Все зависит от нас
Часть 22 из 49 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Да что же у нее за привычка такая?! Чуть что – сразу кулак в рот и только смотрит огромными, как у анимэшных мультяшек, глазами. Но глазищи-то какие красивые… Я их сейчас в первый раз при свете дня разглядеть смог. Разглядел и утонул. И все вокруг кроме этих глаз исчезло… А потом серо-зеленые омуты вдруг наполнились слезами, которые часто-часто побежали по щекам. Я растерялся, а Хелен, вынув наконец кулак изо рта, пискляво сказала:
– Извините, господа, я только что вспомнила – у меня срочное дело…
И круто развернувшись, почти побежала по выложенной красным кирпичом дорожке. А я, как дурак, так и остался стоять с протянутой рукой, глядя ей вслед. Оба фрица от такого поворота тоже несколько оторопели, но Клабке соображал быстро и уже через секунду рванул за сестрой. Браун, глядя, как медик, догнав девушку, быстро удаляется по аллейке в сторону выхода, потер лоб и, кашлянув, сказал:
– Прошу меня извинить за это недоразумение. Я не представляю, чем была вызвана такая реакция. Фройляйн Нахтигаль – очень уравновешенная и серьезная девушка, и я никогда не видел, чтобы она так себя вела.
Хм… Я вообще-то тоже пребывал в зависе. Интересно, чего это она от меня так рванула? В прошлый раз мы расстались очень даже по-дружески, во всяком случае, мне так казалось. Но у Хелен, выходит, есть свое мнение на этот счет… Меня увидеть она явно не ожидала, но и особой радости от встречи тоже не высказала. Хотя реакция действительно достаточно странная… С другой стороны, у барышень бывают такие завихрения, что нам их в жизни не понять.
Только сейчас, наверное, все проще. Так как ее называют фройляйн, то Ленка, выходит – не замужем. Но ухажер наверняка есть, поэтому, опасаясь возможной компрометации, она и дернула от меня, как черт от ладана. Биомать! Я достал сигарету и, поломав несколько спичек, смог наконец прикурить. Вот и закончились мои, блин, романтические бредни. Тоже мне, Казанову из себя вообразил – один раз зажал девчонку в кустах и теперь весь в мыслях, что она от этого вся растаяла и трыпешшет в ожидании новой встречи. Сплюнув табачную крошку, сказал подполковнику:
– Кто этих женщин поймет. Я так думаю, что когда мы сможем хоть чуть-чуть в них разобраться, то будем столь стары, что девушки нам будут уже неинтересны. М-да… Пойдемте, Гельмут, проводите меня до гостиницы.
– Конечно, Илиа, и еще раз прошу прощения.
Мы пошли к выходу, а я брюзгливо думал, что фриц, гадский папа, все-таки переврал мое имя…
Квартал прошли в молчании, только Браун иногда странно поглядывал в мою сторону и в конце концов, неправильно истолковав мрачный вид советского посланца, решил дать пояснения. А так как шли по улице, то имя коверкать не стал, а обращался как к дельцу из Парагвая:
– Господин Кольем, я понимаю вашу озабоченность, но поверьте, эта встреча ничем нам не грозит. Доктор Клабке уже почти три месяца является членом нашей антигитлеровской организации. Он очень порядочный человек. Два года назад Гюнтер не побоялся подать в суд на одного крупного гестаповского чина, когда тот в Бретани изнасиловал французскую девушку, а потом уничтожил всю ее семью. Только дело повернули так, что сам Клабке чуть не оказался виноватым в клевете на члена партии, но в конце концов его просто перевели в этот городок.
Немец еще что-то говорил, а я чуть с шага не сбился, внезапно вспомнив слова одного надушенного до неприличия фрица. Точно! Я тогда возле госпитальной беседки стоял, а гестаповец – Нахтигаль клеил. Он ведь тоже про Бретань говорил и какого-то прощелыгу Гюнтера вспоминал. Надо же, какая земля, оказывается, маленькая! Куда ни плюнь – везде знакомые обнаруживаются. Пусть даже и опосредованно знакомые. Получается, не зря мне этот Клабке при первом же взгляде понравился. А теперь подтверждается, что он действительно нормальный парень. Вспомнив ту весеннюю ночь и запыханную Хелен, которая вместе с вещмешком с размаху влетела ко мне в руки, решил прояснить ситуацию до конца:
– А девушка? Честно говоря, она произвела странное впечатление. От нее не может быть проблем?
Браун отрицательно покачал головой:
– Я сам не представляю, что с ней произошло и чем было вызвано такое поведение. О ее железном характере легенды ходят, а тут вдруг такое. Хотя женщина на войне… сами понимаете… Может, это был запоздалый нервный срыв? Ведь она служила в госпитале на Восточном фронте, а что там творится, вы хорошо осведомлены…
– Хм… Такие нервные срывы очень хорошо лечатся, как бы сказать помягче – пониманием близкого человека.
