Возвращение «Одиссея»

– Угу.

– Тогда давай выпьем. За мужиков. Особенно за Ферапонтыча. Обоих жаль, но с Андрюхой мы год в одной комнате в Минске прожили. Знаешь, как нас там гоняли? Бывшие морпехи срочную как курорт вспоминали! И все поровну. А сейчас… Давай!

Выпили, закусили. Лисицын разлил по второй.

– Не думал я за его упокой пить. Тем более с ментом. Ты не обижайся, Вась, это ж я утром так, для форса гнал, извини, если переборщил. Но не должен Андрюха был здесь погибнуть! – он сильно, зло ударил кулаком по столу. – Никак не должен! Ладно, помянем.

Когда закусили, Щербатов спросил:

– Леша, почему передали, что и я там?

– Потому что в твоем номере лежит труп в похожих джинсах, вроде как и в твоей же майке, от лица, правда, мало что осталось, для идентификации лишь руки пригодны, которые по углам разлетелись.

– Толку от тех рук… С меня отпечатки никто не снимал, с чем сравнивать? – Щербатов налил по третьей. – Но обслуга должна была что-то сказать…

– Они и сказали, что ты вернулся в гостиницу с какой-то сумкой, может даже с этой, – Лисицын показал на сумку, где лежала старая одежда. – В бейсболке и темных очках, показал карту гостя и поднялся к себе. Время позднее, если бы не взрыв, тела обнаружили бы не скоро. Как думаешь?

– Да чего тут думать. Мужики были в номерах, их без затей, попросту расстреляли. А меня ждать было стремно. Так что вошел бы я к себе и прямым рейсом на небеса, в разобранном состоянии. Только бомба взорвалась раньше, в руках у этого горе-киллера. Напортачил, видать, случается такое, я сталкивался. Это не вопрос – как. Вопрос – зачем. И, главное, кто и почему. Вот здесь ума не приложу. Ну, убили они всех, и что? Материалы один хрен пришли, в американское следствие они все равно попадут, на наше место другие приедут. Не понимаю.

– И не надо. По крайней мере, сейчас. Давай все разговоры назавтра. А пока мужиков помянем. Светлая им память.





ГЛАВА X




Щербатов



Утро… Или не утро? В этом люксе без окон определить время – дело безнадежное. А на часах что? О, восемь часов, время нью-йоркское. Надеюсь, восемь утра. Тогда все хорошо, и в местный режим мы вписались. Точнее, я. Они уже никуда не впишутся.

Погано. Все погано. И голова болит, что тоже погано. Что в холодильнике? В общем, есть чем червячка заморить. И притопить заодно. Кока-кола знаменитая – никогда не пил. Ну-ка? А, та же пепси, никакой разницы. Байкал лучше, но его нет, так что пьем то, что есть. Главное – сушняк перебить. Не очень, но помогло.

Так, какие новости?

– Полиция Нью-Йорка продолжает расследование убийства троих русских полицейских, находившихся здесь с официальной миссией для борьбы с международной преступностью. Их тела официально опознаны и после завершения правовых процедур будут переданы представителям советского посольства для отправки на родину. Власти и все жители нашего города выражают соболезнования близким и родственникам погибших.

Фигасе! Это значит Алке, родителям пришлют хрен знает чей труп, потом похоронят за казенный счет. Жена молодая, переживет, но мать с отцом! Они ж сами могут того, этого… Нет, срочно, срочно связаться!

Щербатов схватил трубку стоявшего на столе телефона – тишина. Ни гудка, ни ответа. Бросился к двери, загремел кулаками! Через минуту телефон ожил.

– Говорит дежурный, прекратите ломать двери, пожалуйста.

– Какие на хрен двери – мне в Союз звонить надо. Где Лисицын?

– Извините, вы новости смотрели? Если нет – посмотрите, искренне рекомендую. И потерпите до вечера, пожалуйста, ей-богу не до вас, – собеседник положил трубку.

Что такое? Еще новости, словно предыдущих мало?

Щербатов переключил канал… мама дорогая! Танки на Красной площади!

