Время уходить
Часть 23 из 68 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Она смотрела на меня и улыбалась, не говоря ни слова.
«Если не инсульт, значит инфаркт. Или, может, просто сильное переутомление?» – гадала я, не отрывая от мамы глаз.
А потом – раз, и она исчезла.
Ох, чего я только тогда не передумала. Что, будь я в тот момент на оживленном шоссе, вероятно, спровоцировала бы аварию, в которой столкнулись бы сразу несколько машин. Что я отдала бы все, чем владею, только бы мама появилась еще раз. Что она не выглядела, как в момент смерти, слабой, хрупкой и похожей на птичку. Это была моя мать, какой я запомнила ее в детстве, – женщина, у которой хватало сил носить меня на руках, когда я болела, и хорошенько отшлепать, если я вела себя неподобающим образом.
Больше я никогда ее не видела, хотя и не оставляла надежды. Но в тот день мне кое-что стало ясно. Я верю, что мы проживаем много жизней и проходим через множество реинкарнаций, а дух – это амальгама всех тех образов, в которых существовала душа. Но в момент приближения к медиуму дух являет ему какую-то одну форму жившей некогда личности. Раньше я считала, что духи показывают себя в том виде, который знаком живым людям, кому они являются, чтобы те их узнали. Но после прихода ко мне матери осознала: они возвращаются такими, какими хотят, чтобы их помнили.
Прочитав это, вы, вероятно, прониклись скепсисом. И ваши чувства справедливы. Скептики не дают разгуляться болотным ведьмам; по крайней мере, я так думала, пока сама не стала одной из них. Если у вас не было личного опыта контактов с паранормальным, вы будете ставить под сомнение все, что вам говорят.
Вот что я сказала бы скептику, заговори он со мной в тот день, когда увидела умершую маму на пассажирском сиденье «мерседеса»: она не была светящейся и полупрозрачной, не мерцала, не отливала молочной белизной. Мне она казалась такой же материальной, облеченной в плоть, как парень, забравший у меня парковочный талон при выезде со стоянки. Я как будто отфотошопила в голове воспоминание о ней и превратила его в восприятие здесь и сейчас, исполнила технический трюк вроде фабрикации видео, где умерший Нэт Кинг Коул поет вместе с дочерью. Моя мать была такой же реальной, как руль под моими дрожащими руками, – тут нет вопросов.
Но сомнения имеют свойство расцветать пышным цветом, словно розовый куст. И стоит одному из них поселиться в сердце, как от него становится невозможным избавиться. Уже много лет ни один дух не приходил ко мне за помощью. Если бы какой-нибудь скептик спросил у меня сейчас: «Кого вы хотите одурачить?», я бы, вероятно, ответила: «Не вас. И уж точно не себя».
Молоденькая сотрудница фирмы по ремонту компьютеров, куда я обратилась за помощью, держится с клиентами высокомерно, словно Мария-Антуанетта с подданными. Она фыркает, открывая мой древний ноутбук, и небрежно пробегает пальцами по клавиатуре. А затем, не глядя на меня, нелюбезно интересуется:
– Ну? И что у вас не так?
Ох, долго перечислять, что у меня не так. Я профессиональный экстрасенс, утративший контакт с миром духов; задолжала арендную плату за квартиру за два месяца; сегодня не выспалась, поскольку до трех часов ночи смотрела по телевизору марафон «Танцующие мамочки»; смогла утром влезть в любимые брюки, только надев утягивающее белье.
Ах да, еще и компьютер сломался.
– Когда я пытаюсь что-нибудь распечатать, ничего не происходит.
– В каком смысле «ничего не происходит»? Что вы имеете в виду?
Я изумленно таращусь на служащую:
– А что люди обычно имеют в виду, говоря это?
– Экран вашего компьютера становится черным? Что-нибудь вылезает из принтера? Появляется сообщение об ошибке? Вы можете сформулировать конкретно?
У меня есть теория относительно поколения Y, этих самовлюбленных двадцатилеток. Они не хотят ждать своей очереди. Не желают трудиться ради того, чтобы подняться вверх по социальной лестнице. Им нужно всё и сразу, они искренне верят, что заслужили благосклонность судьбы. Я полагаю, нынешние молодые люди – это погибшие во Вьетнаме солдаты после реинкарнации. Если произвести подсчеты, то все сходится. Эти детишки злятся на весь мир из-за того, что их убили на войне, которая абсолютно никому не была нужна. Что бы они ни говорили, в их развязном тоне слышится: «Поцелуй меня в задницу».