Я подмигнул Гельмуту, но он ответил серьезно:
– В этом-то и проблема. Мы даже в шутку ей говорим, что она себя готовит к монастырской жизни. У такой красивой девушки нет не только жениха, но и, как вы выразились – близкого человека. Она даже с братом поссорилась, когда тот, имея дальний прицел, попытался ее познакомить с нашим общим другом. Мне кажется, что там, в госпиталях, она получила сильнейшую душевную травму, каждый день видя изнанку войны. Но опасаться ее все равно не следует, да и что она может сделать? Ну увидела меня, беседующего на лавочке с незнакомцем. Чего в этом может быть предосудительного?
– А она что, продолжает и здесь работать в военном госпитале?
– Да, только у нас почти не бывает раненых. Правда фройляйн Нахтигаль все равно пропадает там с утра до вечера. Как сама говорит – повышает квалификацию. Она даже квартиру сняла поближе к месту работы, почти прямо напротив входа в свою любимую больницу.
Я шел, внимательно слушая и кроя себя последними словами. Кр-р-етин! Идиот! Недоумок! Чего же я, блин, ожидал? Откуда ей знать, с какой миссией тут Лисов находится? Она, видя советского офицера здесь, во Франции, что должна была сделать? На шею мне броситься? Чтобы нас обоих потом в гестапо замели? Хелен ведь не знала, что Гельмут осведомлен, кто я такой! Да и, судя по всему, про антифашистскую деятельность братца тоже не в курсе. Вот Нахтигаль и смогла что только очень быстро сбежать, побоявшись меня выдать. И потом небось брату наплела с три короба, чтобы объяснить внезапные слезы. А я-то хорош, придурок! Последние мозги потерял при виде белобрысой врачихи и чуть было не стал ее за руки хватать. Но Ленка какая все-таки молодчина! Как быстро сориентировалась!
…Браун, уже говоря совсем на другую тему, задал вопрос, и пришлось встряхнуться, отвечая ему:
– Нет, Гельмут, в Бога у нас верят многие, как бы коммунисты с этим ни боролись. Особенно сейчас. Сам знаешь – на войне не бывает атеистов. Я тоже верю, только вот в церковь не хожу – мне посредники для общения с Создателем не нужны.
Оберст-лейтенант моих слов про посредников не понял и захотел разъяснений.
– А что тут понимать? Церкви являют собой яркий образец инструмента подавления. Уже то, что тебя там называют чьим-то рабом, должно настораживать. Да плюс ко всему они еще и сбором денег занимаются. Как ты считаешь – Всевышнему деньги нужны? Вот и я тоже думаю, что нет. Деньги нужны именно церкви, и как всякий посредник она заботится только о своем благе. Так что если мы своих попов разогнали, не надо считать нас поклонниками сатаны, просто было убрано совершенно лишнее звено между Богом и человеком.…
Браун от этих слов несколько обалдел и, видно, хотел поспорить, но мы уже стояли на крыльце гостиницы, поэтому я протянул руку и сказал:
– Счастливо оставаться, Гельмут фон Браун. Надеюсь, что все задуманное у нас получится!
Немец, сжав мне ладонь, ответил, что он тоже хочет так думать, и выразил надежду на последующую встречу.
– Без базара – увидимся!
– Что?
– Я говорю, если все получится, обязательно встретимся! И не раз!
* * *
Попрощавшись с потомком королей, двинул на доклад к Санину. Тот, опасаясь установленных прослушек, опять вытащил меня на улицу. Я только кашне успел захватить, так как начал потихоньку подмерзать. А усевшись на лавочку, подробно пересказал весь наш разговор. Артем Сергеевич слушал, одобрительно кивая, потом похвалил, сказав, что пока все идет, как планировалось. Но я его слегка обломил:
– Есть еще одна закавыка. Возвращаясь назад, я встретил своего агента.
– Какого агента?
Санин откинулся на спинку лавки, удивленно глядя на меня.
– Своего агента. Я ее завербовал еще полгода назад, на Украине. А сегодня нос к носу столкнулись здесь.
Дипломат сразу стал серьезным и поинтересовался, как это может грозить переговорам, сразу предложив в устранении проблемы задействовать нашу охрану. Они, дескать, ребята ушлые, и все сделают так, что комар носа не подточит. Я возразил:
– Во-первых, это совершенно не угрожает нашей миссии, а во-вторых, внезапная смерть агента может ей наоборот – сильно повредить. Мой человек не рядовой солдат, а достаточно высокопоставленная персона, и немцам ее скоропостижная кончина может сильно не понравиться. Так что я сам все улажу, без наших ребят. Мне только деньги нужны – тысячи две рейхсмарок.
