Врезано в плоть
Часть 16 из 32 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Бишоп сидел на полу пристройки, скрестив ноги, и поедал шоколад, а Гаррисон стоял в дверях с электрошокером. Шокер он заказал в сети перед тем, как начал работать над созданием Бишопа, на случай, если творение вздумает побузить. Напряжения не хватало, чтобы причинить какой-то серьезный вред, но поскольку уровень развития у Бишопа был едва ли выше детского, боли от электрического удара было достаточно, чтобы призвать его к порядку. Гаррисону, однако, редко доводилось прибегать к помощи шокера, потому что шоколад показывал гораздо лучшие результаты. Бишоп не получал питательных веществ из обычной пищи, и она не могла утолить сжигающий его голод, но вкус ему нравился, что делало шоколад отличным мотивирующим фактором. Найти Бишопа и привести его в пристройку было проще простого. Все, что пришлось сделать, – побродить по лесу за бюро ритуальных услуг с развернутой плиткой шоколада и криками «У меня есть сладости для моей радости!». И Бишоп тут же примчался галопом, пуская слюни от предвкушения. Тем не менее Гаррисон не забывал о шокере. Конфетки – дело хорошее, но они не могут заменить нескольких миллионов вольт электричества.
Гаррисон немного волновался за своего мальчика… за своих мальчиков. По пути к пристройке он хорошенько рассмотрел Бишопа, и, несмотря на то, что тот был грязный и весь исцарапанный из-за блужданий по лесу, заметил первые признаки разложения. Пока только пару пятнышек там и сям, но это означало, что его творению осталось недолго. Неделя, наверное, две максимум. По мере распространения разложения возрастал и голод, заставляя Бишопа разыскивать живых существ и выпивать их жизненную энергию. Это приостановит процесс гниения, но станет лишь отсрочкой казни. Его неминуемо настигнет смерть.
– Жалость-то какая. Но посмотри на все это с другой стороны: тебе удалось избежать Стока, хоть и ненадолго.
Ни одна из голов Бишопа не среагировала на его голос. Они слишком сосредоточились на поедании сладостей. Головы ели неаккуратно и с наслаждением: между укусами причмокивали измазанными шоколадом губами и невыразительно бурчали – звук напоминал Гаррисону мурчание.
Он уступил требованию Конрада привести Бишопа, но это и все, в чем он подчинится древнему алхимику. Конрад никогда не говорил Гаррисону, кто он на самом деле, но, чтобы выяснить, сильно стараться не пришлось. Ради бога, он даже имя не сменил! Быстрый поиск в интернете свое дело сделал. Неважно, кем оказался Диппель и какими ужасными знаниями обладал, Гаррисон его не боялся. Старик неслабо зажился на белом свете, но пора уже уступить кому-нибудь место. Гаррисону, например. А Бишоп поможет. Когда Конрад вернется, Гаррисон скормит его Бишопу на обед. Осталось только придумать как…
Дверь в пристройку открылась.
– Здравствуй, Гаррисон.
Конрад, как всегда безукоризненно одетый, шагнул внутрь, и Гаррисон посторонился, давая ему пройти. Взгляд Конрада сфокусировался на Бишопе, и хотя он с отвращением сморщил нос (Гаррисону пришлось признать, что его мальчики пахли не лучшим образом), но казался вполне довольным.
– Отличная работа.
– Я горжусь уровнем обслуживания клиентов, – проговорил Гаррисон. – Это, в конце концов, сердце ритуальных услуг.
Он не думал, что алхимик вернется так быстро, и появление Конрада застало его врасплох. Он быстро огляделся, прикидывая, не сойдет ли что-нибудь за оружие, но, если не считать свернутого шланга, ржавого газонного разбрызгивателя и старого пакета торфяного мха, пристройка была пуста. Когда Бишоп начал тут спать, Гаррисон убрал все, что могло представлять для него опасность. Никаких острых садовых инструментов, никаких кувалд, никаких топоров.
Будучи бизнесменом, Гаррисон верил в действенность тщательно продуманных планов. Они были, прежде всего, одним из наипервейших инструментов продаж. Он даже оплатил рекламный щит на шоссе с мультяшным изображением улыбающегося человека, который стоит в гробу, весело вскинув руки, а над ним большими буквами написан слоган: «Предварительное планирование – это весело!» Под гробом шрифтом поменьше: «Пусть ваша душенька будет спокойна до того, как вы сами упокоитесь с миром. Ритуальные услуги Брауэра». Но несмотря на всю важность планов, иногда приходится импровизировать.
