Вурдалак

Владимир очнулся от тряски и, не открывая глаз, прокрутил в памяти недавние события – они пронеслись с молниеносной скоростью. Встреча с загробным миром ему представлялась совершенно иной, а тут его куда-то везут! Возможно, вопреки распространенному мнению, грешников черти в Ад не волокут, а везут в экипаже? А может, в рай – ведь грешил, как и жил, он совсем немного?

Набравшись мужества, Владимир открыл глаза. Он и в самом деле находился в экипаже, который ехал по дороге, по обе стороны которой стеной стоял лес. Напротив него сидела Ирина, она сосредоточенно смотрела в окно, словно пыталась разглядеть в лесной чаще что-то очень важное для нее.

– Вы тоже умерли, Ирина Олеговна?

– Очень давно, еще в нашем мире. – Барышня посмотрела на него с грустной улыбкой. – С воскресением вас, Владимир Иванович!

– Так я не умер?! Ничего не пойму. – Владимир занервничал. – Мне стало плохо в скверике на Валах, затем пригрезилась всякая чертовщина, как будто меня похоронили заживо. Выходит, это все мне привиделось в бреду? Что со мной было?!

– К сожалению, все это произошло на самом деле, а спасла вас я! Знала о вашей мнимой смерти и, дождавшись ночи, наняла людей, они выкопали гроб и освободили вас. Похоже, мы чуть не опоздали. Вы несколько раз то приходили в себя и бормотали что-то невразумительное, то снова теряли сознание.

– Такое бывает при длительном кислородном голодании мозга, – сообразил Владимир. – Ничего этого не помню.

– Ну и хорошо. Как ваше самочувствие, Владимир Иванович?

– Голова сильно болит, но, как для воскресшего, самочувствие отличное. Куда мы едем?

– Далеко! В Воронежскую губернию, в имение моего дяди. Погостим там какое-то время и решим, что делать дальше.

– Я безмерно вам благодарен, Ирина Олеговна, за спасение! Никакими словами это не выразить!

– Лучше благодарить не словами, а делами!

– Сделаю все, что вам будет угодно!

– Отдадите ваше сердце? Согласны?

– Простите, не понял?

– Я пошутила. По принуждению или в благодарность сердце не отдают – для этого нужны чувства.

– Как вы узнали, что меня похоронили живого? Не думаю, что этот упырь, Геннадий Львович, кому-либо об этом говорил.

– Я не буду ничего скрывать, раз решилась на такой шаг… Когда лечением моей сестры занялся Геннадий Львович, я сразу заподозрила неладное. Уже после того, как обнаружили первое обескровленное тело несчастной женщины, я догадалась, что он к этому причастен. Я приехала вечером к нему домой и потребовала объяснений. Он ничего не стал скрывать… Рассказал, какое страшное уродство ожидает мою сестру и что единственный способ ее спасти – это несколько раз перелить ей кровь. Увлеченно стал говорить о том, что это действенный способ и что со временем ученые научатся сохранять кровь длительное время, и тогда не придется ради жизни одного человека жертвовать жизнью другого. Вначале я возражала, говорила, что это чудовищно! Но Геннадий Львович обладает даром убеждать и увлекать. Возможно, в тот вечер он мне подсыпал в чай какой-то из своих магических порошков, так как я была как во сне… Он не только сумел убедить меня, но даже вызвал восхищение, показался мне этаким Прометеем! – Ирина горестно вздохнула. – Я стала его любовницей… Какое-то время мне даже казалось, что я влюблена в него… Или одурманена им… Он намеревался просить моей руки у моего отца, но я уговорила его дождаться, когда окончательно излечится моя сестра. Он согласился… Со мной он был откровенен, рассказал о колдовском порошке, с помощью которого он может ввести человека в состояние, похожее на смерть. Он его держит в сейфе в баночке с этикеткой «Бертолетова соль». То, что была найдена вторая обескровленная молодая женщина, как-то прошло мимо моего внимания, видимо, я и в самом деле была одурманена. Но когда обнаружили третью жертву, как будто пелена спала с моих глаз и я ужаснулась и потребовала от него объяснений – ведь он убеждал меня, что первая женщина умерла случайно… Я назвала его злодеем… И тогда он заявил, что я, моя сестра и отец являемся соучастниками этих преступлений и, если это откроется, обязательно отправимся на каторгу, и наше богатство нас не спасет! И на этот раз он был очень убедителен…

– Как это ужасно! – только и смог сказать Владимир в ответ на исповедь молодой женщины.