– Для чего вам такие деньги понадобились?
– А потому, что агент после встречи с куратором должен испытывать не только полное моральное удовлетворение, но еще и поиметь некоторое финансовое благополучие. Вы извините, Артем Сергеевич, это моя кухня, я тут лучше разбираюсь. Так что давайте деньги, и вопрос будет решен.
Санин покряхтел и задумчиво сказал:
– Иосиф Виссарионович меня особо предупредил о данных вам полномочиях. Но чтобы вот так… Хотя в жизни бывают и не такие случайности, так что я надеюсь, вы человек опытный и знаете, что делаете.
– Конечно, знаю. Тем более, моя миссия в этих переговорах закончена и я могу заняться работой, в которой разбираюсь гораздо лучше, чем в дипломатии…
В общем, минут через десять, сунув полученные обманом деньги в портмоне, опять выскочил из гостиницы, направляясь в сторону ювелирного магазинчика, который приметил, когда мы с подполковником возвращались сюда. Ноги сами несли, и с трудом сдерживался, чтобы не перейти на бег.
Только вот квартала через два обратил внимание на одного хмыря гражданской наружности и французского обличья, который топал следом. Я бы на него и не посмотрел, но, случайно оглянувшись, увидел, как «вильнул» его взгляд. Хм… Это еще что за фигня? Может, парень просто следом идет, а я уже гоню? Временно отложив посещение магазина, начал мотать круги по городу, подолгу останавливаясь возле витрин, даже заскочил в ресторанчик выпить кофе, но француз так и шел за мной. Только перед тем, как я заходил в ресторацию, на нем был плащ и шляпа, а когда я вышел, он уже щеголял в беретке и плащ был перекинут через руку. Вот этот берет и убедил меня, что случайность исключена. Такая маскировка, конечно, наивна, но глаза отводит хорошо. Люди лица случайных прохожих обычно не запоминают, если в памяти что и отложится, то какой-нибудь яркий штрих в одежде. Избавься от него, и ты – новый человек. Получается, за мной следят, и следят не немцы. В гестапо таких лохов не держат, а тем, кто нас принимает, «хвост» за мной пускать – вообще смысла нет. Поняв, что это не глюк и за мной наблюдает какая-то третья сила, порысил обратно в гостиницу. Там сразу обратился к Виктору Бабкину – командиру наших охранников:
– Вить, тут за мной француз странный как привязанный ходит. Я проверился, и теперь уже не сомневаюсь, что это был «хвост». А вы здесь ничего не замечали?
Бабкин на этот вопрос только ругнулся сквозь зубы, а потом пояснил:
– Говорил же, что не показалось! Я часов в двенадцать выходил – по округе пройтись, посмотреть, что к чему. Ничего особенного не заметил, но вот от ощущения, что за мной следят, избавиться не мог. Причем, когда вы с Брауном уходили, я немного следом прошелся, но все было нормально. А буквально через два часа начал ощущать себя как будто под прицелом… Доложил Санину, а он сказал, что не может быть – показалось, скорее всего…
– Нет, это ты его верно унюхал. Так что пошли к Артему Сергеевичу вместе.
Санин, узнав про незапланированную слежку, сильно занервничал. Подумав пару минут, он спустился вниз, к телефону и куда-то позвонил, сказав буквально пару слов по-французски. Что именно, я не понял, но спросить не успел. Побарабанив пальцами по столику, он позвонил еще раз. Разговор на этот раз шел по-немецки и стало ясно, что дипломат требует объяснений. Положив трубку, он сказал:
– Наши немцы не представляют, кто это может быть, но сейчас пришлют своих людей.
Я, набравшись наглости, поинтересовался:
– А с кем вы по-французски говорили?
– С резервной группой. Что бы ни случилось, они должны быть в курсе того, что здесь произошло.
– И давно эта группа здесь?
Санин тяжело вздохнул:
– Илья Иванович, какая вам разница? Главное, что сегодня утром я передал конспекты переговоров нужному человеку. Теперь нам осталось завтра обсудить с немцами мелкие детали, и уже вечером мы выезжаем… Эх! Не нравится мне это. То-то казалось, что все слишком гладко идет… Но кто же мог приставить к нам слежку? Секретность у нас была на высшем уровне, да и гестапо бы так долго не тянуло…
Мы минут десять ломали голову, кто могли быть эти таинственные наблюдатели, но так и не пришли к единому мнению. Потом приехали немцы – четыре офицера во главе с встречавшим нас гауптманом. Они с нашими охранниками полчаса шарились вокруг гостиницы, но ничего подозрительного не увидели.