Гаррисон развернулся к Конраду, прижал шокер к его шее и включил. Раздался громкий треск, запахло озоном и паленым. Тело Конрада затряслось, и Гаррисон не убирал оружие еще некоторое время, чтобы тот получил хорошую дозу электричества. Рассудив, что с него достаточно, Гаррисон отключил шокер, схватил Конрада за руку и толкнул его к Бишопу. Конрад шатнулся вперед, потерял равновесие и грохнулся на пол прямо перед ним. На обоих лицах Бишопа отразилась тревога, он начал ухать от удивления и страха, как пара испуганных обезьян.
– Выпей его! – заорал Гаррисон. – Высоси досуха!
Вторая голова Бишопа – та, которую Гаррисон добавил к телу и которая торчала под странным углом – таращилась на него с недоумением, но первая хитро прищурилась. Ее сторона тела уронила остатки шоколадок и схватила Конрада. Вторая голова, наконец, сообразила, что происходит, тоже бросила лакомство и потянулась к Конраду.
Гаррисон злорадно ухмыльнулся. Вышло даже лучше, чем он ожидал. Все будет кончено в считаные секунды, и тогда он избавится от этого дуралея раз и…
Конрад, оглушенный, но не перепуганный, выхватил из внутреннего кармана пиджака конверт, вскрыл и бросил его содержимое в лица Бишопу. Мелкий желтый порошок повис небольшим облачком, и обе головы Бишопа вдохнули его. Вторая чихнула.
– Стой! – приказал Конрад.
Бишоп замер.
– Отпусти меня.
Бишоп убрал с него все четыре руки. Конрад поднялся на ноги, разгладил брюки и поправил галстук.
– Геройская попытка, Гаррисон, но электричество против меня? Увольте! Я работал с электричеством еще тогда, когда Бенджамина Франклина и в планах не было.
Не глядя на Бишопа, Конрад приказал:
– Встань.
Творение Гаррисона послушалось. Надо понимать, это уже не его творение?
– Как ты там выразился, Гаррисон? – Конрад улыбнулся ему медленно и зловеще. – Выпей его. Высоси досуха.
Бишоп двинулся вперед, и Гаррисон понял, что, наконец, выяснит наверняка, каково это – умереть. Странно только, что он встретил смерть не с таким нетерпением, как ожидал.
Глава 9
Винчестеры долго слонялись по лесу за домом Лайла в поисках Двухголового. Теперь, наверняка зная, с чем придется иметь дело, они лучше вооружились. У Дина были с собой «Кольт» и дробовик «Винчестер 1887»; у Сэма – «Беретта» и обрез двуствольного дробовика «Байкал». Дополнительно они прихватили пистолеты, боевые ножи и кучу патронов, а кроме того, по несколько факелов. Франкенпсина вспыхнула, как кучка хвороста, и, хотя братья не знали, будет ли Двухголовый так же хорошо гореть, они решили, что не мешает подстраховаться.
«И потом, – решил Дин, – может, он боится огня, как в тех фильмах. Ну, как там было: «Огонь – плохо!»[17]
Все это время Сэм изо всех сил сдерживал зевоту. Он знал, что брат наблюдает за ним, и не хотел его волновать. Несмотря на то, что он сказал Дину, будто во всем виновата усталость, Сэм и сам начал гадать, не является ли происходящее с ним чем-то большим, чем обычное переутомление. Что бы Сэм ни делал, он никак не мог полностью взбодриться. Кажется, не помогали ни сон, ни многочисленные порции кофе. Он чувствовал себя заторможенным – не только физически, но и умственно: как будто по венам вместо крови текла патока. Сэм беспокоился о том, что, если они найдут Двухголового, он не сможет среагировать достаточно быстро и в итоге подставит брата под удар. Вдобавок укус Франкенпса снова разболелся. Рана ныла на каждом шагу, и приходилось прилагать усилия, чтобы не хромать. Сэм хотел бы осмотреть рану, но не мог сделать это при Дине, чтобы не навести его на подозрения, – а ощущение было такое, что выглядит она уже не так хорошо.
Он вспомнил предположение Дина о том, что его безумие уходит вглубь и поэтому он видит сны о Триш. Если так, может, усталость и боль в ноге – те же симптомы? Укус перестал болеть и хорошо заживал, так с чего ему вдруг начать все с начала? Может, у него снова галлюцинации, только теперь он не видит их, а ощущает?
«Забудь, – велел он себе. – Одна проблема за раз. Сначала пристукнем Двухголового, потом я буду беспокоиться о своей ноге».
– Ненавижу охотиться на новых монстров, – подал голос Дин. – Слишком непредсказуемые.
– А с другой стороны, двухголового четырехрукого голого парня легче заметить, – отозвался Сэм.
