Время уходить

Дженна вытирает глаза:

– Но труп все-таки был.

Я смотрю в землю, ожидая, пока она сложит два и два.

Когда это происходит, стрелка вдруг поворачивается в неожиданном для меня направлении.

– Гидеон этого не делал, – упрямо заявляет девочка. – Я сначала тоже на него подумала. Но мама была беременна.

Верджил делает вперед и говорит:

– Вот именно. Гидеон не мог убить ее.



Перед отъездом Верджил идет в туалет на станции техобслуживания, и мы с Дженной остаемся одни. Глаза у нее красные.

– Если моя мама… мертва… – Девочка замолкает. – Она ведь дождется меня, да?

Людям нравится верить, что они могут воссоединиться с умершими родными. Но в загробном мире столько разных уровней; мечтать о встрече там с определенным человеком – все равно что думать, будто вы обязательно столкнетесь с тем, кого ищете, раз оба живете на планете Земля.

Однако я считаю, что на сегодня Дженне уже хватит плохих новостей.

– Милая, она, скорее всего, и прямо сейчас здесь, рядом с тобой.

– Но я этого не ощущаю.

– Мир духов устроен по образцу нашего, но мы видим только реальные вещи. Ты можешь войти на кухню, а твоя мама варит там кофе. Ты можешь застилать постель, а она пройдет мимо открытой двери. Иногда края видений стираются, потому что вы живете в одном пространстве, но они всегда будут мутными. Вы как растительное масло и уксус в одном сосуде.

– Значит, – упавшим голосом произносит Дженна, – я никогда по-настоящему не верну маму.

Я могла бы солгать ей – сказать то, что все хотят услышать, но вместо этого говорю:

– Нет, милая, к сожалению, это невозможно.

– А что будет с моим отцом?

Ответа у меня нет. Не знаю, попытается ли Верджил доказать, что Томас Меткалф убил свою жену. И выйдет ли из этого что-нибудь, учитывая психическое состояние подозреваемого.

Дженна садится на деревянный стол для пикника и подтягивает колени к груди:

– У меня была подруга, Чатем, она всегда мечтала о Париже, считала его райским местом. Хотела поехать учиться в Сорбонну, гулять по Елисейским Полям, сидеть в кафе на Монмартре и смотреть на проходящих мимо худощавых француженок, и все такое. Когда Чатем исполнилось двенадцать, тетя неожиданно взяла ее с собой в командировку во Францию. Когда Чатем вернулась, я спросила ее, действительно ли Париж оказался таким потрясающим, как она это себе представляла. И знаете, что она ответила? «Он похож на любой другой город». – Дженна пожимает плечами. – Я никак не думала, что почувствую то же самое, когда окажусь здесь.

– В Теннесси?

– Нет. Как бы это лучше выразиться, в конце пути. – Девочка смотрит на меня, в глазах у нее стоят слезы. – Теперь я знаю, что мама не хотела бросать меня, но от этого не легче. Понимаете? Ничего не изменилось. Ее здесь нет. А я есть. И я все равно ощущаю пустоту.

Я обнимаю ее за плечи:

– Завершить путь – это большое дело. Но никто не говорил, что, попав сюда, ты должна оглядеться вокруг и отправиться домой.

Дженна быстро проводит рукой по глазам:

– Если Верджил окажется прав, я хочу увидеться с отцом до того, как он попадет в тюрьму.

– Мы не знаем, случится ли это вообще…

– Папа не виноват. Он не понимал, что творит.

Дженна заявляет это с такой убежденностью, что я понимаю: она совсем необязательно верит своим словам. Ей просто нужно так говорить.

Прижимаю ее к себе, пусть поплачет у меня на плече.

– Серенити, – глухо произносит девочка, уткнувшись в мою рубашку, – вы дадите мне пообщаться с мамой, когда будет нужно?

Люди умирают не просто так, на то есть причина. Раньше, когда я была настоящим медиумом, то соглашалась провести для клиента самое большее два сеанса связи с усопшим. Я хотела помочь людям пережить боль утраты, а не становиться оператором на номере горячей линии «1–800-позвони-мертвецу».

Прежде, когда со мной были Люсинда и Десмонд, я умела воздвигать стены, и это давалось легко – помощники охраняли меня от пришельцев с того света, которые хотели распоряжаться мной. Я была надежно защищена от громко стучащих в барабаны духов, желавших разбудить медиума среди ночи, чтобы передать сообщения живым. Это позволяло мне использовать Дар на своих условиях, не подчиняясь требованиям настырных призраков.

Однако теперь я готова была поступиться неприкосновенностью личной жизни, перенести любые неудобства, если бы только в результате смогла снова вступить в контакт с потусторонним миром. Не стоит морочить голову Дженне, имитируя прозрения, которых нет. Бедняжка заслуживает лучшего отношения. Одним словом, я никак не могу дать девочке то, чего она хочет.

Но тем не менее, заглянув ей в глаза, я отвечаю:


– Разумеется, милая.



Домой мы добираемся очень долго и бо́льшую часть пути молчим. Мы не смогли сесть на самолет, поскольку Дженна несовершеннолетняя и на это требуется разрешение от ее опекуна. В результате мне приходится всю ночь провести за рулем.

Я слушаю радио, чтобы не заснуть, а потом, где-то на границе Мэриленда, Верджил, предварительно оглянувшись на Дженну и убедившись, что та крепко спит, заговаривает со мной:

– Предположим, она мертва. Что мне делать?

– Ты про Элис?

– Да.

Я медлю с ответом:

– Полагаю, надо выяснить точно, кто ее убил, и призвать его к ответу.

