Вурдалак
Часть 8 из 43 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Вернувшись в психиатрическое отделение, Владимир застал в кабинете у Нестеренко Лещинского, сидевшего в обычной развязной позе, положив ногу на ногу.
– Прошу прощения, я зайду позже. – Владимир ретировался, посчитав, что врач проводит беседу с больным.
– Наоборот, вы как раз вовремя! – остановил его Нестеренко. – Заходите, Владимир Иванович. Господин Лещинский нас покидает, пожалуйста, подготовьте документы для выписки.
Владимир с изумлением посмотрел на врача. Уж кого-кого, но психопата Лещинского с его всплесками агрессивности и непредсказуемым поведением стоило бы еще подержать в больнице. Но он решил, что Нестеренко врач опытный и ему виднее.
– Слушаюсь, Илья Никодимович.
– Располагайтесь в моем кабинете, вот документы, – Нестеренко указал на стопку папок на столе, – а мне нужно к больным.
– Да и мне надо приготовиться к отъезду из вашего вонючего заведения, – сказал, поднимаясь, Лещинский.
– За вами приедут? – спросил Владимир, открывая папку с историей болезни.
– Ну не пешком же мне отсюда уходить! – Лещинский торжествующе рассмеялся и вышел из кабинета.
Уже заверяя у Нестеренко документы на выписку, Владимир не удержался и поинтересовался, не поспешил ли тот с этим решением? Лещинский непредсказуем и ощущает свою безнаказанность, а это может привести к весьма плачевным последствиям.
– У него очень уважаемые и состоятельные родители, они пообещали присматривать за ним, – довольно холодно произнес доктор Нестеренко, искоса взглянув на него, – мол, кто ты такой, чтобы об этом рассуждать?
Но Владимир не смог смолчать:
– В городе происходят убийства, возможно, преступник сродни Лещинскому, как и он, упивается свободой и вседозволенностью.
– Позволю себе не согласиться с вашими выводами, – совсем ледяным тоном прервал его доктор Нестеренко. – Убийства, о которых говорит уже весь город, тщательно готовились, раз до сих пор не раскрыты и убийца не разоблачен, а истерики типа Лещинского поступают необдуманно, спонтанно, оставляют массу следов и тем самым себя выдают.
– Вы согласны, что Лещинский представляет угрозу для общества? – упорствовал Владимир.
– Гораздо более опасны так называемые «тихони», у которых непонятно что творится в голове, вот их поступки действительно непредсказуемы. Родители Лещинского предупреждены о том, чего можно от него ожидать, и будут присматривать за ним. Вся ответственность за него полностью лежит на них.
– Среди наших пациентов есть такие «тихони»? – поинтересовался Владимир, но доктор Нестеренко сделал вид, что не услышал вопроса.
Вечером, вернувшись в гостиничный номер, Владимир стал обдумывать события прошедшего дня. В городе орудует убийца, свои жертвы он обескровливает. Исходя из результатов вскрытия, он это делает не с помощью клыков, а использует режущий инструмент, возможно, скальпель. И хотя было ясно, что действует не мифический вампир, упырь, а вполне конкретный убийца или убийцы (ведь последнюю жертву, крепкого мужчину, в одиночку непросто связать), у Владимира возникло предчувствие, что с этим вполне может быть как-то связана легенда о черниговском вурдалаке. Возможно, она каким-то образом подтолкнула убийцу к совершению этих зверств. И может оказаться, что преступник имеет психические отклонения.
Каков мотив убийцы? Что для него важнее – кровь жертв или сам процесс их обескровливания? Или это просто коварная уловка, попытка подбросить следствию ложную версию?
Тут Владимир спохватился: «А зачем мне все это? Ломаю себе голову, словно решил вести собственное расследование». Но он внезапно загорелся этой идеей. «Почему бы и нет? – думал он. – Будет мне развлечение, вроде как участие вживую в кем-то придуманной детективной истории. Понятное дело, я не смогу разоблачить реального убийцу, не раскрою здешние загадочные убийства, но поучаствую в этом. Кто знает, может, все это подтолкнет меня к написанию занимательного рассказа в стиле Эдгара По или того же Чамберса? Ведь как интересно этот Чамберс закручивает сюжеты своих рассказов вокруг некой мифической пьесы, прочтение которой грозит сумасшествием или даже смертью. При этом сама пьеса остается неизвестной, автор через персонажей рассказов дает небольшие ремарки, заставляя воображение читателя работать на полную».