– Военный переворот в России, – бодро, почти радостно сообщил диктор. – Сегодня, девятнадцатого августа, в Москву вошли войска. Блокированы все важные объекты и основные транспортные узлы города. По неподтвержденным пока слухам, группа высших руководителей страны захватила власть, отстранив президента Горбачева от управления государством. Мы будем держать вас в курсе происходящего…

Щербатов сел на кровать и обхватил голову руками. Приехали. Он в Нью-Йорке, заперт в консульстве, словно в тюрьме. В любой момент близким сообщат о его трагической, само собой, смерти. Словно бывают смерти не трагические. И на него всем плевать, потому что в стране начался бардак. Господи, можно подумать, что раньше в ней был порядок.

Очень скоро пришло понимание, что изменить что-либо не в его силах. Изводить себя можно до полного сумасшествия, но будет ли от этого толк? Нет? Тогда надо взять себя в руки, расслабиться и просто отдохнуть. Насколько получится, разумеется.

Попереключав каналы, остановился на «Звездных войнах». Самое то – круто и совершенно не страшно. Особенно на фоне происходящего в реальности.

В холодильнике имеется, чем перекусить, чайник на столе, даже вкусняшки к чаю мирно лежали в одном из шкафчиков, так что до вечера удалось отвлечься от проблем не только личных, но и мировых. А около десяти пришел Лисицын. От предложения опрокинуть по рюмахе отказался категорически, сославшись на дикую занятость.

– Мир сошел с ума, – с порога описал он ситуацию. – Пришло указание работать в обычном режиме, не поддаваться панике. Естественно, после этого работа в посольстве встала колом. Вся, даже наша. Пытался переговорить о твоем деле, так был послан в такую даль – боцмана обзавидуются. Я говорил, что срочную на флоте служил? Так вот поверь – точно обзавидуются.

– И что теперь? Ждать, когда жене чей-то труп привезут? Мне сейчас не до страны, мне главное – своих успокоить. Дай позвонить, будь человеком!

– Это не проблема, успеешь созвониться. Сегодня главным стал другой вопрос – мы с тобой теперь как? Утремся или попробуем за ребят отомстить? В любое другое время утерлись бы, без вариантов. Но в этом бардаке, когда никто не знает, что будет завтра, есть шанс. Только сейчас, когда всем всё по барабану, но и препятствовать никто не будет. Точно, я спрашивал. Итак, майор, готов поиграть в суперкопа? Если да, то мысль такая…

Лисицын ушел под утро. В комнате без окон, отрезанной от мира, в матерном споре и клубах табачного дыма родился план комбинации, какой не бывало раньше и не будет никогда. Не от гениальности авторов, а по простой причине – только в эти дни государство утратило контроль над своим аппаратом, но не лишило его возможности работать.


– Значит, мы исходим из того, что в американской полиции завелась крыса. Так что опереться нам, получается, не на кого, – подвел итог Щербатов.

– В полиции – совершенно точно. Но есть один персонаж, который на роль этой крысы не подходит. Некто Гордон Кончак, агент ФБР. Ты его знаешь как сержанта Ренсселлера. Вообще-то он непосредственно против нашей резидентуры работает, так что зачем он в ваши дела полез, да еще под прикрытием, вопрос интересный. Вполне мог и своей конторой представиться – международными преступниками как раз ФБР и должно заниматься. Впрочем, это их проблемы, но ты имей в виду – он мужик грамотный, хваткий, а, главное, порядочный. Свое слово держит всегда – проверено неоднократно.

– Интересно, как проверяли, – усмехнулся милиционер.

– А, наши игры, – махнул рукой разведчик. – Они нам агентуру подставляют, мы им, так и живем, в оперативные игры играем, называется. Сами не всегда понимаем, кто кого дурит. Но, в общем и целом, друг друга знаем неплохо, хотя искренне делаем вид, что ни сном, ни духом. Впрочем, об этом у нас еще будет время поговорить, а пока, раз договорились, пойду тебя в шпионы готовить. Не пугайся, – Лисицын увидел, как вытянулось лицо у Щербатова, – эта статья тебе не светит. Максимум – незаконное проживание в США, за что грозит лишь простая депортация. Заодно будем уверены, что ты невозвращенцем не станешь. Хотя, какие теперь невозвращенцы, – он горько усмехнулся и вышел из комнаты.

