Время уходить

Не знаю, почему мне есть до этого дело. Казалось бы, пусть себе эта капризная девчонка живет как хочет – мне-то что, у меня и своих забот хватает.

Однако я так за нее беспокоился, что всю ночь не мог уснуть.

Думаю, это оттого, что Дженна, впервые войдя в мой офис и заговорив тем самым голосом, который преследовал меня в кошмарных снах, так резко сорвала пластырь с моих душевных ран, что они опять начали кровоточить. В одном эта девчонка, вероятно, права: я виноват, что проявил слабость и тогда, десять лет назад, пошел на поводу у Донни Бойлена, который пожелал закрыть глаза на явные нестыковки. Но она даже не подозревает, как важно выяснить для меня правду сейчас, чтобы найти свой путь.

К сожалению, пока я не слишком далеко продвинулся в расследовании.

Вот так и случилось, что я держу в руке трубку и, сам себе удивляясь, прошу Серенити Джонс, облажавшегося экстрасенса, отправиться вместе со мной на оптовый продовольственный рынок Гордона, чтобы собрать там кое-какие факты. И только когда она с энтузиазмом участника реалити-шоу соглашается заехать за мной на машине и фактически стать моей напарницей, я понимаю, почему обратился именно к этой женщине. Не то чтобы я серьезно рассчитывал на ее помощь в расследовании. Причина в том, что Серенити знает, каково это, когда ты не можешь жить в ладу с самим собой, пока не исправишь роковую ошибку.

И вот через час на ее машине – настоящей консервной банке – мы едем на окраину Буна, где, сколько я себя помню, всегда располагался склад-магазин Гордона. Именно здесь посреди зимы, когда все умирают от желания отведать манго, продают эти душистые плоды, которые в это время года растут только в Чили да Парагвае. А летом там торгуют клубникой – каждая ягода величиной с голову новорожденного младенца.

Не зная, о чем завести разговор, я протягиваю руку, чтобы включить радио, и нахожу заткнутого в угол маленького бумажного слоника.

– Это она сделала, – говорит Серенити.

Произносить имя Дженны нет нужды, я и так понял, о ком речь.

Бумажная фигурка выскакивает из моих пальцев и, как арабский мячик, описав изящную дугу, летит в разинутую пасть массивной фиолетовой сумки Серенити, которая лежит на консоли между нами – этакий саквояж Мэри Поппинс.

– Она уже звонила тебе сегодня? – спрашиваю я.

– Нет.

– А почему, как ты думаешь?

– Потому что сейчас еще только восемь утра.

Я ерзаю на сиденье:

– А может, все дело в том, что я вчера был таким ослом?

– Давай подождем часиков до десяти или даже до одиннадцати, а потом уже будем делать выводы. Уверена, прямо сейчас Дженна просто спит, как любой нормальный ребенок на летних каникулах.

Серенити кладет руки на руль, и я невольно ловлю себя на том, что пялюсь, причем уже не в первый раз, на меховой чехол, который на него натянут, – ярко-синий, с круглыми, как шары, глазами и белыми клыками. Он немного похож на обжору Коржика из «Улицы Сезам», если бы тот проглотил руль.

– Что это за гадость? – спрашиваю я.

– Брюс, – отвечает Серенити таким тоном, будто я задал очень глупый вопрос.

– Ты дала имя рулю?

– Мой дорогой, ни с кем у меня не было таких долгих отношений, как с этой машиной. И уж не тебе меня осуждать, учитывая, что твоего лучшего друга зовут Джек Дэниэлс. – Она лучезарно улыбается. – Хотя теперь ты вроде как выбрал в напарницы меня? Это разумно, поскольку, по большому счету, мы с тобой занимаемся примерно одним и тем же. Наши профессии похожи.

Я искренне хохочу:

– Да уж, если не считать того, что полиция принимает во внимание только материальные доказательства, а не какие-то там озарения, видения и послания от духов.

Она пропускает мое замечание мимо ушей:

– Ну подумай сам: мы оба знаем, какие вопросы стоит задавать, а какие нет. Мы хорошо владеем языком тела, частенько полагаемся на интуицию.

Я качаю головой. То, чем занимаюсь я, просто не идет ни в какое сравнение с ее делами. И возражаю:

– В моей работе нет ничего сверхъестественного. Меня не посещают видения, я фокусируюсь на том, что вижу. Детективы – это наблюдатели. Я встречаю человека, который упорно отводит глаза, и пытаюсь понять, в чем причина. Я замечаю, что огорчает того или иного фигуранта дела, вызывает у него слезы. Внимательно слушаю, пытаюсь читать между строк. Тебе не приходило в голову, что никакого ясновидения вообще не существует? Что экстрасенсы, может быть, просто очень хорошие детективы?

– Или наоборот. Может быть, хороший детектив разбирается во всех этих тонкостях, потому что он немного экстрасенс.

Она сворачивает на парковку у магазина Гордона.

– Ладно, все это лирика. В данный момент ситуация у нас следующая. Мы, считай, отправляемся на рыбалку, – говорю я и, вылезая из машины, на ходу прикуриваю сигарету; Серенити торопится поспеть за мной. – А поймать на крючок собираемся Гидеона Картрайта.

– Ты не знаешь, куда он подался, когда заповедник закрылся?

– Я знаю только, что он ошивался здесь довольно долго, помогал организовать перевозку слонов на новое место. А после этого… тут можно только строить догадки.