– Кстати, об этом. Не мог сумасшедший ученый, который его создал, хотя бы шортами его снабдить? Я в самом деле не горю желанием увидеть, как он, нападая на нас, станет тут своим монструозным членом размахивать.
Поначалу они решили применить ту же технику, что и с Франкенпсом: использовать телефон, чтобы сымитировать плач ребенка, – но потом передумали. Во-первых, Двухголовый только что плотно закусил жизненной энергией Лайла, так что, вероятно, не успел проголодаться. Во-вторых, в отличие от Франкенпса Двухголовый – человек, или, по крайней мере, был им, и сложно сказать, насколько он разумен. Судя по рассказу Лайла, создание вело себя, по меньшей мере частично, как животное: иначе зачем ему средь бела дня рыться в мусоре в поисках еды? Но он должен был сохранить какую-то часть сообразительности, и без влияния голода, побуждающего его игнорировать инстинкты, есть некоторая вероятность, что он распознает в криках ребенка ловушку.
Вот поэтому Винчестеры решили поступить старым добрым способом: бродить по лесу и предлагать себя в качестве закуски, которую Двухголовый – пусть даже сытый – может посчитать заманчивой.
– У него, наверное, есть… есть… – Сэм пытался припомнить слово, но мыслить ясно становилось все сложнее, – логово где-нибудь поблизости. В это время года после наступления темноты довольно холодно, и ему нужно где-то укрываться по ночам.
Дин взглянул на него, нахмурившись, и Сэм понял, что брат заметил его заминку.
– Скорее всего, это не пещера. Местность тут неподходящая. Я бы предположил старый сарай или заброшенный дом.
– Звучит неплохо. Я имею в виду, нужно присматриваться…
Сзади хрустнула ветка. Звук был отнюдь не громким, и кто-то, вероятно, не обратил бы на него внимания, но у Сэма с Дином инстинкты за годы были отточены до бритвенной остроты. Они одновременно развернулись, вскинув оружие…
…только чтобы обнаружить, что смотрят на выпучившего глаза очень удивленного кролика.
Игра в гляделки длилась всего несколько секунд, потом кролик развернулся и дал дёру, петляя зигзагами через кустарник и опавшие листья. Дин, обернувшись к брату, ухмыльнулся:
– И почему я внезапно почувствовал себя Элмером Фаддом?[18]
Сэм хотел ответить, но тут его инстинкты снова завопили об опасности. Он начал разворачиваться, но чересчур медленно, и что-то ударило его в грудь, словно кувалдой. Он отлетел и тяжело грохнулся о землю, выпустив дробовик. Оглушенный, с ощущением, что только что продержался десять раундов против Годзиллы, Сэм пытался подняться на ноги. Дин боролся с Двухголовым, который и сбил Сэма с ног. Верхней парой рук тварь цеплялась за ствол дробовика и выворачивала его в разные стороны, не позволяя Дину прицелиться, а нижней держала Дина в воздухе, как ребенка, подхватив под мышки. Дин молотил его ногами по животу и ниже, но если и причинял Двухголовому боль, тот не показывал вида. Одна голова широко улыбалась, вторая смеялась, из обоих ртов бежала слюна. Будучи охотником, Сэм повидал множество странных сцен, но эта сразу взлетела почти на самый верх его списка Самого Жуткого.
Сэм понимал: надо что-то делать, но голова все еще шла кругом от удара, грудная клетка горела огнём. Должно быть, трещина в ребре или двух. Обычно он мог преодолеть боль и дезориентацию, чтобы помочь брату, но вместе с сильным утомлением, которое на него навалилось, это было уже слишком. Мысли не желали проясняться, и хотя больше всего на свете Сэм хотел сгрести себя в кучку и бежать на помощь, он понятия не имел, что делать.
Двухголовый начал трясти Дина, как тряпичную игрушку; обе головы заливались веселым смехом. Сэм видел, как на руках Двухголового, которыми тот держал Дина, появились тени, темнота, которая извивалась и клубилась, словно живая. Тени, похожие на ожившие черные татуировки, соскользнули по кистям рук, прижатым к бокам Дина. Дин издал полустон-полукрик и забился с новой силой, отчаянно пытаясь вырваться.
Двухголовый вытягивал из него жизнь. Энергия быстро истаивала, и уже через несколько секунд движения Дина стали замедляться, по мере того как желание противостоять уходило из него вместе с силой.
Борясь с оцепенением, Сэм сел на корточки, вытащил «Беретту» и выстрелил. Прицел сбился, и пуля, вместо того чтобы попасть в основание черепа правой головы, угодила в правое ухо, которое исчезло в красных брызгах и осколках хряща. Выстрел, однако, возымел желаемый эффект. От неожиданности и боли Двухголовый выпустил дробовик и Дина и обернулся, чтобы поглядеть, кто его ранил. Дин остался лежать на земле – оглушенный, но живой.