А пока фрицы и наши наматывали круги, у них родилась идея, кто это мог быть. Все могло оказаться проще, чем мы себе надумали. Дня три назад в городе появились гастролеры. Эти бандиты успели ограбить двух виноторговцев из Германии и известного французского конезаводчика, причем француза они замочили. Поиски грабителей полицией, как обычно, результатов не дали. А теперь бандюки, видно, польстились на шестерых парагвайских коммерсантов, но, увидев подъехавших офицеров, скорее всего, отказались от своих намерений. Во всяком случае, немцы могли гарантировать, что следили не они и не гестапо, так как в тайной полиции у них есть свой человек, который бы предупредил, если что. Потом гауптман предложил нам услуги охраны, но Санин, поблагодарив, отказался, и фрицы, попросив в случае изменения ситуации – звонить, отбыли к себе.
А я, поняв, что все закончилось нормально, глянул на часы и стал быстренько собираться. Артем Сергеевич, видя это, спросил:
– Может быть, вы откажетесь от своих намерений? Или хотя бы возьмете с собой Михеева?
– И как вы себе это представляете? Куратор с агентом должен встречаться один на один, так сказать, без ансамбля, если не хочет потерять доверие этого агента. Да не волнуйтесь вы так, вернусь еще до наступления комендантского часа.
Махнув рукой, я, чтобы не продолжать разговор дальше, быстро выскочил за дверь и порысил в сторону ювелирного. На ходу проверялся, но местные гопники, похоже, поняли бесперспективность своих планов, и за мной никто не следил. К магазину успел только-только. Хозяин уже закрывал дверь, но пачка марок в моих руках заставила его быстренько передумать. по-немецки он почти ни фига не понимал, я по-французски вообще не говорил, но слова «голд» и «диамонд» были понятны без перевода. Француз показывал разные колечки, а я их мерил на свой мизинец, прикидывая размер так, чтобы они застревали посередине пальца. В конце концов выбрал одно и, удивляясь такой охрененной цене для столь маленькой цацки, рассчитался с продавцом.
Адрес госпиталя я заранее узнал у шустрого гауптмана перед его отъездом. Так что теперь, поймав раздолбанное такси, уже через десять минут стоял возле этого медицинского учреждения. План у меня был простой. Напротив главного входа было всего три дома. Сяду на лавочку и буду пасти подходы ко всем, так чтобы моя барышня не могла проскочить незамеченной. А на крайний случай, представившись знакомым ее отца, спрошу у любой выходящей немки в форме, где тут живет Хелен Нахтигаль.
Но крайний случай не понадобился. Я только-только успел, сидя на лавочке, выкурить одну сигарету, как из ближнего подъезда вышло мое зеленоглазое чудо. Причем вышло целенаправленно. Она меня, видно, в окно засекла и теперь, проходя мимо, шепнула:
– Идите за мной.
Ну я и побрел за ней, как телок на веревочке. Пока шел, чуть слюной не подавился, глядя на ладную женскую фигурку, которую только подчеркивал туго затянутый на талии гражданский плащ. Странно, а утром она вроде в военной форме была… Или это чисто женское – по пять раз на дню переодеваться? И куда она меня вообще ведет? Но Нахтигаль далеко не ходить не стала, а обойдя вокруг дома, просто вошла в подъезд с черного хода. Прибавив шаг, свернул за ней. Хелен, не останавливаясь и не поворачиваясь, поднялась по узенькой лестнице на второй этаж и зашла в квартиру, оставив дверь открытой. Восприняв это как приглашение, я тут же шмыгнул следом. Врачиха, протянув руку, повернула ключ и, отступив на два шага, задрала подбородок, сказав:
– Господин Лисов, прошу простить мою несдержанность. Там, в парке, я подвергла вас смертельной опасности. Просто все было так неожиданно…
Она еще что-то говорила, убрав руки за спину и кусая губы, а я смотрел на нее и не верил, что это произошло. Япона мама! Неужели вот она, на расстоянии вытянутой руки? Правда, представлял все себе несколько по-другому, но какая разница? А потом не выдержал и, сделав шаг, просто сгреб в охапку эту белобрысую прелесть. На секунду мелькнула мысль, что за такое можно и по морде огрести, но Хелен сама в меня вцепилась так, что я даже удивился силе тонких рук. А потом, вдохнув одуряющий запах ее волос, окончательно съехал с катушек. Все заранее приготовленные слова и планы выяснения отношений моментально вылетели из головы и я, подхватив легонькое тело на руки, двинул в глубь квартиры, ногой открывая двери и заглядывая в комнаты. Не то… и это не то… Вот! Найдя наконец спальню, вошел. В этот момент Ленка, до этого затихшая мышкой и сопевшая мне в шею, наконец повернула лицо, и я, увидев в паре сантиметров от себя серо-зеленые омуты, провалился в них без остатка. Последней трезвой мыслью было опасение, что могу кости сломать девчонке, если буду так ее сдавливать…
* * *
– Извините, господа, я только что вспомнила – у меня срочное дело…
И круто развернувшись, почти побежала по выложенной красным кирпичом дорожке. А я, как дурак, так и остался стоять с протянутой рукой, глядя ей вслед. Оба фрица от такого поворота тоже несколько оторопели, но Клабке соображал быстро и уже через секунду рванул за сестрой. Браун, глядя, как медик, догнав девушку, быстро удаляется по аллейке в сторону выхода, потер лоб и, кашлянув, сказал:
– Прошу меня извинить за это недоразумение. Я не представляю, чем была вызвана такая реакция. Фройляйн Нахтигаль – очень уравновешенная и серьезная девушка, и я никогда не видел, чтобы она так себя вела.