– Эй, Эл-Би-Джи[8], – произношу я сквозь зубы, – скольких детей ты убил сегодня?
Она не поднимает на меня глаз.
– Занимайтесь любовью, а не войной, – добавляю я.
Компьютерщица глядит на меня как на сумасшедшую.
– У вас синдром Туррета?[9]
– Я экстрасенс. И знаю, кем ты была в прошлой жизни.
– О Господи Иисусе!
– Нет-нет, я вовсе не Господь Бог.
Если ее убили во Вьетнаме, то она, скорее всего, раньше была мужчиной. Духи бесполы. Я вообще заметила, что самые лучшие медиумы – геи. Думаю, это оттого, что у них в равной мере развиты мужские и женские черты. Но я отклонилась от темы. Была у меня как-то клиентка, очень известная певица в стиле ритм-энд-блюз, которая в прошлой жизни погибла в концлагере. Ее теперешний муж тогда был застрелившим ее эсэсовцем, и в этом воплощении перед ней стояла задача пережить своего убийцу. К несчастью, супруг нещадно бил ее каждый раз, как напивался, и я могу поспорить на что угодно: после смерти она вернется на землю в другом воплощении, но обязательно пересечется с ним. В этом и состоит человеческая жизнь: совершаешь новую попытку, получаешь шанс сделать все правильно… или тебя вернут обратно, и начинай сначала.
Нажав несколько клавиш, девушка открывает новое меню.
– У вас тут куча нераспечатанных файлов, – говорит она, а я гадаю, осуждает ли она меня за намерение вывести на бумагу краткое содержание очередного выпуска «Настоящих домохозяек Нью-Джерси», опубликованное в «Энтертейнмент уикли». – С этим могут быть проблемы. – Компьютерщица делает еще пару манипуляций, и вдруг экран гаснет. – Та-ак, – тянет она и хмурится.
Даже мне известно: если ваш компьютерный мастер хмурится, это не к добру.
Вдруг стоящий на соседнем столе принтер с гудением оживает и начинает с бешеной скоростью выплевывать страницы, сверху донизу покрытые иксами. Листы высятся стопкой на лотке, переполняют его и сыплются на пол. Я бросаюсь их поднимать, просматриваю страницу за страницей, но там какая-то галиматья, ничего не понять. Считаю листы – десять, двадцать, пятьдесят.
Пока девушка в панике пытается остановить печать, к ней подходит менеджер:
– Что случилось?
Один лист слетает с лотка прямо мне в руки. Эта страница тоже покрыта какой-то тарабарщиной, только в небольшом прямоугольнике по центру вместо иксов появились сердечки.
Бедная девушка уже чуть не плачет:
– Я не знаю, что с этим делать.
В середине линии из сердечек виднеется единственное на всей странице понятное слово: «ДЖЕННА».
Вот же черт!
– Зато я знаю.
Ничего не раздражает сильнее, чем полученный свыше знак, указующий непонятно на что. «Поди туда, не знаю куда». В таком настроении я возвращаюсь домой: открылась нараспашку всей Вселенной, а в награду получила шиш. В прошлом Десмонд, или Люсинда, или оба духа-проводника сразу помогли бы мне разобраться, с какого боку тут эта девочка, от одного лишь имени которой заглючило мой компьютер. Сверхъестественное проявляет себя через энергию: вдруг зажигается фонарик, хотя вы не нажимали на кнопку; во время грозы вас посещают видения; звонит телефон, а в трубке тишина. А сейчас выброс энергии пульсирует в Сети, мне явно передают послание, вот только я не могу понять, кто и зачем его отправил.
Перспектива снова связаться с Дженной меня не слишком вдохновляет. Представляю, как она обиделась на то, что я оставила ее в одиночестве у порога полицейского участка. Но при этом не могу отрицать: есть в этой девочке нечто такое, отчего во мне как будто снова пробуждается настоящий экстрасенс, а этого не случалось уже целых семь лет. А что, если Демонд и Люсинда прислали ее для проверки – хотят, прежде чем возвращаться к роли духов-проводников, посмотреть, как я отреагирую?