Тварь осторожно потрогала изорванные окровавленные остатки уха. Пальцы вернулись скользкие, в крови. Двухголовый осмотрел их четырьмя глазами: обе головы казались озадаченными, как будто не могли взять в толк, что именно видят. Потом до них, кажется, дошло, потому что одна голова отчаянно взвыла, а вторая расплакалась.
«Они как маленькие дети, – понял Сэм. – Малыши, застрявшие в огромном жутком теле».
Ему стало жалко Двухголового. Вспомнилось, что Франкенштейна иногда изображают так же: невинный ребенок, которого никто не спросил, прежде чем возродить в виде кошмарного существа, и который только лишь хотел, чтобы его оставили в покое.
Обе головы подняли глаза на Сэма, и их лица исказились от ярости. Из обоих ртов вырвался злобный рев, и тварь бросилась в атаку.
Минутка сочувствия подошла к концу. Пока Двухголовый бежал к нему, Сэм нажал на спусковой крючок еще три раза. В другое время он мог бы всеми тремя выстрелами угодить в сердце, но сейчас приходилось прилагать усилия, просто чтобы держать пистолет, а картинка перед глазами подергивалась серым по краям. Первый выстрел снес два пальца на одной из рук. Болезненно, но, увы, не смертельно. Второй ударил в левое плечо, и хотя Двухголовый покачнулся от толчка, но не остановился. Уже лучше, но не идеально. Третий угодил, как говорится, в яблочко. Пуля, отхватившая хороший кусок черепа, попала в правую голову, которая – как рассудил Сэм – была главной, потому что изначально прилагалась к телу.
Двухголовый, который стал скорее Полутораголовым, остановился примерно в метре от Сэма. Он покачнулся, пальцы на всех руках спазматически дернулись. Раненая голова с расширенными глазами обвисла на шее. Вторая посмотрела на нее пустым непонимающим взглядом. Руки на ее стороне пытались подняться, наверное, чтобы потрогать раненую голову точно так же, как тварь только что ощупывала обрубок уха, но конечности только дергались и били по воздуху, будто у Двухголового начались судороги.
Сэм догадывался, что происходит. Вторая голова присоединялась к общей нервной системе, но связи были слабее, чем необходимо. Первая голова была главной, она отвечала за основной контроль над телом. И теперь вторая голова пыталась сделать всю работу самостоятельно. Сэм не опустил пистолет. Если б он доверял собственным рукам, то выстрелил бы во вторую голову, чтобы положить конец мучениям существа, но сейчас решил немного выждать. Возможно, вторая голова не сможет проконтролировать работу сердца и легких, и тогда тварь подохнет сама. Тогда надо просто подождать, пока Двухголовый упадет, и конец игре.
Сэм наблюдал, как существо пошатывается и размахивает руками, словно марионетка в руках кукловода-эпилептика. Уголком глаза он заметил движение и развернулся, прицелившись в направлении возможной угрозы. Он думал, там окажется еще один монстр, но увидел всего лишь худого человека в костюме при галстуке, стоящего под вязом. Кажется, он до этого прятался, а теперь вышел из укрытия, чтобы получше разглядеть происходящее. Он поднял правую руку (Сэм разглядел какую-то черную метку на ладони) и подал знак. Сэм задумался, не та ли туманная фигура, которую он замечал несколько раз по прибытии в Бреннан, обрела более четкую форму.
Но времени на раздумья не осталось. Двухголовый обрел подобие контроля над телом и сделал неверный щаг вперед. Потом еще один. Оставшаяся голова угрожающе смотрела на Сэма, все четыре руки тянулись к нему. На руках появились извивающиеся черные тени, и Сэм понял, что Двухголовый собирается выпить его жизнь и отомстить за смерть компаньона.
Сэм прицелился ему в сердце и выстрелил.
Пуля ушла слишком низко и попала Двухголовому в живот. Тварь сложилась пополам, но тут же выпрямилась. Из раны хлынула кровь, но существо не обратило на это никакого внимания. Сэм снова прицелился в сердце, стараясь не смотреть на окутавшую пальцы Двухголового черноту и не думать о том, как она близка и на сколько ближе сейчас окажется. Однако не успел он спустить курок, как раздался голос брата:
– Йо-хо-хо, мамасита!
Прогремел выстрел, и Двухголовый закончил свою странную вторую жизнь вообще без голов. Тварь качнулась вперед и грохнулась на землю безжизненным куском мяса – чем, по сути, и стала. Сэм поднял глаза и увидел, что Дин опускает обрез. У брата были темные круги под глазами, и выглядел он измученным, но самое главное – он был жив.
