Всё та же я

– Что?

– Ты с ним перепихнулась. А я-то думала, это потому, что ты наконец одобрила то, как я распорядилась своей жизнью.

Она рассмеялась. Моя сестра обычно не смеется, разве что надо мной.

– Просто, как мне кажется, все замечательно складывается. Ты получила шикарную работу в Соединенных Штатах. Мне нравится моя работа. А еще нам с Томом нравится жить в Лондоне. Наконец-то перед всеми нами открылись хоть какие-то перспективы.

Подобное заявление было настолько нетипично для моей сестры, что у меня не хватило духу рассказать ей о Сэме. Мы еще чуть-чуть поговорили о маме, которая собралась устроиться на неполный рабочий день в местную школу, и о дедушкином ухудшающемся здоровье, из-за чего маме пришлось отказаться от столь блестящей идеи. Я доела свой кекс, допила кофе и внезапно поняла, что, хотя и интересуюсь делами своей семьи, меня совершенно не мучает тоска по дому.

– Надеюсь, ты не начнешь говорить с этим реально жутким американским акцентом, да?

– Трин, я – это я. И это вряд ли изменится, – произнесла я с реально жутким американским акцентом.

– Нет, ты точно умственно отсталая, – сказала она.



– Боже правый, ты все еще здесь!

Я столкнулась в дверях с миссис Де Витт. Старуха натягивала под навесом перчатки, собираясь выйти на улицу. Осторожно попятившись, чтобы избежать острых зубов Дина Мартина, находящихся в опасной близости от моей ноги, я вежливо улыбнулась:

– Доброе утро, миссис Де Витт. А где еще мне быть?

– Странно, что эта эстонская стриптизерша тебя до сих пор не уволила. Неужели она не боится, что ты можешь увести у нее мужа, как она сама когда-то у бывшей мадам?

– Миссис Де Витт, это не в моем стиле, – жизнерадостно прощебетала я.

– Она опять вопила вечером в коридоре. Шум, гам, тарарам. Та, другая, по крайней мере, просто вечно дулась. Что для соседей куда удобнее.

– Я передам ей.

Миссис Де Витт осуждающе покачала головой и уже собралась было двинуться дальше, но тут ее внимание привлек мой наряд. Сегодня я надела гофрированную золотую юбку, жилетку из искусственного меха и вязаную шапочку клубничного цвета. Тому подарили эту шапочку на Рождество два года назад, но он категорически отказался ее носить, заявив, что она девчоночья. На ногах у меня были ярко-красные лакированные полуботинки. Я купила их на распродаже в магазине детской обуви, победно вскинув руку в толпе раздраженных мамаш и орущих малышей, когда поняла, что башмаки мне впору.

– Твоя юбка. – (Я опустила глаза, приготовившись к очередной колкости.) – У меня есть очень похожая. Из «Бибы».

– Это и есть «Биба»! – радостно воскликнула я. – Купила на интернет-аукционе два года назад. Четыре фунта пятьдесят! И только одна малюсенькая дырочка на поясе.

– Моя точно такая же. В шестидесятых я много путешествовала. И каждый раз, бывая в Лондоне, часами пропадала в этом магазине. А потом отправляла домой, на Манхэттен, сундуки, набитые платьями «Биба». У нас здесь ничего подобного днем с огнем не сыщешь.

– Это нечто божественное! Я видела фото, – произнесла я. – Какое счастье иметь такую возможность! А чем вы занимались? Я имею в виду, почему вы так много путешествовали?

– Занималась модой. Для женского журнала. Я была… – Но тут она согнулась пополам в приступе кашля, и мне оставалось лишь терпеливо ждать, когда она переведет дыхание. – Ну ладно. Как бы там ни было, ты выглядишь вполне сносно, – заявила она, опершись рукой о стенку.

После чего повернулась и заковыляла по улице, Дин Мартин, бросая злобные взгляды одновременно и на меня, и на тротуар позади него, потрусил за хозяйкой.



Оставшаяся часть недели прошла, как сказал бы Майкл, весьма интересно. Табита меняла интерьер в своей квартире в Сохо, в связи с чем наши апартаменты примерно на неделю превратились в поле битвы за сферы влияния, практически незаметной для мужского глаза, но вполне очевидной для Агнес, которая шипела на мистера Гупника, когда Табита была вне пределов досягаемости.

Илария наслаждалась своей ролью верного пехотинца Табиты. Она готовила исключительно любимые блюда Табиты – карри со специями и красное мясо, одним словом, именно то, что не ела Агнес, – а в ответ на жалобы Агнес строила из себя святую невинность. Илария заботилась о том, чтобы одежда Табиты была выстирана в первую очередь и аккуратно сложена у нее на постели, а тем временем Агнес носилась по квартире в банном халате в поисках блузки, которую собиралась сегодня надеть.