В любом случае я не рискну вызвать гнев того, кто отправил мне тайный знак, проигнорировав его. Вдруг от этого зависит все мое будущее?
К счастью, у меня сохранились контакты Дженны – в блокноте, куда я прошу записывать свои данные новых клиентов. Им я говорю, мол, это на всякий случай: вдруг ко мне явится дух со срочным сообщением и понадобится экстренно с ними связаться. Но на самом деле через какое-то время я приглашаю их лайкнуть мою страничку в «Фейсбуке».
И я звоню Дженне на мобильный.
– Если это опрос клиентов по поводу качества обслуживания, где один балл означает «полный отстой», а пять приравнивают работу экстрасенса к сервису в отеле класса люкс, я бы поставила вам два, но только из-за найденного бумажника моей матери. Без этого ваша оценка – «минус четыре». Кем вообще надо быть, чтобы оставить тринадцатилетнего подростка возле полицейского участка?
– Если разобраться, – отвечаю я, – то тинейджерам там самое место. Но ты ведь не среднестатистический подросток, верно?
– Не подлизывайтесь, все равно не поможет, – говорит Дженна. – Ну ладно, чего вы хотите?
– Кое-кто из потустороннего мира, похоже, считает, что моя помощь тебе еще не закончилась.
Несколько секунд Дженна молчит, осмысливая мои слова.
– Кто?
– Ну, с этим не очень понятно, – признаюсь я.
– Вы в тот раз сказали неправду, – обвиняет меня Дженна. – Мама умерла, стала призраком, и теперь вы получили от нее послание, да?
– Нет. Я не лгала тебе. И вовсе не уверена, что сигнал мне послала твоя мать. Не знаю даже, мужчина это или женщина. Просто почувствовала, что должна связаться с тобой.
– Как почувствовали?
Я могла бы рассказать Дженне о принтере, но не хочу пугать девочку.
– Когда дух хочет поговорить, это как икота. Ты не можешь не икать, как ни старайся. От икоты избавиться можно, но предотвратить ее появление нельзя. Понимаешь?
Я не сообщаю Дженне, что раньше без конца получала послания от духов и чувствовала себя заезженной клячей. Мне это порядком поднадоело. Я не понимала, отчего люди так носятся с этим, ведь способность контактировать с духами была такой же неотъемлемой частью меня, как розовые волосы или зубы мудрости. Я думала, что так будет всегда, и даже не подозревала, что этого чудесного Дара можно лишиться в одночасье. А теперь, когда подобное произошло, я готова пойти на все, даже на убийство, лишь бы ко мне вернулась эта «икота экстрасенса».
– Ладно, – отвечает Дженна. – Я не возражаю. И что мы теперь будем делать?
– Я не знаю. Может, нам снова пойти на то место, где мы нашли бумажник?
– Вы думаете, там есть еще какие-нибудь улики?
Вдруг на заднем плане раздается другой голос, мужской:
– Улики? – повторяет он. – С кем это ты говоришь?
– Серенити, – обращается ко мне Дженна, – думаю, вам нужно кое с кем встретиться.
Может, я и утратила былую хватку, но с первого взгляда определяю, что Верджил Стэнхоуп будет полезен Дженне в этом деле, как москитная сетка на подводной лодке. Он рассеян и небрежен, как бывший звездный мальчик из школьной футбольной команды, который последние двадцать лет ничем путным не занимался.
– Познакомьтесь, Серенити, – говорит Дженна, – это Верджил. Он бывший полицейский, выезжал на место происшествия в тот день, когда исчезла моя мама.
Стэнхоуп смотрит на мою протянутую руку, небрежно ее пожимает ее и заявляет:
– Дженна, давай не будем заниматься ерундой. Мы лишь понапрасну тратим время…
– Я хочу использовать все возможности, – настаивает девочка. – Давайте еще раз съездим туда, вместе с Серенити.
Верджил скептически смотрит на меня. Надо сразу поставить его на место.
– Мистер Стэнхоуп, вообще-то, меня десятки раз приглашали на места преступлений. Иногда мне даже приходилось надевать специальные ботинки, потому что по полу было разбрызгано мозговое вещество. Я посещала дома, из которых похищали детей, а потом приводила полицейских в чащу леса, где находили их тела.