А Щербатов остался размышлять о причинах внезапно проявившегося авантюризма. Операция, несмотря на заверения Лисицына, будет в лучших шпионских традициях, даже вон тайниками грозятся обеспечить. И все для того, чтобы нашел он в чужой стране своего агента, встретился и получил хоть какую-нибудь информацию о взрывах в отеле и вообще по делам Морячка в Америке.

Всего и делов, казалось бы. Но где агент живет, чем занимается – неизвестно. Связь с ним не предусмотрели от слова совсем, только у «Комарова» есть возможность позвонить. В Москву. Он и позвонил неделю назад, договорились встретиться в одном из баров на Брайтон бич, как раз сегодня. На встречу Щербатов, естественно, не попадает, новой встречи агент по понятным причинам искать не будет – незачем ему на тот свет торопиться. И что делать?

Зацепка одна. Однажды опер и агент разговорились, что называется, за жизнь. Тогда и рассказал Щербатов, что по образованию он филолог, специализировался на английской литературе.

– Вот как? – оживился «Комаров». – А знаете, Василий Петрович, у меня дядя двоюродный тоже английской литературой занимается, только в Штатах. Принстонский университет – слышали? Он там целый профессор! Хотите, я ему о Вас напишу? Может, обратитесь к истокам, а то и в Америку уедете? Все лучше, чем нас по чердакам ловить?

Впрочем, последнее было уже шуткой, после которой разговор вернулся в деловое русло. Но Щербатов этот момент запомнил. Сейчас неизвестный дядя стал единственной ниточкой, которая могла, именно могла вывести на агента, но ничего не гарантировала. Одно обнадеживало – Принстон от Нью-Йорка недалеко, так что должен был «Комаров» родственника навестить. Должен, хотя, разумеется, не обязан. Но другие варианты и вовсе не просматривались.

Можно, конечно, обратиться за помощью к местным, к тому же Кончаку – запросто. И сдать американской контрразведке своего агента с потрохами. На фиг, ибо не фиг!

Размышления были прерваны Лисицыным, вошедшим в комнату вместе с невзрачным мужчиной неопределенного возраста и неприметного вида.

– Итак, приступим, товарищи, – начал разговор Лисицын, даже не подумав представить своего спутника. – Вася, первое – тайники и пароли для связи. Заложил тайник, сделал условный звонок, остальное – наши проблемы. Главное – запомнить и не перепутать, так что слушай, смотри и мотай на ус. Второе – документы…

– Стоп, Леша, – резко прервал его Щербатов. – Вновь первый и главный вопрос – для своих я жив и нахожусь в командировке. Жена и родители это должны знать твердо. А то покажут сегодня сюжет но каким ни будь «Вестям», и привет. У папы инсульт, у мамы инфаркт, жена в депрессии. На фиг. Да и на работе мне потом из покойников восстанавливаться – у кадровиков диссонанс будет. Когнитивный, твою мать.

– Вот здесь не волнуйся, – Лисицын говорил предельно серьезно. – В МВД ушли документы и по ситуации, и по твоей задержке. Путч путчем, а канцелярии работают, как положено. Ты задерживаешься на неопределенный срок по служебной необходимости. Ну а семье завтра сам позвонишь, объяснишь ситуацию. Так что прочь сомнения, давай делом заниматься. Коллега, ваше слово.

– Как договаривались, приготовлено два комплекта документов, – начал невзрачный товарищ, дыхнув перегаром. – Первый – на гражданина Мексики Артуро Хавьера, тридцать четыре года, уроженец городишка Тусла-Гутьеррес штата Чьяпас, что на границе с Гватемалой. Жуткая дыра, надо сказать. Прибыл в Штаты полгода назад для воссоединения семьи – вы мексиканские семьи себе представляете? Вот. Легализовался в Техасе на свою голову. Тело бедолаги давно койоты растащили, и искать его никому нахрен не надо. Второй – на бразильца Клаудэмарионееидэ Луис Густаво Бонкриштиану ди Гранин, уф, еле выговорил. А вам все это наизусть вызубрить следует, чтобы от зубов отскакивало. К паспортам прилагаются грин-карты, права и страховки. Проверки полиции можно не бояться, но, естественно, лучше не нарываться.

– Что, этого, который языксломаешь, тоже кто-то доедает?