Приняв решение, Владимир задумался: с чего начать? И он решил собрать как можно больше сведений о реальной исторической особе – Василии Касперовиче Дунине-Борковском, а также слухи, легенды, имеющие к нему отношение. Первоначальную наводку – где и что искать – может дать всезнающий адвокат Семыкин, и Владимир решил нанести ему визит не откладывая, уже на следующий вечер. Всю собранную информацию Владимир решил записывать в привезенный с собой журнал, в который ранее предполагал вносить интересные случаи из своей врачебной практики. А так как работа с душевнобольными ему была неинтересна и носила временный характер, то и записей в журнале пока не было.
6
Улицу освещала лишь красноватая луна, холодно глядевшая на Владимира с темных небес. Он предчувствовал надвигающуюся опасность и настороженно поглядывал по сторонам. В темноте выстроившиеся с обеих сторон улицы дома виделись ему чудовищами, затаившимися и подстерегающими неосторожного путника.
Позади послышался стук копыт по мостовой. Владимир оглянулся и ничего не увидел – улица была пуста, а стук копыт и скрип колес становились все громче, они раздавались уже за спиной!
Владимир готов был броситься бежать, но куда и от кого? Вновь оглянувшись, он увидел черную карету, запряженную шестеркой черных лошадей, еще миг – и они наедут на него! Экипажем правил кучер в черном балахоне с остроконечным капюшоном, скрывающим лицо. Спасаясь, Владимир бросился в сторону, к ближайшему дому, и буквально вжался в стену.
Однако карета остановилась. Ее окна были плотно занавешены. С запяток кареты, предназначенных для грума, соскочил на землю молодой человек в желтой ливрее. Он приглашающим жестом распахнул дверцу кареты, но внутри было еще темнее, чем снаружи, и ничего нельзя было рассмотреть.
Владимир стоял не двигаясь, страх парализовал его.
– Чего вы стоите – вас ожидают! – прикрикнул на него грум, и Владимир узнал его – это был тот самый молодой человек, в аутопсии тела которого он принимал участие.
Сомнений в этом не было – под подбородком у него виднелась рана, зашитая грубыми стежками. Он что, мертвец?!
– Конечно мертвец! – Грум осклабился. – А кого вы хотели увидеть в свите ясновельможного? Садитесь быстрее – это такая честь!
– Но я ведь живой!
– Не переживайте, это поправимо! – «успокоил» его грум.
– Уезжайте! Я не сяду в карету! – истерически крикнул Владимир.
– За вас уже все решено! – Грум осуждающе смотрел на него. – Вы этим делаете себе только хуже!
Владимир увидел, что темнота внутри кареты сгустилась, приняв неясные очертания фигуры, а он оказался сидящим рядом с ней. Владимир почувствовал, как леденящий холод охватывает его тело, сердце сжалось, и он в ужасе закричал…
Владимир очнулся в постели в своем гостиничном номере и не сразу пришел в себя после кошмарного сна. Уже было утро, солнечные лучи проникли в номер, изгоняя из него дурман недавнего сновидения.
«Неужели я такой впечатлительный? На новом месте кошмары снятся один за другим, передавая в фантасмагориях недавние впечатления. Странная черная карета, ездящая по ночным улицам, тело убитого молодого человека, даже персонажи и события книг – все это нашло отражение в сновидениях. Наверное, следует перед сном принимать успокоительные порошки».
После работы Владимир решил, как и планировал, нанести визит адвокату Семыкину, рассчитывая, что тот расскажет ему много интересного о Дунине-Борковском. Улица Малоречковская, на которой жил адвокат, находилась на левом берегу Стрижня, сразу за Красным мостом. Когда нанятый экипаж проезжал по мосту, Владимир вспомнил, что именно здесь было покончено с упырем, и попросил возницу остановиться. Владимир вышел из экипажа и с любопытством осмотрелся.