– Мамасита[19]? – переспросил Сэм.
Дин пожал плечами:
– Пытаюсь материться поменьше.[20]
Сэм с трудом поднялся на ноги:
– Похвально, но принижает образ крутого парня.
Он вспомнил человека в костюме и развернулся, готовясь выстрелить, однако того и след простыл.
– Не волнуйся, – проговорил Дин. – Я его тоже видел. Двигается шустро для своего возраста.
Сэм заметил движение в другой стороне, повернулся и увидел знакомую неясную фигуру, стоящую метрах в ста поодаль.
Гаррисон немного волновался за своего мальчика… за своих мальчиков. По пути к пристройке он хорошенько рассмотрел Бишопа, и, несмотря на то, что тот был грязный и весь исцарапанный из-за блужданий по лесу, заметил первые признаки разложения. Пока только пару пятнышек там и сям, но это означало, что его творению осталось недолго. Неделя, наверное, две максимум. По мере распространения разложения возрастал и голод, заставляя Бишопа разыскивать живых существ и выпивать их жизненную энергию. Это приостановит процесс гниения, но станет лишь отсрочкой казни. Его неминуемо настигнет смерть.
– Жалость-то какая. Но посмотри на все это с другой стороны: тебе удалось избежать Стока, хоть и ненадолго.
Ни одна из голов Бишопа не среагировала на его голос. Они слишком сосредоточились на поедании сладостей. Головы ели неаккуратно и с наслаждением: между укусами причмокивали измазанными шоколадом губами и невыразительно бурчали – звук напоминал Гаррисону мурчание.
Он уступил требованию Конрада привести Бишопа, но это и все, в чем он подчинится древнему алхимику. Конрад никогда не говорил Гаррисону, кто он на самом деле, но, чтобы выяснить, сильно стараться не пришлось. Ради бога, он даже имя не сменил! Быстрый поиск в интернете свое дело сделал. Неважно, кем оказался Диппель и какими ужасными знаниями обладал, Гаррисон его не боялся. Старик неслабо зажился на белом свете, но пора уже уступить кому-нибудь место. Гаррисону, например. А Бишоп поможет. Когда Конрад вернется, Гаррисон скормит его Бишопу на обед. Осталось только придумать как…
Дверь в пристройку открылась.
– Здравствуй, Гаррисон.
Конрад, как всегда безукоризненно одетый, шагнул внутрь, и Гаррисон посторонился, давая ему пройти. Взгляд Конрада сфокусировался на Бишопе, и хотя он с отвращением сморщил нос (Гаррисону пришлось признать, что его мальчики пахли не лучшим образом), но казался вполне довольным.
– Отличная работа.
– Я горжусь уровнем обслуживания клиентов, – проговорил Гаррисон. – Это, в конце концов, сердце ритуальных услуг.
Он не думал, что алхимик вернется так быстро, и появление Конрада застало его врасплох. Он быстро огляделся, прикидывая, не сойдет ли что-нибудь за оружие, но, если не считать свернутого шланга, ржавого газонного разбрызгивателя и старого пакета торфяного мха, пристройка была пуста. Когда Бишоп начал тут спать, Гаррисон убрал все, что могло представлять для него опасность. Никаких острых садовых инструментов, никаких кувалд, никаких топоров.
Будучи бизнесменом, Гаррисон верил в действенность тщательно продуманных планов. Они были, прежде всего, одним из наипервейших инструментов продаж. Он даже оплатил рекламный щит на шоссе с мультяшным изображением улыбающегося человека, который стоит в гробу, весело вскинув руки, а над ним большими буквами написан слоган: «Предварительное планирование – это весело!» Под гробом шрифтом поменьше: «Пусть ваша душенька будет спокойна до того, как вы сами упокоитесь с миром. Ритуальные услуги Брауэра». Но несмотря на всю важность планов, иногда приходится импровизировать.
Гаррисон развернулся к Конраду, прижал шокер к его шее и включил. Раздался громкий треск, запахло озоном и паленым. Тело Конрада затряслось, и Гаррисон не убирал оружие еще некоторое время, чтобы тот получил хорошую дозу электричества. Рассудив, что с него достаточно, Гаррисон отключил шокер, схватил Конрада за руку и толкнул его к Бишопу. Конрад шатнулся вперед, потерял равновесие и грохнулся на пол прямо перед ним. На обоих лицах Бишопа отразилась тревога, он начал ухать от удивления и страха, как пара испуганных обезьян.
– Выпей его! – заорал Гаррисон. – Высоси досуха!
