Взлет разрешаю!
Часть 24 из 24 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Обошлось, не упрекнули, даже благодарность получил за правильные и грамотные действия экипажа.
Проводку заменили быстро, после опробовали двигатель. Он запустился легко. Прогрели до рабочей температуры, погоняли на всех режимах. Работает без нареканий. Проконтролировали работу других систем, в первую очередь электрических цепей. Инженер поставил подпись о готовности самолета. Пока экипаж отдыхал, самолет заправили, облили противообледенительной жидкостью, основу которой составлял спирт.
Утром экипаж занял места, запустил моторы, прогрел. От здания аэропорта – нового, красивого, с колоннами, в духе сталинского ампира, только что сданного в эксплуатацию, потянулись пассажиры. Началась посадка. Все места заняты, стюардесса закрыла дверь.
– Терек, я борт 48151, разрешите рулежку?
– Разрешаю.
Аэропорт имел позывной «Терек». Аэродромов было два. Один, называемый «Центральным», имел полосу в 2 500 метров, бетонную. Второй неподалеку, для местных авиалиний, имел полосу в 970 метров. В случае необходимости можно было приземлиться там. На полетной карте отмечены все аэродромы, пригодные для посадки, даже с грунтовой полосой. Когда прижмет, сгодятся и они.
Перед взлетом и в процессе его самый оживленный радиообмен с КДП.
– Терек, я борт 48151, разрешите занять полосу.
– Борт 48151, разрешаю.
Вырулили на взлетную полосу. Впереди два с половиной километра бетонки, для взлета надо всего пятьсот метров. Полоса явно построена с прицелом на более тяжелые самолеты. Немного позже оказалось – турбовинтовые и реактивные.
Удерживая самолет на тормозах, вывели моторы на нормальный взлетный режим, по фюзеляжу дрожь побежала. Температура масла и головок двигателей нормальная.
– Терек, я борт 48151, разрешите взлет?
– Разрешаю.
Обороты почти максимальные, отпустили тормоза. Самолет сначала нехотя, но через секунды все быстрее начал разбег, вжимая пассажиров в кресла. Скороподъемность у Ил-14 неплохая. Несколько минут и уже заняли эшелон в две тысячи метров. Ветер весь путь был попутный, и полет оказался на полчаса короче, чем в Хабаровск.
Через месяц ударили первые морозы, выпал снег. Для кого-то красота. Снег белым покрывалом укрыл голые деревья, пожухлую траву. Для других снег и морозы – сплошные проблемы. Технику эксплуатировать сложно, масла и прочие технические жидкости густеют, застывают. Для автомобилистов – гололед, скольжения, аварии. Пешеходы падают, ломают руки и ноги. Для травматологов напряженный сезон.
В начале декабря Павел и Дарья сыграли свадьбу. С его стороны десяток приятелей по работе, со стороны Дарьи – женщины из поликлиники. У Дарьи папа умер, а мама далеко, на другом конце Союза, в Псковской области, ехать отказалась – далеко и дорого. Так что на свадьбе одна молодежь. Отметили в кафе.
Вроде и народу немного, а денег ушло – аж занимать пришлось. После свадьбы Дарья к Павлу переехала, в общежитие. Все же у него целая комната. Трудно тогда с жильем было, даже в крупных городах. По инициативе Хрущева только с шестидесятых годов развернулось строительство пятиэтажек, прозванных «хрущевками». Дарья комнату снимала вместе с коллегой по работе, потому как во все времена зарплата у медиков была скромной. Да и не любила советская власть интеллигенцию – инженеров, ученых, учителей.
Казалось бы – вместе стали жить с Дарьей, а чаще не встречались. С переходом Павла на Ил-14 полеты стали дальними. Прилетит экипаж в Иркутск или Красноярск, а световой день к концу и санитарная норма на сутки исчерпана, за нормами следили, все же безопасность полетов прежде всего. Утром вылетают, к вечеру в Якутске. Если вылет в обед, то прилетали поздно. Придет Павел в комнату, а Дарья уже спит. Многие так жили, времена такие были.
Близился конец декабря, на носу 1955 год. Утром тридцатого Дарья поинтересовалась:
– Ты завтра к полуночи дома будешь? Хочется вместе Новый год встретить. Все же первый семейный Новый год.
Церковные праздники в большинстве своем не отмечали – Рождество, Крещение, но на Пасху пекли куличи и красили яйца. А наступление Нового года отмечали. День Победы помнили и отмечали фронтовики. Государственным праздником он стал лишь при Л. И. Брежневе.