Хм… Я вообще-то тоже пребывал в зависе. Интересно, чего это она от меня так рванула? В прошлый раз мы расстались очень даже по-дружески, во всяком случае, мне так казалось. Но у Хелен, выходит, есть свое мнение на этот счет… Меня увидеть она явно не ожидала, но и особой радости от встречи тоже не высказала. Хотя реакция действительно достаточно странная… С другой стороны, у барышень бывают такие завихрения, что нам их в жизни не понять.
Только сейчас, наверное, все проще. Так как ее называют фройляйн, то Ленка, выходит – не замужем. Но ухажер наверняка есть, поэтому, опасаясь возможной компрометации, она и дернула от меня, как черт от ладана. Биомать! Я достал сигарету и, поломав несколько спичек, смог наконец прикурить. Вот и закончились мои, блин, романтические бредни. Тоже мне, Казанову из себя вообразил – один раз зажал девчонку в кустах и теперь весь в мыслях, что она от этого вся растаяла и трыпешшет в ожидании новой встречи. Сплюнув табачную крошку, сказал подполковнику:
– Кто этих женщин поймет. Я так думаю, что когда мы сможем хоть чуть-чуть в них разобраться, то будем столь стары, что девушки нам будут уже неинтересны. М-да… Пойдемте, Гельмут, проводите меня до гостиницы.
– Конечно, Илиа, и еще раз прошу прощения.
Мы пошли к выходу, а я брюзгливо думал, что фриц, гадский папа, все-таки переврал мое имя…
Квартал прошли в молчании, только Браун иногда странно поглядывал в мою сторону и в конце концов, неправильно истолковав мрачный вид советского посланца, решил дать пояснения. А так как шли по улице, то имя коверкать не стал, а обращался как к дельцу из Парагвая:
– Господин Кольем, я понимаю вашу озабоченность, но поверьте, эта встреча ничем нам не грозит. Доктор Клабке уже почти три месяца является членом нашей антигитлеровской организации. Он очень порядочный человек. Два года назад Гюнтер не побоялся подать в суд на одного крупного гестаповского чина, когда тот в Бретани изнасиловал французскую девушку, а потом уничтожил всю ее семью. Только дело повернули так, что сам Клабке чуть не оказался виноватым в клевете на члена партии, но в конце концов его просто перевели в этот городок.
Немец еще что-то говорил, а я чуть с шага не сбился, внезапно вспомнив слова одного надушенного до неприличия фрица. Точно! Я тогда возле госпитальной беседки стоял, а гестаповец – Нахтигаль клеил. Он ведь тоже про Бретань говорил и какого-то прощелыгу Гюнтера вспоминал. Надо же, какая земля, оказывается, маленькая! Куда ни плюнь – везде знакомые обнаруживаются. Пусть даже и опосредованно знакомые. Получается, не зря мне этот Клабке при первом же взгляде понравился. А теперь подтверждается, что он действительно нормальный парень. Вспомнив ту весеннюю ночь и запыханную Хелен, которая вместе с вещмешком с размаху влетела ко мне в руки, решил прояснить ситуацию до конца:
– А девушка? Честно говоря, она произвела странное впечатление. От нее не может быть проблем?
Браун отрицательно покачал головой:
– Я сам не представляю, что с ней произошло и чем было вызвано такое поведение. О ее железном характере легенды ходят, а тут вдруг такое. Хотя женщина на войне… сами понимаете… Может, это был запоздалый нервный срыв? Ведь она служила в госпитале на Восточном фронте, а что там творится, вы хорошо осведомлены…
– Хм… Такие нервные срывы очень хорошо лечатся, как бы сказать помягче – пониманием близкого человека.