От рябого портье в гостинице Владимир узнал, что когда-то на этом месте находилась Гноевая дамба, построенная из конского навоза, соломы и глины, но однажды ее снесло весенним паводком, и после этого тут был построен деревянный Красный мост, название которого означает не цвет, а то, что он «красивый». По легенде, в этом месте упырь со своей свитой свалился в реку и исчез навеки. В этом месте река была не настолько глубокой, чтобы скрыть в своих водах карету. Но события, о которых говорилось в легенде, происходили двести лет тому назад, и тогда она могла быть более глубоководной.
Стрижень в этом месте сужался, словно горло бутылки, и был шириной метров десять, а вот выше по течению он раскинулся значительно шире. Вода не отличалась чистотой, как быстрая Десна, берега были высокими и густо поросшими кустами и деревьями. Речка вызывала чувство брезгливости, нечистоты и враждебности. Было в ней нечто отталкивающее, несмотря на вроде бы живописный вид. А может, на восприятие Владимира повлияло то, что он узнал о найденных в грязных водах этой речки мертвых телах? Он вернулся в экипаж, и тот сразу тронулся.
Адвокат жил в большом двухэтажном доме, крышу украшали две остроконечные псевдобашенки, а фасад – замысловатые изображения мифических существ.
«Для проживания одного человека дом великоват», – подумал Владимир. Парадный вход с мощными двухстворчатыми дверьми украшали две колонны, на капителях которых примостились мощные атланты, поддерживающие портик. Все это говорило о том, что адвокат очень состоятельный человек и привык воплощать в жизнь свои причуды.
Дернув за шнурок звонка, Владимир услышал, как за дверьми мелодично зазвенел колокольчик. Открыла молодая симпатичная горничная с лукавым взглядом зеленоватых, как бирюза, глаз, в кокетливом белоснежном накрахмаленном переднике.
– Здравствуйте. Вам назначено? – деловито поинтересовалась она, и ее тон говорил о том, что здесь не жалуют неожиданных визитеров.
Владимир смешался, он не знал, как поступить – уйти или настоять на том, чтобы о нем доложили адвокату.
– Петр Семенович приглашал меня зайти как-нибудь вечерком, не назначая конкретную дату.
– Как прикажете о вас доложить?
Владимир протянул свою визитную карточку – недавно он заказал их на всякий случай. Мельком взглянув на нее, горничная впустила его в прихожую и отправилась докладывать хозяину. Вернулась она не одна, а с Петром Семеновичем с сияющей улыбкой.
– Очень рад, Владимир Иванович, что наконец решились меня навестить! Приятная неожиданность!
– Как я понял, надо было заранее сообщить о своем визите, – не удержался от колкости Владимир.
Петр Семенович шутливо погрозил пальцем горничной, которая никак на это не отреагировала.
– Клава опекает меня, ограждает от клиентов, являющихся в неурочное время, – пояснил он. – Но это не касается друзей – для них мой дом открыт в любое время дня и ночи! Что мы стоим в прихожей – милости прошу в дом!
Клава приняла у Владимира шляпу и трость, изобразив вежливую улыбку. «Судя по всему, полномочий в этом доме у Клавы больше, чем у обычной горничной», – сделал для себя вывод Владимир.
Они прошли в огромную светлую гостиную с новой мебелью красного дерева, обитыми приятной светло-зеленой тканью стенами. Петр Семенович усадил Владимира за длинный овальный стол, накрытый плотной темно-бордовой скатертью. В углу комнаты начиналась лестница, ведущая на второй этаж.
– Владимир Иванович, не будете возражать, если, пока нам приготовят чай, мы пропустим в качестве аперитивчика по стопке-другой вишневой наливки? Вишня из моего сада, напиток изготовлен по старинному казацкому рецепту.
– Благодарю, с превеликим удовольствием. – Владимир с любопытством осмотрел комнату. – Похоже, вы здесь недавно живете?
– Вы правы. Раньше я жил на Преображенской, снимал квартиру в доходном доме, пока не решился обзавестись собственным жильем. На этом месте была халупа, и я купил практически землю и построил новый дом. Это весьма интересное место, раньше оно называлось Немецкой слободкой, однако немцы никогда тут не жили. После Полтавской битвы царь Петр поселил здесь шведов, взятых в плен, они тут обжились, многие из них не уехали отсюда, когда появилась такая возможность, обзавелись семьями. Край наш благодатный, не сравнить со Шведской землей.
За чаем Петр Семенович расспрашивал Владимира, как он устроился, доволен ли работой, какое у него впечатление о коллегах-врачах, имеются ли проблемы. Вспомнил, что обещал помочь с жильем.