– Не думаю. Скорее, он сейчас очередной отчет строчит где-нибудь в Ясенево[28]. И вообще, товарищ, не отвлекайтесь на мелочи.

– Мужчины, на меня посмотрите? Вы где таких мексиканцев видели? А ничего, что я ни по-испански, ни по-португальски ни в зуб ногой? Арабский у меня второй, арабский, в крайнем случае, могу на иврите на хрен послать. Может, найдете какого-нибудь аль-Саида? В закромах родины, а?

– Этот человек над нами смеется? – спросил невзрачный товарищ у Лисицына. – Друг мой, – он вновь переключился на Щербатова, – во-первых, у нас здесь теплая семейная обстановка – жри, что дают. Во-вторых, на заре советской власти простой советский работяга пять лет шпионил в Англии по греческому паспорту и тоже по-гречески ни в зуб. Так в паспорте еще и отметка стояла, что у бедолаги ноги нет. И ничего, не засыпался[29]. Так что работайте, товарищ, на благо родины, ну или что там теперь будет. Привет! – И вышел, громко хлопнув дверью.

– Это сейчас чего было? – поинтересовался обалдевший Щербатов.

– Перестройка, называется. Народ перестраиваться начал, но куда – так и не понял, потому завис. В Москве видал, что делается? С другой стороны, если б не этот бардак, хрен бы у нас чего получилось. Так что бери документы и готовься к выезду в багажнике машины. Высажу тебя…

Багажник открылся в какой-то подворотне. Щербатов вылез и направился куда глаза глядят. Проверять наличие хвоста даже не пытался, понимая очевидную бесперспективность этого дела – чай не разведчик, не обучен. Эту задачу решал Лисицын и, раз высадил, значит, уверен.





ГЛАВА XI




Григорян



Выключив телевизор, Морячок швырнул пульт через всю комнату, чудом не разбив вдребезги. Черт, как же не вовремя!

Через полчаса должны приехать колумбийцы, серьезные ребята, которые готовы платить серьезные деньги, но и спрашивать будут! У них штраф один – глотку перережут и язык наружу вытянут. «Колумбийский галстук» называется.

Еще недавно Ара считал, что все это фуфло придумано в Голливуде, чтобы пугать мирных обывателей. Считал до недавнего времени, пока не слетал в гости к самому «Шахматисту». Переговоры были краткими, но результативными. Хозяин – мировой мужик, интеллигент и умница.

– Мистер Григорян, я ваш. В условиях меняющегося мира вы, я убежден, поймали синюю птицу, которая поведет народы наших стран к сверкающим берегам благополучия! Поверьте, это не пустые слова. Вы знаете, я намерен лично погасить внешний долг Колумбии, весь! А как иначе? Большие деньги – большая ответственность! И чем богаче человек, тем выше ответственность. Прошу вас, пройдемте, – «Шахматист» встал и взмахнул рукой, приглашая гостя пройти в одну из дверей. – Аккуратнее, здесь ступеньки, не споткнитесь, пожалуйста. Вот в эту дверь.

Спустившись по узкой лестнице, они вошли в ярко освещенный бетонный подвал с песчаным полом. У входа замерли три огромных амбала, спокойных, словно билетеры в кинотеатре.

В глубине помещения, метрах в пяти от входа стоял столб с привязанным к нему человеком. Рот несчастного был заклеен скотчем, сквозь который он пытался что-то прокричать, но куда там. Мокрое от пота лицо, мокрые штаны и запах… кислый запах до смерти испуганного человека.

– Обратите внимание, мой друг, – тоном, любезным до приторности, обратился «Шахматист». – Этому человеку были доверены серьезные деньги. Не те, что мы собираемся доверить вам, но все же и не сотня долларов. Человек плохо ими распорядился, человек должен понести наказание. Густаво, друг мой, приступайте.

Один из амбалов подошел к извивающейся и мычащей от ужаса жертве. Морячку не видно было, что он делал, но когда отошел… вид еще живого, хрипящего, бессильно повисшего на веревках мужчины, из разрезанной гортани которого, шевелясь, свисал «колумбийский галстук», запомнился навсегда.

А «Шахматист», дождавшись смерти несчастного, пригласил вернуться в переговорную, где, как ни в чем не бывало, принялся обсуждать достоинства чилийских вин и колумбийских сигар.