Вторая голова Бишопа – та, которую Гаррисон добавил к телу и которая торчала под странным углом – таращилась на него с недоумением, но первая хитро прищурилась. Ее сторона тела уронила остатки шоколадок и схватила Конрада. Вторая голова, наконец, сообразила, что происходит, тоже бросила лакомство и потянулась к Конраду.
Гаррисон злорадно ухмыльнулся. Вышло даже лучше, чем он ожидал. Все будет кончено в считаные секунды, и тогда он избавится от этого дуралея раз и…
Конрад, оглушенный, но не перепуганный, выхватил из внутреннего кармана пиджака конверт, вскрыл и бросил его содержимое в лица Бишопу. Мелкий желтый порошок повис небольшим облачком, и обе головы Бишопа вдохнули его. Вторая чихнула.
– Стой! – приказал Конрад.
Бишоп замер.
– Отпусти меня.
Бишоп убрал с него все четыре руки. Конрад поднялся на ноги, разгладил брюки и поправил галстук.
– Геройская попытка, Гаррисон, но электричество против меня? Увольте! Я работал с электричеством еще тогда, когда Бенджамина Франклина и в планах не было.
Не глядя на Бишопа, Конрад приказал:
– Встань.
Творение Гаррисона послушалось. Надо понимать, это уже не его творение?
– Как ты там выразился, Гаррисон? – Конрад улыбнулся ему медленно и зловеще. – Выпей его. Высоси досуха.
Бишоп двинулся вперед, и Гаррисон понял, что, наконец, выяснит наверняка, каково это – умереть. Странно только, что он встретил смерть не с таким нетерпением, как ожидал.
Глава 9
Винчестеры долго слонялись по лесу за домом Лайла в поисках Двухголового. Теперь, наверняка зная, с чем придется иметь дело, они лучше вооружились. У Дина были с собой «Кольт» и дробовик «Винчестер 1887»; у Сэма – «Беретта» и обрез двуствольного дробовика «Байкал». Дополнительно они прихватили пистолеты, боевые ножи и кучу патронов, а кроме того, по несколько факелов. Франкенпсина вспыхнула, как кучка хвороста, и, хотя братья не знали, будет ли Двухголовый так же хорошо гореть, они решили, что не мешает подстраховаться.
«И потом, – решил Дин, – может, он боится огня, как в тех фильмах. Ну, как там было: «Огонь – плохо!»[17]
Все это время Сэм изо всех сил сдерживал зевоту. Он знал, что брат наблюдает за ним, и не хотел его волновать. Несмотря на то, что он сказал Дину, будто во всем виновата усталость, Сэм и сам начал гадать, не является ли происходящее с ним чем-то большим, чем обычное переутомление. Что бы Сэм ни делал, он никак не мог полностью взбодриться. Кажется, не помогали ни сон, ни многочисленные порции кофе. Он чувствовал себя заторможенным – не только физически, но и умственно: как будто по венам вместо крови текла патока. Сэм беспокоился о том, что, если они найдут Двухголового, он не сможет среагировать достаточно быстро и в итоге подставит брата под удар. Вдобавок укус Франкенпса снова разболелся. Рана ныла на каждом шагу, и приходилось прилагать усилия, чтобы не хромать. Сэм хотел бы осмотреть рану, но не мог сделать это при Дине, чтобы не навести его на подозрения, – а ощущение было такое, что выглядит она уже не так хорошо.
Он вспомнил предположение Дина о том, что его безумие уходит вглубь и поэтому он видит сны о Триш. Если так, может, усталость и боль в ноге – те же симптомы? Укус перестал болеть и хорошо заживал, так с чего ему вдруг начать все с начала? Может, у него снова галлюцинации, только теперь он не видит их, а ощущает?
«Забудь, – велел он себе. – Одна проблема за раз. Сначала пристукнем Двухголового, потом я буду беспокоиться о своей ноге».
– Ненавижу охотиться на новых монстров, – подал голос Дин. – Слишком непредсказуемые.
– А с другой стороны, двухголового четырехрукого голого парня легче заметить, – отозвался Сэм.
– Кстати, об этом. Не мог сумасшедший ученый, который его создал, хотя бы шортами его снабдить? Я в самом деле не горю желанием увидеть, как он, нападая на нас, станет тут своим монструозным членом размахивать.
Поначалу они решили применить ту же технику, что и с Франкенпсом: использовать телефон, чтобы сымитировать плач ребенка, – но потом передумали. Во-первых, Двухголовый только что плотно закусил жизненной энергией Лайла, так что, вероятно, не успел проголодаться. Во-вторых, в отличие от Франкенпса Двухголовый – человек, или, по крайней мере, был им, и сложно сказать, насколько он разумен. Судя по рассказу Лайла, создание вело себя, по меньшей мере частично, как животное: иначе зачем ему средь бела дня рыться в мусоре в поисках еды? Но он должен был сохранить какую-то часть сообразительности, и без влияния голода, побуждающего его игнорировать инстинкты, есть некоторая вероятность, что он распознает в криках ребенка ловушку.