– Не желаете ли, Владимир Иванович, пожить у меня? – неожиданно предложил Петр Семенович. – Места в моем доме более чем достаточно, и мне будет приятно ваше общество. Можете занять гостевую комнату, на жилье вам не придется тратиться. И мне будет веселее, а то по вечерам обычно приходится общаться только с Клавой. Впрочем, порой гости меня навещают.
– Благодарю, но я, пожалуй, откажусь. Да и проблем с оплатой жилья у меня нет.
– Простите, если я вас невзначай обидел. Предложил от чистого сердца и прошу не спешить с ответом, подумайте.
Они продолжили беседу, и Владимир рассказал, как участвовал во вскрытии очередной жертвы неуловимого и загадочного убийцы.
– Город у нас тихий, грабежи и воровство редко случаются, а тут убийство, и не одно! – горестно вздохнув, промолвил Петр Семенович. – Что за душегубец у нас завелся? Не иначе как из пришлых – город хоть медленно, но разрастается.
– Знать бы, для чего убийца обескровливает тела жертв, тогда его было бы проще вычислить, – задумчиво произнес Владимир. – Возможно, это ритуальные убийства. Или казнь. У древних римлян была «гуманная» казнь для аристократов – осужденному вскрывали вены в бане. А вот у скандинавов, у викингов, совершая жертвоприношения варварским богам Тору, Одину или Фрейру, жертве перерезали горло. Затем обескровленное тело вывешивали в священной роще.
– Все тела погибших нашли в реке Стрижень, – заметил адвокат. – Река – вполне подходящее, сакральное место для жертвоприношения. А вот казнь отпадает: жертвы – совершенно разные люди, и я не уверен, что они были знакомы.
– Нелегко будет господину Катасонову найти убийцу, – сказал Владимир и перевел разговор на интересующую его тему: – Недавно я услышал легенду о черниговском вурдалаке.
– Дунине-Борковском? Как он разъезжал в черной карете и губил людей, попадавшихся ему на пути?
– Хотелось бы узнать о нем больше. Он вроде бы реальная историческая личность?
– О жизни Василия Касперовича Дунина-Борковского сохранилось мало достоверных сведений. Известно, что он из польского шляхетского рода. Его отец, Анджей Каспер Дунин, был полковником королевских войск, владел на Черниговщине селом Борковка. В те времена, когда началось восстание под предводительством Богдана Хмельницкого, Василию было около десяти лет, и он остался круглым сиротой. По одной версии, его родители и сестра погибли во время набега соседей-шляхтичей, позарившихся на их богатство или имение. По другой – набег совершили казаки, они беспощадно расправились с семьей ненавистных поляков-католиков. По-третьей – его отец погиб, участвуя в одной из битв с казаками Богдана Хмельницкого, а мать и сестра были убиты казаками во время взятия Нежина, где они укрывались. Василию тогда удалось убежать. Дальше снова все туманно, есть разные версии того, как складывалась впоследствии его жизнь. Предполагают, что Василия приютила семья сестры его матери, православная. Сестра была замужем за казацким сотником. Есть упоминание о его старшем брате Юрии, который, как и он, стал казаком, был бунчужным и Василия пережил. Но я думаю, что это был не родной брат, а сводный, из приютившей его семьи. О ней, опять же, достоверно ничего не известно. Возможно, Василя взял к себе, в православную семью, двоюродный брат его отца – Семен Дунин-Борковский, который с самого начала участвовал в восстании Богдана Хмельницкого и командовал полком. В письменных источниках нет сведений о том, кто именно усыновил Василя, а позднее отправил учиться в Киево-Могилянскую академию, кто принимал деятельное участие в его судьбе. Даже некоторые его современники недоумевали, откуда он вдруг появился в почти тридцатилетнем возрасте, словно черт из табакерки. – Адвокат сделал многозначительную паузу. – Война – это всегда ужасно, и горе побежденным! В той войне, как и в любой другой, было много жестокостей с обеих сторон, лились реки крови, случалось, что близкие родственники оказывались во враждующих лагерях. Воюющие на стороне Речи Посполитой беспощадно расправлялись с пленными казаками, подвергали их мучительным казням, разоряли православные храмы, там устраивали униатские и католические церкви. Наверное, вы читали роман Сенкевича «Огнем и мечом»?