Он приподнимает бровь:
– А вы хоть раз официально давали показания в суде?
«Если не инсульт, значит инфаркт. Или, может, просто сильное переутомление?» – гадала я, не отрывая от мамы глаз.
А потом – раз, и она исчезла.
Ох, чего я только тогда не передумала. Что, будь я в тот момент на оживленном шоссе, вероятно, спровоцировала бы аварию, в которой столкнулись бы сразу несколько машин. Что я отдала бы все, чем владею, только бы мама появилась еще раз. Что она не выглядела, как в момент смерти, слабой, хрупкой и похожей на птичку. Это была моя мать, какой я запомнила ее в детстве, – женщина, у которой хватало сил носить меня на руках, когда я болела, и хорошенько отшлепать, если я вела себя неподобающим образом.
Больше я никогда ее не видела, хотя и не оставляла надежды. Но в тот день мне кое-что стало ясно. Я верю, что мы проживаем много жизней и проходим через множество реинкарнаций, а дух – это амальгама всех тех образов, в которых существовала душа. Но в момент приближения к медиуму дух являет ему какую-то одну форму жившей некогда личности. Раньше я считала, что духи показывают себя в том виде, который знаком живым людям, кому они являются, чтобы те их узнали. Но после прихода ко мне матери осознала: они возвращаются такими, какими хотят, чтобы их помнили.
Прочитав это, вы, вероятно, прониклись скепсисом. И ваши чувства справедливы. Скептики не дают разгуляться болотным ведьмам; по крайней мере, я так думала, пока сама не стала одной из них. Если у вас не было личного опыта контактов с паранормальным, вы будете ставить под сомнение все, что вам говорят.
Вот что я сказала бы скептику, заговори он со мной в тот день, когда увидела умершую маму на пассажирском сиденье «мерседеса»: она не была светящейся и полупрозрачной, не мерцала, не отливала молочной белизной. Мне она казалась такой же материальной, облеченной в плоть, как парень, забравший у меня парковочный талон при выезде со стоянки. Я как будто отфотошопила в голове воспоминание о ней и превратила его в восприятие здесь и сейчас, исполнила технический трюк вроде фабрикации видео, где умерший Нэт Кинг Коул поет вместе с дочерью. Моя мать была такой же реальной, как руль под моими дрожащими руками, – тут нет вопросов.
Но сомнения имеют свойство расцветать пышным цветом, словно розовый куст. И стоит одному из них поселиться в сердце, как от него становится невозможным избавиться. Уже много лет ни один дух не приходил ко мне за помощью. Если бы какой-нибудь скептик спросил у меня сейчас: «Кого вы хотите одурачить?», я бы, вероятно, ответила: «Не вас. И уж точно не себя».
Молоденькая сотрудница фирмы по ремонту компьютеров, куда я обратилась за помощью, держится с клиентами высокомерно, словно Мария-Антуанетта с подданными. Она фыркает, открывая мой древний ноутбук, и небрежно пробегает пальцами по клавиатуре. А затем, не глядя на меня, нелюбезно интересуется:
– Ну? И что у вас не так?
Ох, долго перечислять, что у меня не так. Я профессиональный экстрасенс, утративший контакт с миром духов; задолжала арендную плату за квартиру за два месяца; сегодня не выспалась, поскольку до трех часов ночи смотрела по телевизору марафон «Танцующие мамочки»; смогла утром влезть в любимые брюки, только надев утягивающее белье.
Ах да, еще и компьютер сломался.
– Когда я пытаюсь что-нибудь распечатать, ничего не происходит.
– В каком смысле «ничего не происходит»? Что вы имеете в виду?
Я изумленно таращусь на служащую:
– А что люди обычно имеют в виду, говоря это?
– Экран вашего компьютера становится черным? Что-нибудь вылезает из принтера? Появляется сообщение об ошибке? Вы можете сформулировать конкретно?
У меня есть теория относительно поколения Y, этих самовлюбленных двадцатилеток. Они не хотят ждать своей очереди. Не желают трудиться ради того, чтобы подняться вверх по социальной лестнице. Им нужно всё и сразу, они искренне верят, что заслужили благосклонность судьбы. Я полагаю, нынешние молодые люди – это погибшие во Вьетнаме солдаты после реинкарнации. Если произвести подсчеты, то все сходится. Эти детишки злятся на весь мир из-за того, что их убили на войне, которая абсолютно никому не была нужна. Что бы они ни говорили, в их развязном тоне слышится: «Поцелуй меня в задницу».