– А почему ты приехал именно сюда?

– Думаю, все, кто работал в заповеднике, по очереди ездили к Гордону забирать провизию. Если Гидеон планировал сбежать вместе с Элис, то, возможно, проболтался о чем-нибудь в разговоре с продавцами.

– Но ведь прошло целых десять лет, персонал мог уже сто раз поменяться…

– Да, разумеется. Но повторяю еще раз: мы идем на рыбалку. Никогда не знаешь, что попадется на крючок, когда забрасываешь удочку. Просто попробуем – авось что и выясним.


И, раздавив сигарету каблуком, я вхожу в магазин. Это просторное деревянное сооружение, где работает в основном молодняк чуть за двадцать – все с дредами и в модных кедах. Есть, правда, и один пожилой мужчина – он складывает гигантскую пирамиду из помидоров. Картина, черт возьми, впечатляющая, но какой-то бесенок во мне хочет вытащить помидорину из самого низа, чтобы гора рассыпалась.

Одна из продавщиц – молоденькая девушка с колечком в носу – тащит к кассе большую корзину кукурузы и на ходу улыбается Серенити:

– Дайте знать, если вам понадобится помощь.

Наверняка такими оптовыми покупателями, как Слоновий заповедник Новой Англии, занимался кто-то из руководителей предприятия, возможно даже и сам Гордон. Решаю попытать счастья у пожилого сотрудника: он явно не рядовой продавец.

Я беру из ящика персик, надкусываю его и говорю Серенити:

– Боже мой, какая вкуснотища! Гидеон был прав.

– Простите, – обращается ко мне мужчина, – но вы не можете пробовать товар, не заплатив.

– О, не беспокойтесь, я заплачу за этот персик. Я куплю их целый ящик. Мой друг не обманул меня. Лучше ваших фруктов я в жизни не пробовал. Он, помнится, говорил: «Маркус, если ты когда-нибудь окажешься в Буне, штат Нью-Гэмпшир, непременно загляни в магазин к Гордону, не пожалеешь».

Мужчина широко улыбается:

– Ну что ж, не стану спорить с вами. – Он протягивает мне руку. – Позвольте представиться: я Гордон Гордон.

– Маркус Латуаль, – отвечаю я. – А это моя… жена Хельга.

Серенити улыбается ему и говорит:

– Мы едем на конференцию собирателей наперстков, но, увидев вашу вывеску, Маркус настоял, чтобы мы остановились.

В этот момент за занавеской из бусин слышится грохот: там явно что-то опрокинули.

– Ох уж эта молодежь… – вздыхает Гордон. – Рассуждают о мировых проблемах вроде экологии, а сами локтя от задницы отличить не могут. Извините меня, я на секундочку.

Как только он выходит, я набрасываюсь на Серенити:

– Конференция собирателей наперстков? Надо же такое придумать!

– А Хельга, по-твоему, лучше? – парирует она. – Я сказала первое, что пришло мне в голову. Никак не ожидала, что ты начнешь врать старику прямо в глаза.

– Я не врал, просто сыщику иначе нельзя. Приходится всячески изощряться, чтобы выудить информацию. Люди сразу замыкаются, узнав, что ты из полиции, потому что боятся навлечь на себя неприятности или подвести кого-нибудь.

– И ты еще считаешь экстрасенсов шарлатанами?

Гордон возвращается с извиняющейся улыбкой на губах:

– Представляете, нам прислали червивую китайскую капусту.

– Фу, какая мерзость! – морщится Серенити.

– Могу я предложить вам дыню? – меняет тему Гордон. – Чистый сахар.

– Помнится, Гидеон сокрушался, что приходится переводить такие замечательные продукты на слонов, – сообщаю я хозяину.

– На слонов? – повторяет он. – Уж вы не Гидеона ли Картрайта имеете в виду?

– Вы его помните? – радостно улыбаюсь я. – Вот здо́рово! Мы с ним вместе учились в колледже, но с тех пор я его не видел. А что, он и сейчас живет где-то здесь? Очень хотелось бы повидаться со старым приятелем…

– Он давно уехал из города, после того как закрыли слоновий заповедник, – говорит Гордон.

– А что, его закрыли?

– Да, к сожалению. Одну из смотрительниц слон затоптал насмерть. Между прочим, это была теща Гидеона.

– Представляю, какой это был удар для него самого и для его жены, – продолжаю я разыгрывать свою партию.

– Грейс умерла за месяц до этого, да оно и к лучшему, – отзывается Гордон. – По крайней мере, бедняжка не узнала о трагедии, случившейся с ее матерью.

Чувствую, как Серенити напрягается. Для нее это новость, но я смутно припоминаю, что во время расследования Гидеон упоминал о смерти жены. Потерять одного члена семьи – трагедия, а когда подобное происходит два раза подряд – это уже не похоже на простое совпадение.

Гидеон Картрайт казался просто воплощением страдания, когда погибла его теща. Но может, мне следовало получше приглядеться к этому типу, рассмотреть его в качестве подозреваемого.

– А вы, случайно, не в курсе, куда Гидеон мог поехать после закрытия заповедника? – спрашиваю я. – Мне хотелось бы связаться с ним. Выразить соболезнования.

– Кажется, он собирался в Нэшвилл, где располагается заповедник, куда увезли слонов. И Грейс вроде бы тоже там похоронили.

– Вы знали его жену?

– Да, очень милая была девочка. Как жаль, что она умерла совсем молодой.