– Прошу прощения, я зайду позже. – Владимир ретировался, посчитав, что врач проводит беседу с больным.
– Наоборот, вы как раз вовремя! – остановил его Нестеренко. – Заходите, Владимир Иванович. Господин Лещинский нас покидает, пожалуйста, подготовьте документы для выписки.
Владимир с изумлением посмотрел на врача. Уж кого-кого, но психопата Лещинского с его всплесками агрессивности и непредсказуемым поведением стоило бы еще подержать в больнице. Но он решил, что Нестеренко врач опытный и ему виднее.
– Слушаюсь, Илья Никодимович.
– Располагайтесь в моем кабинете, вот документы, – Нестеренко указал на стопку папок на столе, – а мне нужно к больным.
– Да и мне надо приготовиться к отъезду из вашего вонючего заведения, – сказал, поднимаясь, Лещинский.
– За вами приедут? – спросил Владимир, открывая папку с историей болезни.
– Ну не пешком же мне отсюда уходить! – Лещинский торжествующе рассмеялся и вышел из кабинета.
Уже заверяя у Нестеренко документы на выписку, Владимир не удержался и поинтересовался, не поспешил ли тот с этим решением? Лещинский непредсказуем и ощущает свою безнаказанность, а это может привести к весьма плачевным последствиям.
– У него очень уважаемые и состоятельные родители, они пообещали присматривать за ним, – довольно холодно произнес доктор Нестеренко, искоса взглянув на него, – мол, кто ты такой, чтобы об этом рассуждать?
Но Владимир не смог смолчать:
– В городе происходят убийства, возможно, преступник сродни Лещинскому, как и он, упивается свободой и вседозволенностью.
– Позволю себе не согласиться с вашими выводами, – совсем ледяным тоном прервал его доктор Нестеренко. – Убийства, о которых говорит уже весь город, тщательно готовились, раз до сих пор не раскрыты и убийца не разоблачен, а истерики типа Лещинского поступают необдуманно, спонтанно, оставляют массу следов и тем самым себя выдают.
– Вы согласны, что Лещинский представляет угрозу для общества? – упорствовал Владимир.
– Гораздо более опасны так называемые «тихони», у которых непонятно что творится в голове, вот их поступки действительно непредсказуемы. Родители Лещинского предупреждены о том, чего можно от него ожидать, и будут присматривать за ним. Вся ответственность за него полностью лежит на них.
– Среди наших пациентов есть такие «тихони»? – поинтересовался Владимир, но доктор Нестеренко сделал вид, что не услышал вопроса.
Вечером, вернувшись в гостиничный номер, Владимир стал обдумывать события прошедшего дня. В городе орудует убийца, свои жертвы он обескровливает. Исходя из результатов вскрытия, он это делает не с помощью клыков, а использует режущий инструмент, возможно, скальпель. И хотя было ясно, что действует не мифический вампир, упырь, а вполне конкретный убийца или убийцы (ведь последнюю жертву, крепкого мужчину, в одиночку непросто связать), у Владимира возникло предчувствие, что с этим вполне может быть как-то связана легенда о черниговском вурдалаке. Возможно, она каким-то образом подтолкнула убийцу к совершению этих зверств. И может оказаться, что преступник имеет психические отклонения.
Каков мотив убийцы? Что для него важнее – кровь жертв или сам процесс их обескровливания? Или это просто коварная уловка, попытка подбросить следствию ложную версию?
Тут Владимир спохватился: «А зачем мне все это? Ломаю себе голову, словно решил вести собственное расследование». Но он внезапно загорелся этой идеей. «Почему бы и нет? – думал он. – Будет мне развлечение, вроде как участие вживую в кем-то придуманной детективной истории. Понятное дело, я не смогу разоблачить реального убийцу, не раскрою здешние загадочные убийства, но поучаствую в этом. Кто знает, может, все это подтолкнет меня к написанию занимательного рассказа в стиле Эдгара По или того же Чамберса? Ведь как интересно этот Чамберс закручивает сюжеты своих рассказов вокруг некой мифической пьесы, прочтение которой грозит сумасшествием или даже смертью. При этом сама пьеса остается неизвестной, автор через персонажей рассказов дает небольшие ремарки, заставляя воображение читателя работать на полную».