Я подмигнул Гельмуту, но он ответил серьезно:
– В этом-то и проблема. Мы даже в шутку ей говорим, что она себя готовит к монастырской жизни. У такой красивой девушки нет не только жениха, но и, как вы выразились – близкого человека. Она даже с братом поссорилась, когда тот, имея дальний прицел, попытался ее познакомить с нашим общим другом. Мне кажется, что там, в госпиталях, она получила сильнейшую душевную травму, каждый день видя изнанку войны. Но опасаться ее все равно не следует, да и что она может сделать? Ну увидела меня, беседующего на лавочке с незнакомцем. Чего в этом может быть предосудительного?
– А она что, продолжает и здесь работать в военном госпитале?
– Да, только у нас почти не бывает раненых. Правда фройляйн Нахтигаль все равно пропадает там с утра до вечера. Как сама говорит – повышает квалификацию. Она даже квартиру сняла поближе к месту работы, почти прямо напротив входа в свою любимую больницу.
Я шел, внимательно слушая и кроя себя последними словами. Кр-р-етин! Идиот! Недоумок! Чего же я, блин, ожидал? Откуда ей знать, с какой миссией тут Лисов находится? Она, видя советского офицера здесь, во Франции, что должна была сделать? На шею мне броситься? Чтобы нас обоих потом в гестапо замели? Хелен ведь не знала, что Гельмут осведомлен, кто я такой! Да и, судя по всему, про антифашистскую деятельность братца тоже не в курсе. Вот Нахтигаль и смогла что только очень быстро сбежать, побоявшись меня выдать. И потом небось брату наплела с три короба, чтобы объяснить внезапные слезы. А я-то хорош, придурок! Последние мозги потерял при виде белобрысой врачихи и чуть было не стал ее за руки хватать. Но Ленка какая все-таки молодчина! Как быстро сориентировалась!
…Браун, уже говоря совсем на другую тему, задал вопрос, и пришлось встряхнуться, отвечая ему:
– Нет, Гельмут, в Бога у нас верят многие, как бы коммунисты с этим ни боролись. Особенно сейчас. Сам знаешь – на войне не бывает атеистов. Я тоже верю, только вот в церковь не хожу – мне посредники для общения с Создателем не нужны.
Оберст-лейтенант моих слов про посредников не понял и захотел разъяснений.
– А что тут понимать? Церкви являют собой яркий образец инструмента подавления. Уже то, что тебя там называют чьим-то рабом, должно настораживать. Да плюс ко всему они еще и сбором денег занимаются. Как ты считаешь – Всевышнему деньги нужны? Вот и я тоже думаю, что нет. Деньги нужны именно церкви, и как всякий посредник она заботится только о своем благе. Так что если мы своих попов разогнали, не надо считать нас поклонниками сатаны, просто было убрано совершенно лишнее звено между Богом и человеком.…
Браун от этих слов несколько обалдел и, видно, хотел поспорить, но мы уже стояли на крыльце гостиницы, поэтому я протянул руку и сказал:
– Счастливо оставаться, Гельмут фон Браун. Надеюсь, что все задуманное у нас получится!
Немец, сжав мне ладонь, ответил, что он тоже хочет так думать, и выразил надежду на последующую встречу.
– Без базара – увидимся!
– Что?
– Я говорю, если все получится, обязательно встретимся! И не раз!
* * *
Попрощавшись с потомком королей, двинул на доклад к Санину. Тот, опасаясь установленных прослушек, опять вытащил меня на улицу. Я только кашне успел захватить, так как начал потихоньку подмерзать. А усевшись на лавочку, подробно пересказал весь наш разговор. Артем Сергеевич слушал, одобрительно кивая, потом похвалил, сказав, что пока все идет, как планировалось. Но я его слегка обломил:
– Есть еще одна закавыка. Возвращаясь назад, я встретил своего агента.
– Какого агента?
Санин откинулся на спинку лавки, удивленно глядя на меня.
– Своего агента. Я ее завербовал еще полгода назад, на Украине. А сегодня нос к носу столкнулись здесь.
Дипломат сразу стал серьезным и поинтересовался, как это может грозить переговорам, сразу предложив в устранении проблемы задействовать нашу охрану. Они, дескать, ребята ушлые, и все сделают так, что комар носа не подточит. Я возразил:
– Во-первых, это совершенно не угрожает нашей миссии, а во-вторых, внезапная смерть агента может ей наоборот – сильно повредить. Мой человек не рядовой солдат, а достаточно высокопоставленная персона, и немцам ее скоропостижная кончина может сильно не понравиться. Так что я сам все улажу, без наших ребят. Мне только деньги нужны – тысячи две рейхсмарок.
– Для чего вам такие деньги понадобились?