Вот поэтому Винчестеры решили поступить старым добрым способом: бродить по лесу и предлагать себя в качестве закуски, которую Двухголовый – пусть даже сытый – может посчитать заманчивой.
– У него, наверное, есть… есть… – Сэм пытался припомнить слово, но мыслить ясно становилось все сложнее, – логово где-нибудь поблизости. В это время года после наступления темноты довольно холодно, и ему нужно где-то укрываться по ночам.
Дин взглянул на него, нахмурившись, и Сэм понял, что брат заметил его заминку.
– Скорее всего, это не пещера. Местность тут неподходящая. Я бы предположил старый сарай или заброшенный дом.
– Звучит неплохо. Я имею в виду, нужно присматриваться…
Сзади хрустнула ветка. Звук был отнюдь не громким, и кто-то, вероятно, не обратил бы на него внимания, но у Сэма с Дином инстинкты за годы были отточены до бритвенной остроты. Они одновременно развернулись, вскинув оружие…
…только чтобы обнаружить, что смотрят на выпучившего глаза очень удивленного кролика.
Игра в гляделки длилась всего несколько секунд, потом кролик развернулся и дал дёру, петляя зигзагами через кустарник и опавшие листья. Дин, обернувшись к брату, ухмыльнулся:
– И почему я внезапно почувствовал себя Элмером Фаддом?[18]
Сэм хотел ответить, но тут его инстинкты снова завопили об опасности. Он начал разворачиваться, но чересчур медленно, и что-то ударило его в грудь, словно кувалдой. Он отлетел и тяжело грохнулся о землю, выпустив дробовик. Оглушенный, с ощущением, что только что продержался десять раундов против Годзиллы, Сэм пытался подняться на ноги. Дин боролся с Двухголовым, который и сбил Сэма с ног. Верхней парой рук тварь цеплялась за ствол дробовика и выворачивала его в разные стороны, не позволяя Дину прицелиться, а нижней держала Дина в воздухе, как ребенка, подхватив под мышки. Дин молотил его ногами по животу и ниже, но если и причинял Двухголовому боль, тот не показывал вида. Одна голова широко улыбалась, вторая смеялась, из обоих ртов бежала слюна. Будучи охотником, Сэм повидал множество странных сцен, но эта сразу взлетела почти на самый верх его списка Самого Жуткого.
Сэм понимал: надо что-то делать, но голова все еще шла кругом от удара, грудная клетка горела огнём. Должно быть, трещина в ребре или двух. Обычно он мог преодолеть боль и дезориентацию, чтобы помочь брату, но вместе с сильным утомлением, которое на него навалилось, это было уже слишком. Мысли не желали проясняться, и хотя больше всего на свете Сэм хотел сгрести себя в кучку и бежать на помощь, он понятия не имел, что делать.
Двухголовый начал трясти Дина, как тряпичную игрушку; обе головы заливались веселым смехом. Сэм видел, как на руках Двухголового, которыми тот держал Дина, появились тени, темнота, которая извивалась и клубилась, словно живая. Тени, похожие на ожившие черные татуировки, соскользнули по кистям рук, прижатым к бокам Дина. Дин издал полустон-полукрик и забился с новой силой, отчаянно пытаясь вырваться.
Двухголовый вытягивал из него жизнь. Энергия быстро истаивала, и уже через несколько секунд движения Дина стали замедляться, по мере того как желание противостоять уходило из него вместе с силой.
Борясь с оцепенением, Сэм сел на корточки, вытащил «Беретту» и выстрелил. Прицел сбился, и пуля, вместо того чтобы попасть в основание черепа правой головы, угодила в правое ухо, которое исчезло в красных брызгах и осколках хряща. Выстрел, однако, возымел желаемый эффект. От неожиданности и боли Двухголовый выпустил дробовик и Дина и обернулся, чтобы поглядеть, кто его ранил. Дин остался лежать на земле – оглушенный, но живой.
Тварь осторожно потрогала изорванные окровавленные остатки уха. Пальцы вернулись скользкие, в крови. Двухголовый осмотрел их четырьмя глазами: обе головы казались озадаченными, как будто не могли взять в толк, что именно видят. Потом до них, кажется, дошло, потому что одна голова отчаянно взвыла, а вторая расплакалась.
«Они как маленькие дети, – понял Сэм. – Малыши, застрявшие в огромном жутком теле».