Приняв решение, Владимир задумался: с чего начать? И он решил собрать как можно больше сведений о реальной исторической особе – Василии Касперовиче Дунине-Борковском, а также слухи, легенды, имеющие к нему отношение. Первоначальную наводку – где и что искать – может дать всезнающий адвокат Семыкин, и Владимир решил нанести ему визит не откладывая, уже на следующий вечер. Всю собранную информацию Владимир решил записывать в привезенный с собой журнал, в который ранее предполагал вносить интересные случаи из своей врачебной практики. А так как работа с душевнобольными ему была неинтересна и носила временный характер, то и записей в журнале пока не было.
6
Улицу освещала лишь красноватая луна, холодно глядевшая на Владимира с темных небес. Он предчувствовал надвигающуюся опасность и настороженно поглядывал по сторонам. В темноте выстроившиеся с обеих сторон улицы дома виделись ему чудовищами, затаившимися и подстерегающими неосторожного путника.
Позади послышался стук копыт по мостовой. Владимир оглянулся и ничего не увидел – улица была пуста, а стук копыт и скрип колес становились все громче, они раздавались уже за спиной!
Владимир готов был броситься бежать, но куда и от кого? Вновь оглянувшись, он увидел черную карету, запряженную шестеркой черных лошадей, еще миг – и они наедут на него! Экипажем правил кучер в черном балахоне с остроконечным капюшоном, скрывающим лицо. Спасаясь, Владимир бросился в сторону, к ближайшему дому, и буквально вжался в стену.
Однако карета остановилась. Ее окна были плотно занавешены. С запяток кареты, предназначенных для грума, соскочил на землю молодой человек в желтой ливрее. Он приглашающим жестом распахнул дверцу кареты, но внутри было еще темнее, чем снаружи, и ничего нельзя было рассмотреть.
Владимир стоял не двигаясь, страх парализовал его.
– Чего вы стоите – вас ожидают! – прикрикнул на него грум, и Владимир узнал его – это был тот самый молодой человек, в аутопсии тела которого он принимал участие.
Сомнений в этом не было – под подбородком у него виднелась рана, зашитая грубыми стежками. Он что, мертвец?!
– Конечно мертвец! – Грум осклабился. – А кого вы хотели увидеть в свите ясновельможного? Садитесь быстрее – это такая честь!
– Но я ведь живой!
– Не переживайте, это поправимо! – «успокоил» его грум.
– Уезжайте! Я не сяду в карету! – истерически крикнул Владимир.
– За вас уже все решено! – Грум осуждающе смотрел на него. – Вы этим делаете себе только хуже!
Владимир увидел, что темнота внутри кареты сгустилась, приняв неясные очертания фигуры, а он оказался сидящим рядом с ней. Владимир почувствовал, как леденящий холод охватывает его тело, сердце сжалось, и он в ужасе закричал…
Владимир очнулся в постели в своем гостиничном номере и не сразу пришел в себя после кошмарного сна. Уже было утро, солнечные лучи проникли в номер, изгоняя из него дурман недавнего сновидения.
«Неужели я такой впечатлительный? На новом месте кошмары снятся один за другим, передавая в фантасмагориях недавние впечатления. Странная черная карета, ездящая по ночным улицам, тело убитого молодого человека, даже персонажи и события книг – все это нашло отражение в сновидениях. Наверное, следует перед сном принимать успокоительные порошки».
После работы Владимир решил, как и планировал, нанести визит адвокату Семыкину, рассчитывая, что тот расскажет ему много интересного о Дунине-Борковском. Улица Малоречковская, на которой жил адвокат, находилась на левом берегу Стрижня, сразу за Красным мостом. Когда нанятый экипаж проезжал по мосту, Владимир вспомнил, что именно здесь было покончено с упырем, и попросил возницу остановиться. Владимир вышел из экипажа и с любопытством осмотрелся.
От рябого портье в гостинице Владимир узнал, что когда-то на этом месте находилась Гноевая дамба, построенная из конского навоза, соломы и глины, но однажды ее снесло весенним паводком, и после этого тут был построен деревянный Красный мост, название которого означает не цвет, а то, что он «красивый». По легенде, в этом месте упырь со своей свитой свалился в реку и исчез навеки. В этом месте река была не настолько глубокой, чтобы скрыть в своих водах карету. Но события, о которых говорилось в легенде, происходили двести лет тому назад, и тогда она могла быть более глубоководной.