– Скажите, что я должна была делать? Узнай моя сестра правду, она немедленно свела бы счеты с жизнью, да и переливания ей помогли, задержали развитие болезни. Правда была бы губительна для сестры и отца, которых я люблю больше жизни. В тот вечер, когда мы с вами встретились, я ездила в церковь помолиться и спросить у Господа, что мне делать? Как дальше жить, как поступить? Просила дать знак. И когда вы подошли ко мне, перепутав меня с сестрой – в первый раз она встретилась вам в парке, – я посчитала, что это и есть тот Знак, который дал мне Господь. Поэтому на балу я сама подошла к вам и не отпускала от себя.

Владимир слушал Ирину, и у него возникло ощущение дежавю. Это была его третья встреча с Ириной, и каждый раз эта женщина была другой. Первый раз – загадочной, притягательной незнакомкой; второй раз, на балу – взбалмошной, избалованной эгоисткой, которая привыкла, чтобы все было по ее желанию, издевалась над бедным художником и игнорировала чувства своей сестры; сейчас она казалась заблудшей овечкой, переживала за своих близких и ради них закрывала глаза на чудовищные преступления. Когда она была настоящей? Сколько в ней еще скрыто разных ипостасей? Но, как бы то ни было, только благодаря ей он остался жив!

– Сложно вам дать совет – положение, в котором вы очутились, весьма… необычное, – тщательно подбирая слова, сказал Владимир. – Но зачем ехать так далеко, в Воронежскую губернию? Поедемте в Киев, мой отец адвокат, он подскажет, как лучше поступить.

– Мой дядя там имеет большой вес, и он очень любит нас с сестрой. Мы там будем в безопасности. Неужели вы думаете, что этот злодей, Геннадий Львович, не захочет с вами покончить, узнав, что вы живы? Я делаю все это только ради вас!

«И ради себя, своего отца и сестры. В Воронежской губернии я окажусь полностью во власти ее всесильного дяди и ничего не смогу сделать. А в Чернигове тем временем будут находить обескровленные тела несчастных женщин. Меня она спасла, но сделала своим пленником. Она, конечно же, готова на все для спасения сестры, но не слишком ли много смертей ради одного человека?»

Владимир был благодарен Ирине за чудесное спасение от неминуемой смерти и в то же время он не мог допустить, чтобы злодей по-прежнему творил свои черные дела в Чернигове. К тому же ему невыносимо было чувствовать себя ее пленником. Владимир решил сбежать от Ирины, но пока не знал, как это сделать. Пока он полностью зависел от нее.

Когда они заночевали на почтовой станции в Сумском уезде, Владимир ночью ушел, покинув Ирину. Пешком, оборванный и голодный, он добрался до Сум, где жил двоюродный брат его покойной матери. Тот не сразу признал в явившемся к нему оборванце двоюродного племянника, но потом обрадовался, приютил Владимира, одел и снабдил деньгами на дорогу до Киева.

Предполагая, что дома его могут ждать «сюрпризы» как от Геннадия Львовича, так и от покинутой Ирины, Владимир действовал очень осмотрительно. Он отправился домой к однокурснику по университету, ужасно испугав его. Тот сообщил Владимиру, что его отец, узнав о смерти сына, уехал в Чернигов, чтобы перевезти гроб с его телом в Киев. Однако, чтобы раскопать могилу и перевезти гроб, требовалось соблюсти много формальностей, и отец Владимира все еще находится в Чернигове.