– Должен, если погода не подведет.
Погода в этих широтах непредсказуемая, сталкиваются воздушные массы из Арктики и Тихого океана. Какой циклон окажется мощнее, такая погода будет. И метеорологи давали относительно точный прогноз на два дня только.
Тридцатого вылет в Иркутск. Ночевка и тридцать первого возвращение в Якутск. Если все сложится, то часам к восьми – девяти вечера удастся вернуться. До сих пор как-то удачно складывалось, что все встречи Нового года отмечал на земле, а не за штурвалом.
Полеты в Иркутск Павел не любил. Вроде и полоса длинная, в три километра, с твердым покрытием. И запасные аэродромы недалеко, в 18 км от города заводской аэродром, а еще в 91 км авиабаза Белая. Но самолеты там бились регулярно. То катастрофа с жертвами, то обидная авария на земле, когда сталкиваются самолеты на рулежной дорожке и обходится без жертв, но мятыми крыльями или фюзеляжами.
Относительно свежий, прошлогодний случай, 14 октября 1953 года, рейс Москва – Южно-Сахалинск на Ил-12. На борту 22 пассажира и три члена экипажа. Минуты не прошло, как самолет оторвался от взлетной полосы, по вечернему, темному времени еще горели фары на «Ильюшине», как командир воздушного судна запросил диспетчера.
«Что там у вас?»
«Вижу встречный самолет!»
Командир видел в темноте не самолет, а посадочные фары. Диспетчер оторопел. Самолет на встречном курсе, на посадочной глиссаде – это катастрофа. Взгляд на круглый экран радиолокатора, а там одна засветка от взлетающего самолета. Диспетчер переспросил:
«Где видите встречный?»
И ответа уже не получил, хотя запросы повторял. Командир самолета принял за фары встречного самолета огни мачт, совершил резкий маневр отворота, а высота всего сто метров и скорость мала, Ил-12 на вираже потерял скорость и высоту, задел крылом землю и упал. Погибли четверо из находившихся на борту. В общем, ошибка командира обошлась потерянным самолетом и четырьмя жизнями, хотя могло быть намного хуже.
Полет проходил штатно, перед посадкой штурман на высотомере выставил 514 метров. Именно на такой высоте над уровнем моря находится ВПП города. Иначе летчик может ошибиться, ведь высотомер показывает высоту не над местностью, над которой самолет пролетает, а над уровнем океана. Введенная поправка позволяет узнать высоту над конкретным местом. Выпустили закрылки, шасси, приземлились, зарулили на стоянку. Павел, как командир воздушного судна, заполнил документы. Подкатили трап, пассажиры освободили салон. Бортмеханик записал в журнале, что замечаний к техническому состоянию самолета нет.
Поужинали, ушли в гостиницу для летного персонала, спать легли. Павел гостиницы не любил, очень казенно, неуютно. Но и плюсы были. Гостиница аэрофлотская, платить не надо из своего кармана. И экипаж рядом, случись срочный вылет, никого искать не будут. Срочные вылеты случались, но редко. Такое бывало, когда у другого самолета, тоже Якутского авиаотряда, обнаруживали техническую неисправность, которую невозможно быстро устранить. Чтобы не срывать рейс, самолет заменяли другим.
Выспались, привели себя в порядок, позавтракали, приняли самолет. Павел, как положено, обошел самолет, осмотрел закрылки – сняты ли струбцины?
Был недавно случай. Взлетел Ил-12, был сильный боковой ветер, потребовалось скорректировать курс, а на элероне струбцина стоит, забыли снять в аэропорту. Кончилось падением самолета и аварией. Да и положено в авиации еще с самого начала – пилоту лично осмотреть летательный аппарат – убраны ли заглушки, сняты ли струбцины, нет ли потеков технических жидкостей, в порядке ли винты? Да много чего еще.
Экипаж занял места в кабине, запустил моторы, прогрел, потом доложил о готовности диспетчеру. Моторы вновь заглушили, чтобы кто-нибудь из неосторожных пассажиров под вращающийся винт не подлез.
Пассажиры от вокзала пошли к самолету на посадку, с детьми, с вещами. Стюардесса осмотрела салон, зашла в кабину.
– Командир, все места заняты согласно билетам. Дверь закрыта.
Павел выглянул в окно. Трап уже отъехал.
– Запускаем движки!