Стрижень в этом месте сужался, словно горло бутылки, и был шириной метров десять, а вот выше по течению он раскинулся значительно шире. Вода не отличалась чистотой, как быстрая Десна, берега были высокими и густо поросшими кустами и деревьями. Речка вызывала чувство брезгливости, нечистоты и враждебности. Было в ней нечто отталкивающее, несмотря на вроде бы живописный вид. А может, на восприятие Владимира повлияло то, что он узнал о найденных в грязных водах этой речки мертвых телах? Он вернулся в экипаж, и тот сразу тронулся.
Адвокат жил в большом двухэтажном доме, крышу украшали две остроконечные псевдобашенки, а фасад – замысловатые изображения мифических существ.
«Для проживания одного человека дом великоват», – подумал Владимир. Парадный вход с мощными двухстворчатыми дверьми украшали две колонны, на капителях которых примостились мощные атланты, поддерживающие портик. Все это говорило о том, что адвокат очень состоятельный человек и привык воплощать в жизнь свои причуды.
Дернув за шнурок звонка, Владимир услышал, как за дверьми мелодично зазвенел колокольчик. Открыла молодая симпатичная горничная с лукавым взглядом зеленоватых, как бирюза, глаз, в кокетливом белоснежном накрахмаленном переднике.
– Здравствуйте. Вам назначено? – деловито поинтересовалась она, и ее тон говорил о том, что здесь не жалуют неожиданных визитеров.
Владимир смешался, он не знал, как поступить – уйти или настоять на том, чтобы о нем доложили адвокату.
– Петр Семенович приглашал меня зайти как-нибудь вечерком, не назначая конкретную дату.
– Как прикажете о вас доложить?
Владимир протянул свою визитную карточку – недавно он заказал их на всякий случай. Мельком взглянув на нее, горничная впустила его в прихожую и отправилась докладывать хозяину. Вернулась она не одна, а с Петром Семеновичем с сияющей улыбкой.
– Очень рад, Владимир Иванович, что наконец решились меня навестить! Приятная неожиданность!
– Как я понял, надо было заранее сообщить о своем визите, – не удержался от колкости Владимир.
Петр Семенович шутливо погрозил пальцем горничной, которая никак на это не отреагировала.
– Клава опекает меня, ограждает от клиентов, являющихся в неурочное время, – пояснил он. – Но это не касается друзей – для них мой дом открыт в любое время дня и ночи! Что мы стоим в прихожей – милости прошу в дом!
Клава приняла у Владимира шляпу и трость, изобразив вежливую улыбку. «Судя по всему, полномочий в этом доме у Клавы больше, чем у обычной горничной», – сделал для себя вывод Владимир.
Они прошли в огромную светлую гостиную с новой мебелью красного дерева, обитыми приятной светло-зеленой тканью стенами. Петр Семенович усадил Владимира за длинный овальный стол, накрытый плотной темно-бордовой скатертью. В углу комнаты начиналась лестница, ведущая на второй этаж.
– Владимир Иванович, не будете возражать, если, пока нам приготовят чай, мы пропустим в качестве аперитивчика по стопке-другой вишневой наливки? Вишня из моего сада, напиток изготовлен по старинному казацкому рецепту.
– Благодарю, с превеликим удовольствием. – Владимир с любопытством осмотрел комнату. – Похоже, вы здесь недавно живете?
– Вы правы. Раньше я жил на Преображенской, снимал квартиру в доходном доме, пока не решился обзавестись собственным жильем. На этом месте была халупа, и я купил практически землю и построил новый дом. Это весьма интересное место, раньше оно называлось Немецкой слободкой, однако немцы никогда тут не жили. После Полтавской битвы царь Петр поселил здесь шведов, взятых в плен, они тут обжились, многие из них не уехали отсюда, когда появилась такая возможность, обзавелись семьями. Край наш благодатный, не сравнить со Шведской землей.
За чаем Петр Семенович расспрашивал Владимира, как он устроился, доволен ли работой, какое у него впечатление о коллегах-врачах, имеются ли проблемы. Вспомнил, что обещал помочь с жильем.