Владимир, не медля, отправился в полицейское управление, расположенное возле Софиевской площади. Там он сделал заявление, что его отравил неизвестным ядом заведующий психиатрическим отделением черниговской земской больницы Геннадий Львович Бобров, испытывавший к нему личную неприязнь, а также что он был заживо похоронен. Владимир пояснил, что спасла его Ирина Олеговна Верещагина, которой приснился вещий сон. Она наняла рабочих, и те ночью раскопали могилу, где обнаружили его еще живого. Владимир не вдавался в подробности этой истории, не желая причинять неприятности спасшей его Ирине. Он решил, что, если Геннадий Львович получит по заслугам, этого будет достаточно и похищения людей прекратятся. За покушение на убийство Геннадия Львовича ожидала каторга, и Владимир надеялся, что его отец поспособствует тому, чтобы срок ему дали максимальный. Он не сомневался в том, что Геннадий Львович умолчит об иных своих страшных злодеяниях, за которые ему грозила виселица.

Оставался еще привратник тайного дома терпимости Федор, убивший Катю и Фортунатова, но Владимир пока не знал, как сделать так, чтобы полиция вышла на него, и хотел посоветоваться по этому поводу с отцом.

Уже на следующий день Владимир вместе с судебным следователем Артемом Всеволодовичем Конюшенко приехал в Чернигов.

Тем временем отец Владимира после долгих чиновничьих проволочек наконец получил разрешение на вскрытие могилы и транспортировку тела сына в Киев. Этим утром он, пригласив священника, адвоката Семыкина и четверых рабочих, должных разрыть могилу и перенести гроб на нанятый дилижанс, отправился на кладбище. За те несколько дней, что Иван Никодимович находился в Чернигове, он наслушался ужасных историй о похищениях покойников из могил и блуждающих оживших мертвецах-упырях. Поэтому, когда один из рабочих, поднимавших гроб из могилы, громко произнес, что «гроб с покойником на удивление легок», приказал немедленно его открыть. Рабочий поддел лезвием топора крышку, и та, скрипнув, поддалась, открыв удивленным и испуганным взорам присутствующих, что покойника в гробу нет.

– Не иначе еще один вурдалак объявится! – громко произнес самый старший из рабочих.

Иван Никодимович побледнел и зашатался, а Семыкин зло прикрикнул на болтливого рабочего.

– Так будете грузить гроб иль нет? – задался вопросом возничий дилижанса.

Отец Владимира, обескураженный и убитый горем, незамедлительно явился в полицейское управление, чтоб подать заявление о похищении тела сына. Каков был для него и сопровождавшего его Семыкина шок, когда в коридоре они столкнулись с пропавшим «покойником»! У Ивана Никодимовича чуть не случился сердечный приступ, но все обошлось, и счастливый отец обнял «воскресшего» сына.

Вместе с полицейскими из городской управы следователь Конюшенко и Владимир прибыли в психиатрическое отделение. Увидев вошедшего в кабинет Владимира и полицейских, Геннадий Львович, уверенный, что тот лежит в могиле, растерялся лишь на мгновение и сразу взял себя в руки.

– Вот мы и встретились снова, Геннадий Львович! – произнес Владимир, с ненавистью глядя на преступника, на совести которого было столько смертей.


Судебный следователь тут же предъявил ордер на задержание Боброва, пояснив:

– Вы подозреваетесь в покушении на убийство господина Шульженко!

– Я вижу господина Шульженко живого и здорового, хотя четыре дня назад его похоронили! – изобразил недоумение Геннадий Львович.

– Везите его к нему домой, – приказал судебный следователь двум местным полицейским. – А мы сейчас здесь произведем обыск и тоже приедем туда.

– Мне бы естественную нужду справить, – попросил Геннадий Львович.

– Хорошо, – сказал следователь и приказал полицейским: – Не спускайте с него глаз!