– Я больше не служу в полиции, Серенити. И теперь понимаю, что копом я был никудышным. – Он качает головой. – Я-то считал, что это Донни тогда напортачил. Но похоже, сам во всем виноват.

Я смотрю на него, ожидая пояснений.

– Да чего уж скрывать, той ночью в заповеднике мы все были не на высоте. Никто не знал, как оградить место преступления, когда вокруг бродят дикие звери. У Томаса Меткалфа снесло башню, а мы об этом даже и не подозревали. А теперь выясняется, что еще и личность потерпевшей установили неправильно. Но поставь себя на мое место. Пропали жена и дочь директора заповедника, хотя об их исчезновении никто не заявлял. И вот я нахожу на земле женщину без сознания, в грязной и перепачканной кровью одежде. Естественно, я решил, что это Элис Меткалф, кто же еще это мог быть. Я так и врачам из «скорой» сказал, когда те забирали ее в больницу. – Верджил отворачивается к окну, по лицу его скользят лучи фар проезжающих мимо машин. – При женщине не было никаких документов, удостоверяющих личность. По-хорошему, конечно, надо было проверить, кто она такая. Почему я не могу вспомнить, как она выглядела? Блондинка или рыжая? Почему я не обратил внимания?

– Просто сосредоточился на том, чтобы пострадавшей оказали медицинскую помощь, – говорю я. – Не надо понапрасну себя терзать. Ты ведь не пытался никого умышленно сбить со следа, – добавляю я, вспоминая свою недавнюю карьеру болотной ведьмы.

– Вот здесь ты ошибаешься, – возражает Верджил и поворачивается ко мне. – Я как раз таки умышленно скрыл улику. Рыжий волос, найденный на теле Невви. Когда я прочитал о нем в отчете судмедэксперта, то не знал, принадлежал ли он Элис, но прекрасно понимал: это означает, что смерть в заповеднике может оказаться вовсе не несчастным случаем. И тем не менее согласился с доводами напарника, мол, людям нужно чувствовать себя в безопасности: если слон затоптал человека – это уже плохо, но убийство – гораздо хуже. Тогда я изъял этот листок из отчета, после чего, как и обещал Донни, стал героем – самым молодым сотрудником отдела, которого произвели в детективы. Ты знала об этом?

Я качаю головой и интересуюсь:

– И куда ты подевал тот листок?

– Положил в карман в то утро, когда меня повысили в звании. А потом сел в машину и съехал со скалы.

Я давлю на тормоза:

– Что ты сделал?

– Свидетели происшествия думали, что я погиб. Я и сам так считал, но, очевидно, даже это не сумел толком довести до конца. Потому что я очнулся в реанимации, весь под завязку накачанный лекарствами, испытывая дикую боль, которая могла свалить с ног десятерых мужиков покрепче меня. Стоит ли говорить, что на службу я не вернулся. В полиции не жалуют сотрудников с суицидальными наклонностями. – Он смотрит на меня. – Теперь ты знаешь, кто я на самом деле. Мне невыносимо было еще двадцать лет изображать из себя хорошего парня, зная, что на самом деле я вовсе не такой. Теперь, по крайней мере, я не вру людям: все сразу видят, что перед ними спившийся неудачник.

Бедная Дженна, угораздило же ее связаться с частным детективом, хранящим в сердце мрачные тайны, и с горе-экстрасенсом! Вал свидетельств того, что десять лет назад в заповеднике было обнаружено именно тело Элис Меткалф, нарастает, я же до сих пор, увы, так ничего и не почувствовала.

– Я тоже должна кое-что сказать тебе, Верджил. Помнишь, ты спрашивал меня, могу ли я войти в контакт с духом Элис Меткалф? И я ответила, что не могу, а это означает, что она, вероятно, жива?

– Да. Похоже, твой дар требуется откалибровать заново.

– Это не поможет. У меня ни разу не было озарений с тех пор, как я дала сенатору Маккою неверную информацию о его сыне. Я полностью выдохлась, исчерпала свой экстрасенсорный потенциал. Да у этого переключателя передач и то больше паранормальных способностей, чем у меня.

– То есть ты признаешься в шарлатанстве? – хохочет Верджил.

– Все гораздо хуже. Потому что я не всегда была такой.

Я смотрю на собеседника. На лице у него зеленая маска – отражение света от зеркала, он похож на мультяшного супермена. Но внешнее впечатление обманчиво. Внутри этот человек слаб и опустошен, весь покрыт шрамами, измучен жизненными баталиями, так же как и я. Как и все мы.

Дженна потеряла мать. Я превратилась в лгунью. Верджил утратил веру в себя. Из каждого из нас выпала какая-то важная часть. Правда, некоторое время мне казалось, что, действуя вместе, мы обретем полноту.

Мы въезжаем в Делавэр.

– Едва ли Дженна смогла бы найти себе худших помощников, даже если бы очень постаралась, – со вздохом говорю я.

– Тем больше у нас причин попробовать все исправить, – отзывается Верджил.





Элис




Я не поехала в Джорджию прощаться с Грейс.

Ее похоронили на семейном участке рядом с отцом. Гидеон отправился туда, и Невви, разумеется, тоже. Но следует учитывать специфику заповедника: что бы ни случилось и какой бы уважительной ни была причина, кто-то все равно должен остаться и ухаживать за животными. В течение той ужасной недели, пока тело Грейс не выбросило на берег, – семи страшных дней, когда Гидеон и Невви продолжали надеяться, что она обнаружится где-нибудь живой, – мы все сообща выполняли ее обязанности. Томас собирался нанять нового сотрудника, но подходящего человека на должность смотрителя быстро не найдешь. А теперь, когда наш штат сократился больше чем наполовину, мы с Томасом работали чуть ли не круглые сутки.