Ему стало жалко Двухголового. Вспомнилось, что Франкенштейна иногда изображают так же: невинный ребенок, которого никто не спросил, прежде чем возродить в виде кошмарного существа, и который только лишь хотел, чтобы его оставили в покое.
Обе головы подняли глаза на Сэма, и их лица исказились от ярости. Из обоих ртов вырвался злобный рев, и тварь бросилась в атаку.
Минутка сочувствия подошла к концу. Пока Двухголовый бежал к нему, Сэм нажал на спусковой крючок еще три раза. В другое время он мог бы всеми тремя выстрелами угодить в сердце, но сейчас приходилось прилагать усилия, просто чтобы держать пистолет, а картинка перед глазами подергивалась серым по краям. Первый выстрел снес два пальца на одной из рук. Болезненно, но, увы, не смертельно. Второй ударил в левое плечо, и хотя Двухголовый покачнулся от толчка, но не остановился. Уже лучше, но не идеально. Третий угодил, как говорится, в яблочко. Пуля, отхватившая хороший кусок черепа, попала в правую голову, которая – как рассудил Сэм – была главной, потому что изначально прилагалась к телу.
Двухголовый, который стал скорее Полутораголовым, остановился примерно в метре от Сэма. Он покачнулся, пальцы на всех руках спазматически дернулись. Раненая голова с расширенными глазами обвисла на шее. Вторая посмотрела на нее пустым непонимающим взглядом. Руки на ее стороне пытались подняться, наверное, чтобы потрогать раненую голову точно так же, как тварь только что ощупывала обрубок уха, но конечности только дергались и били по воздуху, будто у Двухголового начались судороги.
Сэм догадывался, что происходит. Вторая голова присоединялась к общей нервной системе, но связи были слабее, чем необходимо. Первая голова была главной, она отвечала за основной контроль над телом. И теперь вторая голова пыталась сделать всю работу самостоятельно. Сэм не опустил пистолет. Если б он доверял собственным рукам, то выстрелил бы во вторую голову, чтобы положить конец мучениям существа, но сейчас решил немного выждать. Возможно, вторая голова не сможет проконтролировать работу сердца и легких, и тогда тварь подохнет сама. Тогда надо просто подождать, пока Двухголовый упадет, и конец игре.
Сэм наблюдал, как существо пошатывается и размахивает руками, словно марионетка в руках кукловода-эпилептика. Уголком глаза он заметил движение и развернулся, прицелившись в направлении возможной угрозы. Он думал, там окажется еще один монстр, но увидел всего лишь худого человека в костюме при галстуке, стоящего под вязом. Кажется, он до этого прятался, а теперь вышел из укрытия, чтобы получше разглядеть происходящее. Он поднял правую руку (Сэм разглядел какую-то черную метку на ладони) и подал знак. Сэм задумался, не та ли туманная фигура, которую он замечал несколько раз по прибытии в Бреннан, обрела более четкую форму.
Но времени на раздумья не осталось. Двухголовый обрел подобие контроля над телом и сделал неверный щаг вперед. Потом еще один. Оставшаяся голова угрожающе смотрела на Сэма, все четыре руки тянулись к нему. На руках появились извивающиеся черные тени, и Сэм понял, что Двухголовый собирается выпить его жизнь и отомстить за смерть компаньона.
Сэм прицелился ему в сердце и выстрелил.
Пуля ушла слишком низко и попала Двухголовому в живот. Тварь сложилась пополам, но тут же выпрямилась. Из раны хлынула кровь, но существо не обратило на это никакого внимания. Сэм снова прицелился в сердце, стараясь не смотреть на окутавшую пальцы Двухголового черноту и не думать о том, как она близка и на сколько ближе сейчас окажется. Однако не успел он спустить курок, как раздался голос брата:
– Йо-хо-хо, мамасита!
Прогремел выстрел, и Двухголовый закончил свою странную вторую жизнь вообще без голов. Тварь качнулась вперед и грохнулась на землю безжизненным куском мяса – чем, по сути, и стала. Сэм поднял глаза и увидел, что Дин опускает обрез. У брата были темные круги под глазами, и выглядел он измученным, но самое главное – он был жив.
– Мамасита[19]? – переспросил Сэм.
Дин пожал плечами:
– Пытаюсь материться поменьше.[20]
Сэм с трудом поднялся на ноги:
– Похвально, но принижает образ крутого парня.
Он вспомнил человека в костюме и развернулся, готовясь выстрелить, однако того и след простыл.
– Не волнуйся, – проговорил Дин. – Я его тоже видел. Двигается шустро для своего возраста.
Сэм заметил движение в другой стороне, повернулся и увидел знакомую неясную фигуру, стоящую метрах в ста поодаль.