– В уборной на окнах решетки, как и везде здесь, – успокоил его Владимир.

Двое оставшихся полицейских начали обыскивать кабинет. Открыв шкафы и сейф, они стали выставлять на стол их содержимое.

– Мы ищем порошок, – пояснил следователь, – но пока не знаем, какого он цвета и в чем хранится, так что изымем все!

Бутылочек и коробочек со всевозможными порошками оказалось великое множество, и вскоре ими был заставлен весь стол.

– Господин следователь! – В кабинет ворвался один из полицейских, охранявших Геннадия Львовича. – Бобров сбег! Через окно – решетка оказалась бутафорская, только для виду была поставлена, легко снималась!

– Почему ты здесь?! – разозлился следователь. – Беги за ним, догоняй!

– Овсянников за ним побег, а я, значит, сюда, чтобы вам доложить, – объяснил полицейский.

– Пошел вон! – прикрикнул на него следователь. – Доложишь, когда поймаешь Боброва!

Полицейский как ошпаренный выскочил из кабинета.

Следователь и Владимир прошли в уборную. Оконная решетка и в самом деле легко снималась и ставилась на место.

– Я этого не знал, – пробормотал Владимир, чувствуя себя виноватым. – Вряд ли это сделали больные – они давали деньги дежурному санитару, чтобы вечерами выходить из отделения.

– Ловок, подлец! Ничего, сыщем его – никуда не денется!

Они вернулись в кабинет, где продолжался обыск, и тут Владимир, неловко повернувшись, случайно свалил на пол несколько баночек с порошками, к счастью, не разбившихся.

– Прошу прощения! – Владимир наклонился, чтобы их поднять, и прочел на одной из упавших баночек этикетку – «Бертолетова соль».

Остальные баночки он поставил на стол, а эту спрятал в карман. Для чего он это сделал, лишив полицию главной улики, Владимир не знал, действовал по наитию.

Обыски в кабинете и в доме Геннадия Львовича ничего не дали. Было обнаружено медицинское оборудование непонятного назначения, баночки и коробочки с мазями и порошками – и все. Все это было изъято в качестве вещественных доказательств и передано в криминалистическую лабораторию в Киеве для исследования. Геннадий Львович исчез, его поиски ничего не дали – он как под землю провалился. Судя по тому, что в его доме полицейские не нашли ни денег, ни паспорта, ни ценных вещей, он заранее подготовился к такому повороту событий. Так что судебный следователь особо не рассчитывал на то, что преступника удастся разыскать.

Владимир баночку с этикеткой «Бертолетова соль» вначале хотел уничтожить, затем все же решил оставить себе.





Эпилог

Лето 1914 года. Ницца




Владимир Иванович Шульженко с женой Верой и двухлетним сыном Иваном устроились под полосатым зонтом уличного кафе на площади Массена. Они заказали себе итальянское абрикосовое мороженое, а малышу – взбитые сливки с клубникой. Сегодня они не пошли на море по той причине, что в городе проходил карнавал с темой «Персей на Пегасе». Они отдыхали в тени зонта, спасаясь от безжалостного солнца, а на центральной площади бушевало и радовало глаз разноцветное людское море. В центре находились шутейные фигуры короля и королевы карнавала вместе со свитой шутов, подпрыгивающих, гримасничающих, дудящих в дудки и гремящих бубнами. Как обычно, несмотря на шутливый тон карнавала, затрагивались и политические темы. Было много смешных изображений германского кайзера Вильгельма и австрийского императора Франца-Иосифа I.

– Этот карнавал называют еще «Персей на желтом Пегасе», хотя в официальном названии слово «желтый» не присутствует, и никто из местных жителей, кого я спрашивал, не смог этого пояснить. Мне невольно вспомнился сборник рассказов «Король в желтом», мое давнее увлечение, – сказал Владимир супруге Вере. – Там все события разворачивались вокруг прочтения пьесы, содержание которой автор не раскрывает, а лишь дает отдельные недомолвки. Ты не находишь, что в их недосказанности есть нечто общее, скрывающее тайну?