– Эй, Эл-Би-Джи[8], – произношу я сквозь зубы, – скольких детей ты убил сегодня?
Она не поднимает на меня глаз.
– Занимайтесь любовью, а не войной, – добавляю я.
Компьютерщица глядит на меня как на сумасшедшую.
– У вас синдром Туррета?[9]
– Я экстрасенс. И знаю, кем ты была в прошлой жизни.
– О Господи Иисусе!
– Нет-нет, я вовсе не Господь Бог.
Если ее убили во Вьетнаме, то она, скорее всего, раньше была мужчиной. Духи бесполы. Я вообще заметила, что самые лучшие медиумы – геи. Думаю, это оттого, что у них в равной мере развиты мужские и женские черты. Но я отклонилась от темы. Была у меня как-то клиентка, очень известная певица в стиле ритм-энд-блюз, которая в прошлой жизни погибла в концлагере. Ее теперешний муж тогда был застрелившим ее эсэсовцем, и в этом воплощении перед ней стояла задача пережить своего убийцу. К несчастью, супруг нещадно бил ее каждый раз, как напивался, и я могу поспорить на что угодно: после смерти она вернется на землю в другом воплощении, но обязательно пересечется с ним. В этом и состоит человеческая жизнь: совершаешь новую попытку, получаешь шанс сделать все правильно… или тебя вернут обратно, и начинай сначала.
Нажав несколько клавиш, девушка открывает новое меню.
– У вас тут куча нераспечатанных файлов, – говорит она, а я гадаю, осуждает ли она меня за намерение вывести на бумагу краткое содержание очередного выпуска «Настоящих домохозяек Нью-Джерси», опубликованное в «Энтертейнмент уикли». – С этим могут быть проблемы. – Компьютерщица делает еще пару манипуляций, и вдруг экран гаснет. – Та-ак, – тянет она и хмурится.
Даже мне известно: если ваш компьютерный мастер хмурится, это не к добру.
Вдруг стоящий на соседнем столе принтер с гудением оживает и начинает с бешеной скоростью выплевывать страницы, сверху донизу покрытые иксами. Листы высятся стопкой на лотке, переполняют его и сыплются на пол. Я бросаюсь их поднимать, просматриваю страницу за страницей, но там какая-то галиматья, ничего не понять. Считаю листы – десять, двадцать, пятьдесят.
Пока девушка в панике пытается остановить печать, к ней подходит менеджер:
– Что случилось?
Один лист слетает с лотка прямо мне в руки. Эта страница тоже покрыта какой-то тарабарщиной, только в небольшом прямоугольнике по центру вместо иксов появились сердечки.
Бедная девушка уже чуть не плачет:
– Я не знаю, что с этим делать.
В середине линии из сердечек виднеется единственное на всей странице понятное слово: «ДЖЕННА».
Вот же черт!
– Зато я знаю.
Ничего не раздражает сильнее, чем полученный свыше знак, указующий непонятно на что. «Поди туда, не знаю куда». В таком настроении я возвращаюсь домой: открылась нараспашку всей Вселенной, а в награду получила шиш. В прошлом Десмонд, или Люсинда, или оба духа-проводника сразу помогли бы мне разобраться, с какого боку тут эта девочка, от одного лишь имени которой заглючило мой компьютер. Сверхъестественное проявляет себя через энергию: вдруг зажигается фонарик, хотя вы не нажимали на кнопку; во время грозы вас посещают видения; звонит телефон, а в трубке тишина. А сейчас выброс энергии пульсирует в Сети, мне явно передают послание, вот только я не могу понять, кто и зачем его отправил.
Перспектива снова связаться с Дженной меня не слишком вдохновляет. Представляю, как она обиделась на то, что я оставила ее в одиночестве у порога полицейского участка. Но при этом не могу отрицать: есть в этой девочке нечто такое, отчего во мне как будто снова пробуждается настоящий экстрасенс, а этого не случалось уже целых семь лет. А что, если Демонд и Люсинда прислали ее для проверки – хотят, прежде чем возвращаться к роли духов-проводников, посмотреть, как я отреагирую?
