно из другого мира, донеслись его шаги: он держал курс на кабинет директора. Почему-то у меня возникло ощущение, что вне класса только он реален. А все остальное за окнами — иллюзия, картинка на экране телевизора. Показывали их, не меня. Мои одноклассники чувствовали то же самое. Это читалось на их лицах.

Тишина.

Щелчок: включилась система внутренней связи.

— Декер?

— Да, сэр?

Тяжелое дыхание. Он пыхтел перед микрофоном, как какое-то большое и потное животное. Мне это не нравится, никогда не нравилось. Точно так же говорил по телефону отец. Тяжелое дыхание давило на барабанную перепонку, в нем буквально чувствовались запахи виски и табака. Что-то в этом было антисанитарное, даже гомосексуальное.

— Благодаря тебе мы оказались в довольно-таки забавном положении, Декер.

— Похоже на то, сэр.

— Нам не хотелось бы застрелить тебя.

— Мне тоже этого не хотелось бы, да я и не советую вам пытаться.

Тяжелое дыхание.

— Ладно, давай выберемся из этого курятника и поглядим, что у нас в корзинке. Какова твоя цена?

— Цена? — переспросил я. — Цена?

Я вдруг представил себе, что он принимает меня за говорящую мебель, к примеру, стул от Морриса, и действует по поручению состоятельного покупателя, пытаясь выгадать пару баксов. У меня потемнело в глазах.

— За то, что отпустишь их. Что ты хочешь? Эфирное время? По радио и ТВ и так говорят только о тебе. Заявление в газетах? Нет проблем. — Фыр-фыр-фыр. Вернее, пуф-пуф-пуф. — Но давай с этим определимся, прежде чем начнется кавардак. Ты должен сказать нам, чего ты хочешь.

— Тебя, — коротко ответил я.

Дыхание как отрезало. А потом оно зазвучало вновь, такое же тяжелое. Действуя мне на нервы.

— Ты это должен объяснить.

— Разумеется, сэр. Мы можем заключить сделку. Вам ведь хочется заключить сделку? Речь идет именно об этом?

Нет ответа. Фыр-фыр и пуф-пуф. В День поминовения[19] и в День труда[20] Филбрик всегда выступал в шестичасовом выпуске новостей, зачитывая некое послание с телепромптера.[21] То-то мне казалось, что я уже слышал сегодняшние слова Филбрика. Ларчик открывался просто: те же фыр-фыр и пуф-пуф. Даже перед телекамерами он пыхтел, словно бык, готовящийся взгромоздиться на корову.

— Что ты предлагаешь?

— Сначала ответьте, кто-нибудь среди вас думает, что у меня может возникнуть желание посмотреть, а сколько я успею уложить моих одноклассников? К примеру, Дон Грейс?

— Этот шматок говна. — Сильвия закрыла рот рукой.

— Кто это сказал? — рявкнул Филбрик.

Сильвия побледнела.

— Я, — ответил я. — Прослеживаются во мне некоторые транссексуальные тенденции. — Скорее всего он понятия не имел, о чем я говорю, но спрашивать его в лоб мне не хотелось. — Вы можете ответить на мой вопрос?

— Некоторые люди думают, что ты можешь окончательно свихнуться, да, — с неохотой признал он.

В дальних рядах захихикали, но я надеялся, что микрофон этих звуков не уловил.

— Понятно. Предлагаю следующую сделку. Вам в ней уготована роль героя. Вы приходите сюда. Без оружия. Входите в класс, заложив руки за голову. Я отпускаю всех. А потом всаживаю пулю в вашу гребаную голову, сэр. Как насчет такой сделки? Согласны?

Пуф-пуф, фыр-фыр.