– Не ищи то, чего нет, – мягко произнесла Вера и, положив руку на руку мужа, почувствовала, что она дрожит. – Я знаю, что тебе до сих пор не дает спокойствия, поэтому прошу – забудь о тех событиях. Все это в прошлом, которое больше никогда не станет на твоем пути.

– Ты, как всегда, права, Вера, – согласился Владимир, а сам подумал: «Как знать!»

Он посмотрел на свой перстень с крупным сапфиром. Его он заказал в ювелирной мастерской сразу по возвращении из Чернигова в Киев. Отец, Иван Никодимович, счел это его причудой, впрочем, он стал замечать и другие странности в поведении сына.

После бегства вероломного убийцы, Геннадия Львовича, отец Владимира настоял на том, чтобы сын уволился из больницы и уехал с ним в Киев. Владимир этому не особенно противился. Собственная «смерть» не прошла для него бесследно, у него началась депрессия, его вновь стали посещать мысли о самоубийстве, и он в течение полугода по настоянию отца наблюдался у психиатра из Кирилловской больницы и проходил лечение в домашних условиях. Вот так на время Владимир, работавший ранее врачом в психиатрической лечебнице, сам стал пациентом психиатра. Тем не менее вскоре Владимир начал работать хирургом в Александровской больнице, у него завязались дружеские отношения с дочерью главного врача больницы, приятелем его отца. Вскоре отношения между молодыми людьми стали более чем дружескими, и они обвенчались. Через год у них родился сын.

Все это время Владимир продолжал поддерживать отношения с адвокатом Семыкиным и был в курсе происходящих в Чернигове событий. Тайный дом терпимости был закрыт, выяснилось, что большинство «работающих» там женщин попали туда не по своей воле. Смотрительница этого необычного борделя, «мадам Эльза», как она себя называла, в прошлом была проституткой. У нее была своя печальная жизненная история. Учась в последнем классе женской гимназии, она влюбилась и убежала с любовником из родительского дома. Чтобы помочь любовнику выпутаться из бесконечных карточных долгов, она стала торговать своим телом. Задержанная полицией, она получила «желтый билет». Ее любовник после крупного проигрыша застрелился, и она, чтобы на что-то жить, уже официально стала работать проституткой в доме терпимости и спустя какое-то время загорелась идеей стать самой «мадам», но на открытие собственного публичного дома у нее не было денег. Она обокрала хозяйку заведения, в котором работала, и уехала в провинциальный Чернигов, где ее никто не знал, и жила там по подложным документам. Для воплощения своей идеи в жизнь она использовала нового любовника, каторжанина Федора, и его дружка Семена, тоже уголовника. Благодаря своей приятной внешности, общительности и хорошим манерам, Эльза заводила необходимые знакомства, втиралась в доверие к молодым замужним женщинам, узнавала их слабые стороны и затем манипулировала ими. А кого-то из них просто шантажировала, создав для этого необходимую ситуацию. Полиция не смогла обвинить Федора в убийстве Кати и Фортунатова, так как он сам был убит вечером в тот же день, когда из больницы сбежал заказчик этих убийств Бобров Геннадий Львович. Тело дружка Федора, Семена, через месяц выловили из Десны.

Не миновала беда и семью Верещагиных. Болезнь Аделии стала прогрессировать, и она наложила на себя руки – отравилась. Сам Верещагин Олег Вениаминович ненадолго пережил дочь, он утонул при странных обстоятельствах, купаясь в Десне. Возможно, это не была случайность, а просто в нем заговорила совесть. Ирина в Чернигов не вернулась, Семыкин узнал, что она уехала за границу, а больше о ней ничего не было известно.

Зомби Геннадия Львовича, Кузякин, после длительного лечения в психиатрическом отделении у доктора Нестеренко вернулся к относительно нормальной жизни, вот только он не все помнил из того, что с ним произошло.