В любом случае я не рискну вызвать гнев того, кто отправил мне тайный знак, проигнорировав его. Вдруг от этого зависит все мое будущее?
К счастью, у меня сохранились контакты Дженны – в блокноте, куда я прошу записывать свои данные новых клиентов. Им я говорю, мол, это на всякий случай: вдруг ко мне явится дух со срочным сообщением и понадобится экстренно с ними связаться. Но на самом деле через какое-то время я приглашаю их лайкнуть мою страничку в «Фейсбуке».
И я звоню Дженне на мобильный.
– Если это опрос клиентов по поводу качества обслуживания, где один балл означает «полный отстой», а пять приравнивают работу экстрасенса к сервису в отеле класса люкс, я бы поставила вам два, но только из-за найденного бумажника моей матери. Без этого ваша оценка – «минус четыре». Кем вообще надо быть, чтобы оставить тринадцатилетнего подростка возле полицейского участка?
– Если разобраться, – отвечаю я, – то тинейджерам там самое место. Но ты ведь не среднестатистический подросток, верно?
– Не подлизывайтесь, все равно не поможет, – говорит Дженна. – Ну ладно, чего вы хотите?
– Кое-кто из потустороннего мира, похоже, считает, что моя помощь тебе еще не закончилась.
Несколько секунд Дженна молчит, осмысливая мои слова.
– Кто?
– Ну, с этим не очень понятно, – признаюсь я.
– Вы в тот раз сказали неправду, – обвиняет меня Дженна. – Мама умерла, стала призраком, и теперь вы получили от нее послание, да?
– Нет. Я не лгала тебе. И вовсе не уверена, что сигнал мне послала твоя мать. Не знаю даже, мужчина это или женщина. Просто почувствовала, что должна связаться с тобой.
– Как почувствовали?
Я могла бы рассказать Дженне о принтере, но не хочу пугать девочку.
– Когда дух хочет поговорить, это как икота. Ты не можешь не икать, как ни старайся. От икоты избавиться можно, но предотвратить ее появление нельзя. Понимаешь?
Я не сообщаю Дженне, что раньше без конца получала послания от духов и чувствовала себя заезженной клячей. Мне это порядком поднадоело. Я не понимала, отчего люди так носятся с этим, ведь способность контактировать с духами была такой же неотъемлемой частью меня, как розовые волосы или зубы мудрости. Я думала, что так будет всегда, и даже не подозревала, что этого чудесного Дара можно лишиться в одночасье. А теперь, когда подобное произошло, я готова пойти на все, даже на убийство, лишь бы ко мне вернулась эта «икота экстрасенса».
– Ладно, – отвечает Дженна. – Я не возражаю. И что мы теперь будем делать?
– Я не знаю. Может, нам снова пойти на то место, где мы нашли бумажник?
– Вы думаете, там есть еще какие-нибудь улики?
Вдруг на заднем плане раздается другой голос, мужской:
– Улики? – повторяет он. – С кем это ты говоришь?
– Серенити, – обращается ко мне Дженна, – думаю, вам нужно кое с кем встретиться.
Может, я и утратила былую хватку, но с первого взгляда определяю, что Верджил Стэнхоуп будет полезен Дженне в этом деле, как москитная сетка на подводной лодке. Он рассеян и небрежен, как бывший звездный мальчик из школьной футбольной команды, который последние двадцать лет ничем путным не занимался.
– Познакомьтесь, Серенити, – говорит Дженна, – это Верджил. Он бывший полицейский, выезжал на место происшествия в тот день, когда исчезла моя мама.
Стэнхоуп смотрит на мою протянутую руку, небрежно ее пожимает ее и заявляет:
– Дженна, давай не будем заниматься ерундой. Мы лишь понапрасну тратим время…
– Я хочу использовать все возможности, – настаивает девочка. – Давайте еще раз съездим туда, вместе с Серенити.
Верджил скептически смотрит на меня. Надо сразу поставить его на место.
– Мистер Стэнхоуп, вообще-то, меня десятки раз приглашали на места преступлений. Иногда мне даже приходилось надевать специальные ботинки, потому что по полу было разбрызгано мозговое вещество. Я посещала дома, из которых похищали детей, а потом приводила полицейских в чащу леса, где находили их тела.
Он приподнимает бровь:
– А вы хоть раз официально давали показания в суде?