По вечерам, когда Агнес звонила своей матери в Польшу, Табита, прочно обосновавшаяся в гостиной, прокручивала экран айпада, громко мурлыча себе под нос, до тех пор, пока Агнес, кипевшая от холодной ярости, не вставала, чтобы ретироваться в гардеробную комнату. Время от времени Табита приглашала в папину квартиру подружек, оккупировав кухню или комнату отдыха, где они, образовав кружок из белокурых голов, галдели, сплетничали и хихикали, но тотчас же замолкали, если мимо случайно проходила Агнес.

– Дорогая, это и ее дом тоже, – мягко увещевал разъяренную жену мистер Гупник. – Она здесь выросла.

– Она обращается со мной так, будто я здесь всего лишь для мебели.

– Со временем она к тебе привыкнет. Ведь, в сущности, она всего-навсего большой ребенок.

– Ей двадцать четыре. – Агнес с утробным рычанием – звук, который, по моим представлениям, не способна произвести ни одна англичанка (лично я несколько раз пробовала), – в отчаянии всплескивала руками.

Во время этих словесных баталий Майкл, сохранявший непроницаемое выражение лица, украдкой бросал на меня взгляды молчаливой поддержки.



Агнес попросила меня отправить посылку в Польшу через FedEx. Она хотела, чтобы я заплатила налом, а квитанцию оставила у себя. Коробка была большой, квадратной, но не слишком тяжелой. Разговор состоялся в кабинете Агнес, который та, к явному неудовольствию Иларии, заперла на ключ.

– А что там такое?

– Подарок для моей мамы. – Агнес рассеянно помахала рукой. – Но Леонард считает, что я слишком много трачу на свою семью, поэтому не хочу, чтобы он знал обо всех посылках.

Я отволокла посылку в офис FedEx на Западной Пятьдесят седьмой улице и заняла очередь. Когда я заполнила бланк, служащий спросил:


– А что внутри коробки? Это необходимо для таможни.

Поскольку такой информации у меня не было, я отправила сообщение Агнес, на что она лаконично ответила:

Просто скажи, что это подарки для семьи.



– Мэм, уточните, пожалуйста, что за подарки, – устало произнес служащий.

Я отправила еще одно сообщение. Очередь за моей спиной уже начала проявлять нетерпение.

Баламбешки.



Я уставилась на сообщение. Потом протянула телефон служащему:

– Простите, не знаю такого слова.

Он посмотрел на экран:

– Да уж, мэм. Не могу сказать, чтобы это мне сильно помогло.

Я написала сообщение Агнес.

Скажи ему, чтобы не лез не в свое дело! Какая ему разница, что я посылаю своей маме?!



Я сунула телефон в карман:

– Она говорит, там косметика, свитер и парочка DVD.

– Стоимость?

– Сто восемьдесят пять долларов и пятьдесят два цента.

– Ну наконец-то! – пробормотал служащий FedEx.

Я протянула ему деньги, втайне надеясь, что никто не видит, как я скрестила пальцы на другой руке.



В пятницу вечером, когда у Агнес начался урок игры на фортепиано, я ушла в свою комнату и позвонила в Англию. Набрала номер Сэма и с привычным волнением в груди приготовилась услышать звуки родного голоса. Временами я так сильно тосковала по Сэму, что начинало щемить сердце. Итак, я сидела и ждала, чтобы он снял трубку.

Ответила какая-то девушка.

– Алло? – сказала она.

У нее был культурный, чуть хрипловатый голос курящей женщины.

– Ой, простите! Должно быть, я ошиблась номером. – Я бросила взгляд на экран телефона.

– А кто вам нужен?

– Сэм. Сэм Филдинг.

– Он в душе. Подождите, я сейчас его позову. – Прикрыв трубку рукой, она выкрикнула имя Сэма. Я оцепенела. В семье Сэма вроде бы не было молодых женщин. – Уже идет. А кто его спрашивает?

– Луиза.

– Ой!.. Ладно.

Когда вы звоните в другую страну, то волей-неволей прислушиваетесь к малейшим нюансам интонации на другом конце провода. И в этом ее «ой» было нечто такое, что меня здорово напрягло. Я уже собралась было спросить, кто со мной говорит, но тут трубку взял Сэм.

– Привет!

– Привет! – выдавила я, словно у меня внезапно пересохло во рту. Пришлось поздороваться еще раз.

– Что случилось?

– Ничего! То есть ничего срочного. Мне просто… просто захотелось услышать твой голос.

– Погоди. Я только закрою дверь. – И я сразу живо представила, как Сэм закрывает дверь спальни своего железнодорожного вагончика. А когда Сэм снова взял трубку, голос его звучал вполне жизнерадостно, не так, как в последний раз. – Итак, что случилось? У тебя все нормально? А который у вас там час?