Бортмеханик запустил оба двигателя. Уже прогретые, они не успели остыть, за несколько минут температура уже рабочая. Павел запросил разрешение на рулежку.
– Разрешаю. Впереди вас в очереди еще один четырнадцатый, вы за ним.
Медленно подрулили к началу полосы. На ней уже начал разбег Ли-2. На рулежной дорожке стоит Ил-14, бортовой номер незнаком, скорее всего, издалека борт. Ли-2 взлетел, через несколько минут диспетчер разрешил взлет Ил-14, что впереди стоял. Тот уже молотил винтами в начале взлетной полосы. «Ильюшин» начал разбегаться, оставляя шлейф выхлопа, двигатели явно на максимальном взлетном режиме. Павел подумал еще: наверное, полная загрузка. Самолет взлетел, полоса освободилась. Диспетчер по рации дал разрешение Павлу на взлет. Моторы уже на взлетном режиме, Павел отпустил тормоза, разбег. Вот прекратился стук колес шасси по бетонке. Штурвал на себя, самолет нос задрал. Впереди, через лобовые стекла, только небо видно, а в боковые – удаляющаяся вниз земля. Набрал уже метров восемьсот, как впереди на земле, почти по курсу – огни. Сначала подумалось – костры. А ближе подлетели… Мать твою! Да это же самолет горит! Ил-14, что перед ними взлетал. Хвостовое оперение в стороне, фюзеляж разрушен. На скорости уже за двести деталей не разглядеть. Павел с диспетчером связался.
– Вышка! Вижу на земле, на удалении километров восемь – десять от полосы горящий Ил-14. Похоже, тот, что перед нами взлетал!
– Принял!
Хотелось снизиться, сделать круг, разглядеть. Но нежелательно, чтобы катастрофу увидели пассажиры. Многие и без таких жутковатых картин боятся летать.
Уже после приземления в Якутске Павел узнал, что разбился Ил-14, выполнявший рейс из Пекина в Москву, погибли 17 пассажиров и экипаж. В эти годы дружба между СССР и Китаем начала сходить на нет. Руководитель Китая Мао Цзэ Дун объявил Хрущева в ревизионизме, отступлении от курса Ленина – Сталина и прочих политических прегрешениях. Причем, по практике тех лет, о катастрофах в газетах или по радио не сообщалось. Зачем омрачать жизнь строителям коммунизма?
Вроде ничего специально по плану не делали Павел и Дарья. А получалось – как и обговаривали. Поженились, Павел освоил новый для себя и страны тип самолета. Осталось переехать в Подмосковье. И хотелось, особенно Дарье, не любила она зиму. Да еще была бы зима, как в европейской части Союза – три месяца. А то затяжная и лютая, с метелями и морозами по 40–50 градусов, сильным ветром. Не всякий человек привыкнуть может. Если Павел как-то освоился, то Дарье тяжело. В Якутии даже воздух другой, сухой.
Уезжая из Москвы, Павел оставил свой адрес, вроде как Сумбатов, бывший однополчанин, обещал помочь. Но кто он ему? Не друг, не родственник, а однополчан могут быть сотни, а то и тысячи. Для кого-то однополчанин – как брат, а другой равнодушен. Это если в окопе под бомбежками сидел, из одного котелка хлебал, делясь последним сухарем, ходил в атаку под пулеметами, то однополчанин – не пустой звук. А для летчиков самый близкий друг, когда в одном экипаже, да не один боевой вылет совершили, горели, приводили «на честном слове и на одном крыле» изрешеченный самолет на аэродром.
Но нет, не забыл Сумбатов про обещание. Хоть и пост высокий занял, а порядочный оказался и обязательный. В мае месяце получил Павел телеграмму.
«Увольняйся и приезжай зпт если не передумал тчк Федор тчк».
Дарья сразу, не раздумывая:
– Едем?
– Не пожалеем?
– О чем? И ты работу найдешь, и я. Всех вещичек – два чемодана на двоих.
Это верно. Койка, стол и шифоньер казенные, как и два стула. Все вещи – одежда и обувь. Оба написали заявления. Павла командир отговаривал, кто же хочет терять опытного пилота, КВС. Тем более Павел недавно третий класс получил. Все же Павел настоял, дескать – здоровье жены не позволяет, не по ней климат здешний. Через месяц только получили документы, после обязательной отработки. А поскольку уволился, пришлось за билеты платить из своего кармана. С пересадками на промежуточных аэродромах уже через четыре дня были в Москве.