– А потому, что агент после встречи с куратором должен испытывать не только полное моральное удовлетворение, но еще и поиметь некоторое финансовое благополучие. Вы извините, Артем Сергеевич, это моя кухня, я тут лучше разбираюсь. Так что давайте деньги, и вопрос будет решен.
Санин покряхтел и задумчиво сказал:
– Иосиф Виссарионович меня особо предупредил о данных вам полномочиях. Но чтобы вот так… Хотя в жизни бывают и не такие случайности, так что я надеюсь, вы человек опытный и знаете, что делаете.
– Конечно, знаю. Тем более, моя миссия в этих переговорах закончена и я могу заняться работой, в которой разбираюсь гораздо лучше, чем в дипломатии…
В общем, минут через десять, сунув полученные обманом деньги в портмоне, опять выскочил из гостиницы, направляясь в сторону ювелирного магазинчика, который приметил, когда мы с подполковником возвращались сюда. Ноги сами несли, и с трудом сдерживался, чтобы не перейти на бег.
Только вот квартала через два обратил внимание на одного хмыря гражданской наружности и французского обличья, который топал следом. Я бы на него и не посмотрел, но, случайно оглянувшись, увидел, как «вильнул» его взгляд. Хм… Это еще что за фигня? Может, парень просто следом идет, а я уже гоню? Временно отложив посещение магазина, начал мотать круги по городу, подолгу останавливаясь возле витрин, даже заскочил в ресторанчик выпить кофе, но француз так и шел за мной. Только перед тем, как я заходил в ресторацию, на нем был плащ и шляпа, а когда я вышел, он уже щеголял в беретке и плащ был перекинут через руку. Вот этот берет и убедил меня, что случайность исключена. Такая маскировка, конечно, наивна, но глаза отводит хорошо. Люди лица случайных прохожих обычно не запоминают, если в памяти что и отложится, то какой-нибудь яркий штрих в одежде. Избавься от него, и ты – новый человек. Получается, за мной следят, и следят не немцы. В гестапо таких лохов не держат, а тем, кто нас принимает, «хвост» за мной пускать – вообще смысла нет. Поняв, что это не глюк и за мной наблюдает какая-то третья сила, порысил обратно в гостиницу. Там сразу обратился к Виктору Бабкину – командиру наших охранников:
– Вить, тут за мной француз странный как привязанный ходит. Я проверился, и теперь уже не сомневаюсь, что это был «хвост». А вы здесь ничего не замечали?
Бабкин на этот вопрос только ругнулся сквозь зубы, а потом пояснил:
– Говорил же, что не показалось! Я часов в двенадцать выходил – по округе пройтись, посмотреть, что к чему. Ничего особенного не заметил, но вот от ощущения, что за мной следят, избавиться не мог. Причем, когда вы с Брауном уходили, я немного следом прошелся, но все было нормально. А буквально через два часа начал ощущать себя как будто под прицелом… Доложил Санину, а он сказал, что не может быть – показалось, скорее всего…
– Нет, это ты его верно унюхал. Так что пошли к Артему Сергеевичу вместе.
Санин, узнав про незапланированную слежку, сильно занервничал. Подумав пару минут, он спустился вниз, к телефону и куда-то позвонил, сказав буквально пару слов по-французски. Что именно, я не понял, но спросить не успел. Побарабанив пальцами по столику, он позвонил еще раз. Разговор на этот раз шел по-немецки и стало ясно, что дипломат требует объяснений. Положив трубку, он сказал:
– Наши немцы не представляют, кто это может быть, но сейчас пришлют своих людей.
Я, набравшись наглости, поинтересовался:
– А с кем вы по-французски говорили?
– С резервной группой. Что бы ни случилось, они должны быть в курсе того, что здесь произошло.
– И давно эта группа здесь?
Санин тяжело вздохнул:
– Илья Иванович, какая вам разница? Главное, что сегодня утром я передал конспекты переговоров нужному человеку. Теперь нам осталось завтра обсудить с немцами мелкие детали, и уже вечером мы выезжаем… Эх! Не нравится мне это. То-то казалось, что все слишком гладко идет… Но кто же мог приставить к нам слежку? Секретность у нас была на высшем уровне, да и гестапо бы так долго не тянуло…
Мы минут десять ломали голову, кто могли быть эти таинственные наблюдатели, но так и не пришли к единому мнению. Потом приехали немцы – четыре офицера во главе с встречавшим нас гауптманом. Они с нашими охранниками полчаса шарились вокруг гостиницы, но ничего подозрительного не увидели.