– Не желаете ли, Владимир Иванович, пожить у меня? – неожиданно предложил Петр Семенович. – Места в моем доме более чем достаточно, и мне будет приятно ваше общество. Можете занять гостевую комнату, на жилье вам не придется тратиться. И мне будет веселее, а то по вечерам обычно приходится общаться только с Клавой. Впрочем, порой гости меня навещают.
– Благодарю, но я, пожалуй, откажусь. Да и проблем с оплатой жилья у меня нет.
– Простите, если я вас невзначай обидел. Предложил от чистого сердца и прошу не спешить с ответом, подумайте.
Они продолжили беседу, и Владимир рассказал, как участвовал во вскрытии очередной жертвы неуловимого и загадочного убийцы.
– Город у нас тихий, грабежи и воровство редко случаются, а тут убийство, и не одно! – горестно вздохнув, промолвил Петр Семенович. – Что за душегубец у нас завелся? Не иначе как из пришлых – город хоть медленно, но разрастается.
– Знать бы, для чего убийца обескровливает тела жертв, тогда его было бы проще вычислить, – задумчиво произнес Владимир. – Возможно, это ритуальные убийства. Или казнь. У древних римлян была «гуманная» казнь для аристократов – осужденному вскрывали вены в бане. А вот у скандинавов, у викингов, совершая жертвоприношения варварским богам Тору, Одину или Фрейру, жертве перерезали горло. Затем обескровленное тело вывешивали в священной роще.
– Все тела погибших нашли в реке Стрижень, – заметил адвокат. – Река – вполне подходящее, сакральное место для жертвоприношения. А вот казнь отпадает: жертвы – совершенно разные люди, и я не уверен, что они были знакомы.
– Нелегко будет господину Катасонову найти убийцу, – сказал Владимир и перевел разговор на интересующую его тему: – Недавно я услышал легенду о черниговском вурдалаке.
– Дунине-Борковском? Как он разъезжал в черной карете и губил людей, попадавшихся ему на пути?
– Хотелось бы узнать о нем больше. Он вроде бы реальная историческая личность?
– О жизни Василия Касперовича Дунина-Борковского сохранилось мало достоверных сведений. Известно, что он из польского шляхетского рода. Его отец, Анджей Каспер Дунин, был полковником королевских войск, владел на Черниговщине селом Борковка. В те времена, когда началось восстание под предводительством Богдана Хмельницкого, Василию было около десяти лет, и он остался круглым сиротой. По одной версии, его родители и сестра погибли во время набега соседей-шляхтичей, позарившихся на их богатство или имение. По другой – набег совершили казаки, они беспощадно расправились с семьей ненавистных поляков-католиков. По-третьей – его отец погиб, участвуя в одной из битв с казаками Богдана Хмельницкого, а мать и сестра были убиты казаками во время взятия Нежина, где они укрывались. Василию тогда удалось убежать. Дальше снова все туманно, есть разные версии того, как складывалась впоследствии его жизнь. Предполагают, что Василия приютила семья сестры его матери, православная. Сестра была замужем за казацким сотником. Есть упоминание о его старшем брате Юрии, который, как и он, стал казаком, был бунчужным и Василия пережил. Но я думаю, что это был не родной брат, а сводный, из приютившей его семьи. О ней, опять же, достоверно ничего не известно. Возможно, Василя взял к себе, в православную семью, двоюродный брат его отца – Семен Дунин-Борковский, который с самого начала участвовал в восстании Богдана Хмельницкого и командовал полком. В письменных источниках нет сведений о том, кто именно усыновил Василя, а позднее отправил учиться в Киево-Могилянскую академию, кто принимал деятельное участие в его судьбе. Даже некоторые его современники недоумевали, откуда он вдруг появился в почти тридцатилетнем возрасте, словно черт из табакерки. – Адвокат сделал многозначительную паузу. – Война – это всегда ужасно, и горе побежденным! В той войне, как и в любой другой, было много жестокостей с обеих сторон, лились реки крови, случалось, что близкие родственники оказывались во враждующих лагерях. Воюющие на стороне Речи Посполитой беспощадно расправлялись с пленными казаками, подвергали их мучительным казням, разоряли православные храмы, там устраивали униатские и католические церкви. Наверное, вы читали роман Сенкевича «Огнем и мечом»?