Начиналась новая жизнь.
* * *
notes
Примечания
1
Аист.
Проводку заменили быстро, после опробовали двигатель. Он запустился легко. Прогрели до рабочей температуры, погоняли на всех режимах. Работает без нареканий. Проконтролировали работу других систем, в первую очередь электрических цепей. Инженер поставил подпись о готовности самолета. Пока экипаж отдыхал, самолет заправили, облили противообледенительной жидкостью, основу которой составлял спирт.
Утром экипаж занял места, запустил моторы, прогрел. От здания аэропорта – нового, красивого, с колоннами, в духе сталинского ампира, только что сданного в эксплуатацию, потянулись пассажиры. Началась посадка. Все места заняты, стюардесса закрыла дверь.
– Терек, я борт 48151, разрешите рулежку?
– Разрешаю.
Аэропорт имел позывной «Терек». Аэродромов было два. Один, называемый «Центральным», имел полосу в 2 500 метров, бетонную. Второй неподалеку, для местных авиалиний, имел полосу в 970 метров. В случае необходимости можно было приземлиться там. На полетной карте отмечены все аэродромы, пригодные для посадки, даже с грунтовой полосой. Когда прижмет, сгодятся и они.
Перед взлетом и в процессе его самый оживленный радиообмен с КДП.
– Терек, я борт 48151, разрешите занять полосу.
– Борт 48151, разрешаю.
Вырулили на взлетную полосу. Впереди два с половиной километра бетонки, для взлета надо всего пятьсот метров. Полоса явно построена с прицелом на более тяжелые самолеты. Немного позже оказалось – турбовинтовые и реактивные.
Удерживая самолет на тормозах, вывели моторы на нормальный взлетный режим, по фюзеляжу дрожь побежала. Температура масла и головок двигателей нормальная.
– Терек, я борт 48151, разрешите взлет?
– Разрешаю.
Обороты почти максимальные, отпустили тормоза. Самолет сначала нехотя, но через секунды все быстрее начал разбег, вжимая пассажиров в кресла. Скороподъемность у Ил-14 неплохая. Несколько минут и уже заняли эшелон в две тысячи метров. Ветер весь путь был попутный, и полет оказался на полчаса короче, чем в Хабаровск.
Через месяц ударили первые морозы, выпал снег. Для кого-то красота. Снег белым покрывалом укрыл голые деревья, пожухлую траву. Для других снег и морозы – сплошные проблемы. Технику эксплуатировать сложно, масла и прочие технические жидкости густеют, застывают. Для автомобилистов – гололед, скольжения, аварии. Пешеходы падают, ломают руки и ноги. Для травматологов напряженный сезон.
В начале декабря Павел и Дарья сыграли свадьбу. С его стороны десяток приятелей по работе, со стороны Дарьи – женщины из поликлиники. У Дарьи папа умер, а мама далеко, на другом конце Союза, в Псковской области, ехать отказалась – далеко и дорого. Так что на свадьбе одна молодежь. Отметили в кафе.
Вроде и народу немного, а денег ушло – аж занимать пришлось. После свадьбы Дарья к Павлу переехала, в общежитие. Все же у него целая комната. Трудно тогда с жильем было, даже в крупных городах. По инициативе Хрущева только с шестидесятых годов развернулось строительство пятиэтажек, прозванных «хрущевками». Дарья комнату снимала вместе с коллегой по работе, потому как во все времена зарплата у медиков была скромной. Да и не любила советская власть интеллигенцию – инженеров, ученых, учителей.
Казалось бы – вместе стали жить с Дарьей, а чаще не встречались. С переходом Павла на Ил-14 полеты стали дальними. Прилетит экипаж в Иркутск или Красноярск, а световой день к концу и санитарная норма на сутки исчерпана, за нормами следили, все же безопасность полетов прежде всего. Утром вылетают, к вечеру в Якутске. Если вылет в обед, то прилетали поздно. Придет Павел в комнату, а Дарья уже спит. Многие так жили, времена такие были.
Близился конец декабря, на носу 1955 год. Утром тридцатого Дарья поинтересовалась:
– Ты завтра к полуночи дома будешь? Хочется вместе Новый год встретить. Все же первый семейный Новый год.
Церковные праздники в большинстве своем не отмечали – Рождество, Крещение, но на Пасху пекли куличи и красили яйца. А наступление Нового года отмечали. День Победы помнили и отмечали фронтовики. Государственным праздником он стал лишь при Л. И. Брежневе.