А пока фрицы и наши наматывали круги, у них родилась идея, кто это мог быть. Все могло оказаться проще, чем мы себе надумали. Дня три назад в городе появились гастролеры. Эти бандиты успели ограбить двух виноторговцев из Германии и известного французского конезаводчика, причем француза они замочили. Поиски грабителей полицией, как обычно, результатов не дали. А теперь бандюки, видно, польстились на шестерых парагвайских коммерсантов, но, увидев подъехавших офицеров, скорее всего, отказались от своих намерений. Во всяком случае, немцы могли гарантировать, что следили не они и не гестапо, так как в тайной полиции у них есть свой человек, который бы предупредил, если что. Потом гауптман предложил нам услуги охраны, но Санин, поблагодарив, отказался, и фрицы, попросив в случае изменения ситуации – звонить, отбыли к себе.
А я, поняв, что все закончилось нормально, глянул на часы и стал быстренько собираться. Артем Сергеевич, видя это, спросил:
– Может быть, вы откажетесь от своих намерений? Или хотя бы возьмете с собой Михеева?
– И как вы себе это представляете? Куратор с агентом должен встречаться один на один, так сказать, без ансамбля, если не хочет потерять доверие этого агента. Да не волнуйтесь вы так, вернусь еще до наступления комендантского часа.
Махнув рукой, я, чтобы не продолжать разговор дальше, быстро выскочил за дверь и порысил в сторону ювелирного. На ходу проверялся, но местные гопники, похоже, поняли бесперспективность своих планов, и за мной никто не следил. К магазину успел только-только. Хозяин уже закрывал дверь, но пачка марок в моих руках заставила его быстренько передумать. по-немецки он почти ни фига не понимал, я по-французски вообще не говорил, но слова «голд» и «диамонд» были понятны без перевода. Француз показывал разные колечки, а я их мерил на свой мизинец, прикидывая размер так, чтобы они застревали посередине пальца. В конце концов выбрал одно и, удивляясь такой охрененной цене для столь маленькой цацки, рассчитался с продавцом.
Адрес госпиталя я заранее узнал у шустрого гауптмана перед его отъездом. Так что теперь, поймав раздолбанное такси, уже через десять минут стоял возле этого медицинского учреждения. План у меня был простой. Напротив главного входа было всего три дома. Сяду на лавочку и буду пасти подходы ко всем, так чтобы моя барышня не могла проскочить незамеченной. А на крайний случай, представившись знакомым ее отца, спрошу у любой выходящей немки в форме, где тут живет Хелен Нахтигаль.
Но крайний случай не понадобился. Я только-только успел, сидя на лавочке, выкурить одну сигарету, как из ближнего подъезда вышло мое зеленоглазое чудо. Причем вышло целенаправленно. Она меня, видно, в окно засекла и теперь, проходя мимо, шепнула:
– Идите за мной.
Ну я и побрел за ней, как телок на веревочке. Пока шел, чуть слюной не подавился, глядя на ладную женскую фигурку, которую только подчеркивал туго затянутый на талии гражданский плащ. Странно, а утром она вроде в военной форме была… Или это чисто женское – по пять раз на дню переодеваться? И куда она меня вообще ведет? Но Нахтигаль далеко не ходить не стала, а обойдя вокруг дома, просто вошла в подъезд с черного хода. Прибавив шаг, свернул за ней. Хелен, не останавливаясь и не поворачиваясь, поднялась по узенькой лестнице на второй этаж и зашла в квартиру, оставив дверь открытой. Восприняв это как приглашение, я тут же шмыгнул следом. Врачиха, протянув руку, повернула ключ и, отступив на два шага, задрала подбородок, сказав:
– Господин Лисов, прошу простить мою несдержанность. Там, в парке, я подвергла вас смертельной опасности. Просто все было так неожиданно…
Она еще что-то говорила, убрав руки за спину и кусая губы, а я смотрел на нее и не верил, что это произошло. Япона мама! Неужели вот она, на расстоянии вытянутой руки? Правда, представлял все себе несколько по-другому, но какая разница? А потом не выдержал и, сделав шаг, просто сгреб в охапку эту белобрысую прелесть. На секунду мелькнула мысль, что за такое можно и по морде огрести, но Хелен сама в меня вцепилась так, что я даже удивился силе тонких рук. А потом, вдохнув одуряющий запах ее волос, окончательно съехал с катушек. Все заранее приготовленные слова и планы выяснения отношений моментально вылетели из головы и я, подхватив легонькое тело на руки, двинул в глубь квартиры, ногой открывая двери и заглядывая в комнаты. Не то… и это не то… Вот! Найдя наконец спальню, вошел. В этот момент Ленка, до этого затихшая мышкой и сопевшая мне в шею, наконец повернула лицо, и я, увидев в паре сантиметров от себя серо-зеленые омуты, провалился в них без остатка. Последней трезвой мыслью было опасение, что могу кости сломать девчонке, если буду так ее сдавливать…
* * *