– Должен, если погода не подведет.
Погода в этих широтах непредсказуемая, сталкиваются воздушные массы из Арктики и Тихого океана. Какой циклон окажется мощнее, такая погода будет. И метеорологи давали относительно точный прогноз на два дня только.
Тридцатого вылет в Иркутск. Ночевка и тридцать первого возвращение в Якутск. Если все сложится, то часам к восьми – девяти вечера удастся вернуться. До сих пор как-то удачно складывалось, что все встречи Нового года отмечал на земле, а не за штурвалом.
Полеты в Иркутск Павел не любил. Вроде и полоса длинная, в три километра, с твердым покрытием. И запасные аэродромы недалеко, в 18 км от города заводской аэродром, а еще в 91 км авиабаза Белая. Но самолеты там бились регулярно. То катастрофа с жертвами, то обидная авария на земле, когда сталкиваются самолеты на рулежной дорожке и обходится без жертв, но мятыми крыльями или фюзеляжами.
Относительно свежий, прошлогодний случай, 14 октября 1953 года, рейс Москва – Южно-Сахалинск на Ил-12. На борту 22 пассажира и три члена экипажа. Минуты не прошло, как самолет оторвался от взлетной полосы, по вечернему, темному времени еще горели фары на «Ильюшине», как командир воздушного судна запросил диспетчера.
«Что там у вас?»
«Вижу встречный самолет!»
Командир видел в темноте не самолет, а посадочные фары. Диспетчер оторопел. Самолет на встречном курсе, на посадочной глиссаде – это катастрофа. Взгляд на круглый экран радиолокатора, а там одна засветка от взлетающего самолета. Диспетчер переспросил:
«Где видите встречный?»
И ответа уже не получил, хотя запросы повторял. Командир самолета принял за фары встречного самолета огни мачт, совершил резкий маневр отворота, а высота всего сто метров и скорость мала, Ил-12 на вираже потерял скорость и высоту, задел крылом землю и упал. Погибли четверо из находившихся на борту. В общем, ошибка командира обошлась потерянным самолетом и четырьмя жизнями, хотя могло быть намного хуже.
Полет проходил штатно, перед посадкой штурман на высотомере выставил 514 метров. Именно на такой высоте над уровнем моря находится ВПП города. Иначе летчик может ошибиться, ведь высотомер показывает высоту не над местностью, над которой самолет пролетает, а над уровнем океана. Введенная поправка позволяет узнать высоту над конкретным местом. Выпустили закрылки, шасси, приземлились, зарулили на стоянку. Павел, как командир воздушного судна, заполнил документы. Подкатили трап, пассажиры освободили салон. Бортмеханик записал в журнале, что замечаний к техническому состоянию самолета нет.
Поужинали, ушли в гостиницу для летного персонала, спать легли. Павел гостиницы не любил, очень казенно, неуютно. Но и плюсы были. Гостиница аэрофлотская, платить не надо из своего кармана. И экипаж рядом, случись срочный вылет, никого искать не будут. Срочные вылеты случались, но редко. Такое бывало, когда у другого самолета, тоже Якутского авиаотряда, обнаруживали техническую неисправность, которую невозможно быстро устранить. Чтобы не срывать рейс, самолет заменяли другим.
Выспались, привели себя в порядок, позавтракали, приняли самолет. Павел, как положено, обошел самолет, осмотрел закрылки – сняты ли струбцины?
Был недавно случай. Взлетел Ил-12, был сильный боковой ветер, потребовалось скорректировать курс, а на элероне струбцина стоит, забыли снять в аэропорту. Кончилось падением самолета и аварией. Да и положено в авиации еще с самого начала – пилоту лично осмотреть летательный аппарат – убраны ли заглушки, сняты ли струбцины, нет ли потеков технических жидкостей, в порядке ли винты? Да много чего еще.
Экипаж занял места в кабине, запустил моторы, прогрел, потом доложил о готовности диспетчеру. Моторы вновь заглушили, чтобы кто-нибудь из неосторожных пассажиров под вращающийся винт не подлез.
Пассажиры от вокзала пошли к самолету на посадку, с детьми, с вещами. Стюардесса осмотрела салон, зашла в кабину.
– Командир, все места заняты согласно билетам. Дверь закрыта.
Павел выглянул в окно. Трап уже отъехал.
– Запускаем движки!
Бортмеханик запустил оба двигателя. Уже прогретые, они не успели остыть, за несколько минут температура уже рабочая. Павел запросил разрешение на рулежку.
– Разрешаю. Впереди вас в очереди еще один четырнадцатый, вы за ним.
Медленно подрулили к началу полосы. На ней уже начал разбег Ли-2. На рулежной дорожке стоит Ил-14, бортовой номер незнаком, скорее всего, издалека борт. Ли-2 взлетел, через несколько минут диспетчер разрешил взлет Ил-14, что впереди стоял. Тот уже молотил винтами в начале взлетной полосы. «Ильюшин» начал разбегаться, оставляя шлейф выхлопа, двигатели явно на максимальном взлетном режиме. Павел подумал еще: наверное, полная загрузка. Самолет взлетел, полоса освободилась. Диспетчер по рации дал разрешение Павлу на взлет. Моторы уже на взлетном режиме, Павел отпустил тормоза, разбег. Вот прекратился стук колес шасси по бетонке. Штурвал на себя, самолет нос задрал. Впереди, через лобовые стекла, только небо видно, а в боковые – удаляющаяся вниз земля. Набрал уже метров восемьсот, как впереди на земле, почти по курсу – огни. Сначала подумалось – костры. А ближе подлетели… Мать твою! Да это же самолет горит! Ил-14, что перед ними взлетал. Хвостовое оперение в стороне, фюзеляж разрушен. На скорости уже за двести деталей не разглядеть. Павел с диспетчером связался.
– Вышка! Вижу на земле, на удалении километров восемь – десять от полосы горящий Ил-14. Похоже, тот, что перед нами взлетал!
– Принял!
Хотелось снизиться, сделать круг, разглядеть. Но нежелательно, чтобы катастрофу увидели пассажиры. Многие и без таких жутковатых картин боятся летать.
Уже после приземления в Якутске Павел узнал, что разбился Ил-14, выполнявший рейс из Пекина в Москву, погибли 17 пассажиров и экипаж. В эти годы дружба между СССР и Китаем начала сходить на нет. Руководитель Китая Мао Цзэ Дун объявил Хрущева в ревизионизме, отступлении от курса Ленина – Сталина и прочих политических прегрешениях. Причем, по практике тех лет, о катастрофах в газетах или по радио не сообщалось. Зачем омрачать жизнь строителям коммунизма?
Вроде ничего специально по плану не делали Павел и Дарья. А получалось – как и обговаривали. Поженились, Павел освоил новый для себя и страны тип самолета. Осталось переехать в Подмосковье. И хотелось, особенно Дарье, не любила она зиму. Да еще была бы зима, как в европейской части Союза – три месяца. А то затяжная и лютая, с метелями и морозами по 40–50 градусов, сильным ветром. Не всякий человек привыкнуть может. Если Павел как-то освоился, то Дарье тяжело. В Якутии даже воздух другой, сухой.
Уезжая из Москвы, Павел оставил свой адрес, вроде как Сумбатов, бывший однополчанин, обещал помочь. Но кто он ему? Не друг, не родственник, а однополчан могут быть сотни, а то и тысячи. Для кого-то однополчанин – как брат, а другой равнодушен. Это если в окопе под бомбежками сидел, из одного котелка хлебал, делясь последним сухарем, ходил в атаку под пулеметами, то однополчанин – не пустой звук. А для летчиков самый близкий друг, когда в одном экипаже, да не один боевой вылет совершили, горели, приводили «на честном слове и на одном крыле» изрешеченный самолет на аэродром.
Но нет, не забыл Сумбатов про обещание. Хоть и пост высокий занял, а порядочный оказался и обязательный. В мае месяце получил Павел телеграмму.
«Увольняйся и приезжай зпт если не передумал тчк Федор тчк».
Дарья сразу, не раздумывая:
– Едем?
– Не пожалеем?
– О чем? И ты работу найдешь, и я. Всех вещичек – два чемодана на двоих.
Это верно. Койка, стол и шифоньер казенные, как и два стула. Все вещи – одежда и обувь. Оба написали заявления. Павла командир отговаривал, кто же хочет терять опытного пилота, КВС. Тем более Павел недавно третий класс получил. Все же Павел настоял, дескать – здоровье жены не позволяет, не по ней климат здешний. Через месяц только получили документы, после обязательной отработки. А поскольку уволился, пришлось за билеты платить из своего кармана. С пересадками на промежуточных аэродромах уже через четыре дня были в Москве.
Начиналась новая жизнь.
* * *
notes
Примечания
1
Аист.
Перейти к странице: