Возвращение на Трэдд-стрит

– Похоже на розы. Ты не чувствуешь? Пахнет очень сильно.

– Возможно, это тянет из сада – розы Луизы еще не отцвели.

Ребекка задумчиво посмотрела на меня.

– Говорят, что у некоторых людей гормоны беременности способны притупить или даже полностью погасить некоторые сверхъестественные способности. Возможно, именно поэтому ты ничего не чувствуешь.

– Может быть.

Я попрощалась и закрыла дверь. Поставив хныкающего Генерал Ли на пол, я, чтобы его взбодрить, легонько шлепнула пса, мол, не унывай, ты еще увидишь свою возлюбленную Пуччи, затем выпрямилась и глубоко вдохнула, но никакого запаха роз не ощутила.

Я медленно направилась в гостиную, где оставила свой ноутбук, а теперь и холодный кофе, и опустилась на стул. Я долго сидела там, слушая, как Нола играет на пианино, и все это время мне не давал покоя вопрос, правда ли, что, как сказала Ребекка, мое шестое чувство взяло себе отпуск на срок моей беременности. Я пыталась понять, рада я этому или нет. «Наверно, все-таки рада», – подумала я, закрыв глаза, и моей шеи коснулся холодный воздух.





Глава 8




Моя мать держала в одной, затянутой в перчатку, руке красный трикотажный балахон и такой же, но синий, в другой.

– Они будут красиво на тебе смотреться, Мелли. Думаю, тебе стоит их примерить.

– Это да. А когда они станут мне не нужны, я отдам их миссис Хулихан. Думаю, они ей подойдут.

Моя мать закрыла глаза, как будто пытаясь собраться с силами.

– Дорогая, просто примерь, и все. Взгляни. – Она приложила ко мне красный. – Видишь глубокий овальный вырез? Он подчеркнет твою зону декольте, притягивая взгляд вверх, а не к твоей талии. Можешь носить его просто так, с красивым ожерельем или даже с ярким шарфом.

Я смотрела на бескрайнее полотнище трикотажа, отлично видя, чего она хочет от меня, но все равно сопротивлялась мысли о том, что мой новый размер ближе к габаритам миссис Хулихан, нежели та одежда, что висела в моем платяном шкафу. И этот размер продолжал увеличиваться.

– И ты знаешь, как сильно ты нравишься Джеку в красном, – продолжила мать, и ее глаза блеснули.

– Я примерю синий, но ты можешь повесить красный.

– Ерунда, – заявила она. – Сейчас ты больше от него не залетишь, так что можешь без страха носить все, что угодно. – Держа оба балахона, она перешла к следующей стойке и начала перебирать вешалки. – Кстати, как поживает детектив Райли?

Я притворилась, будто изучаю ткань бюстгальтера для кормящих, чье хитроумное устройство я никак не могла понять.

– Не считая небольшой вмятины на лбу от моей летающей пуговицы, похоже, он здоров.

– То есть это было приятное свидание?

Я закатила глаза.

– Никакое это не свидание. Мы просто пошли пообедать и поговорить о расследовании. Затем он рассказал мне немного о своем детстве, а я ему – о своем, после чего он отвез меня домой. Он даже не поцеловал меня на прощание, так что определенно это было не свидание. Но откуда ты о нем узнала?

– От Амелии. Она убита горем из-за вас с Джеком, но не хочет вмешиваться. Кстати, у нее есть красивая мебель. Она только что поступила в магазин и идеально подойдет для детской. Амелия хочет, чтобы ты пришла посмотреть. Она пока ее не выставляла, потому что знает, что ее тотчас же купят.

– Мама, ты же знаешь, что я не люблю антикварную мебель. Вспомни, что случилось с кукольным домиком.

Наши взгляды встретились. Мы обе вспомнили старинный кукольный домик, который Амелия подарила Ноле, тот самый, который, как выяснилось позднее, вмещал целое семейство беспокойных призраков.

– Вообще-то она новая. Амелия пошла на распродажу, и там продавался комплект мебели для детской – еще даже с бирками. Кстати, жутко дорогой и сделанный из красного дерева. Он будет красиво смотреться в вашем доме. Или в доме Джека, – запоздало добавила она, сумев, однако, вставить нотку неодобрения.

– Думаю, я могу пойти и взглянуть, – сказала я, пропустив ее последние слова мимо ушей. – Если только это не антикварная колыбель. У меня ее и так больше чем достаточно.

Мать странно посмотрела на меня.

– Что такое?

– Ничего, просто…

– Мама, ты говорила с Ребеккой? Она уже поведала мне про свой сон о двух колыбелях и сердитой женщине. Если это, конечно, то, что ты отказываешься мне рассказать.

Мать как будто вздрогнула.

– Вообще-то нет. Но спасибо, что сообщила мне. Что еще она хотела сказать?

– Это почти все. И что эта женщина определенно не я, потому что она была миниатюрной.


Мать кивнула и повернулась обратно к кронштейну с одеждой, но я видела, что одежда для беременных ее больше не интересует. Я шагнула к ней ближе.

– В чем дело?

Она поджала губы.

– Я говорила с твоей бабушкой.

Мы обе на минуту умолкли, задумавшись о том, что только мы двое, да, пожалуй, еще Ребекка, сочли бы разговор о телефонном звонке с того света в порядке вещей.

– Она сказала, что звонила тебе, но ты не отвечала на ее звонки.

Я покачала головой, не желая возобновлять этот разговор.

– Что она хотела?

– Она советует тебе быть осторожной. И не бояться просить о помощи – из любых источников.

Мать пристально посмотрела на меня, и я вспомнила, как Ребекка почувствовала в моем доме запах роз, а я нет.

– Призраки дают о себе знать, когда они чувствуют, что в них нуждаются? – спросила я.

– Ты о чем?

Я принялась перебирать вешалки с яркими балахонами, гигантскими платьями в форме палаток и брюками с кенгуриной «сумкой» для живота.

– Помнишь, как я по запаху роз всегда могла сказать, что Луиза Вандерхорст вот-вот появится? Ребекка почувствовала запах роз, когда была у меня дома, и я подумала, вдруг Луиза решила, что она мне нужна. В конце концов, ребенка тоже нашли в ее доме.

– Думаю, такое возможно. Но почему ты не почувствовала запаха роз?

– Не знаю. Ребекка утверждает, что иногда беременность может маскировать тот или иной дар. Это правда?

Моя мать пристально посмотрела на меня и положила руку в перчатке мне на плечо.

– Да. Во всяком случае, так было со мной. Когда я была беременна тобой, мне не нужно было носить перчатки – по крайней мере, со второго триместра. Я по-прежнему могла что-то ощущать, когда касалась тех или иных вещей, но между ними и мной как будто был своего рода фильтр. Возможно, это мать-природа таким образом защищает ребенка от стресса.

– Но все вернулось после того, как родилась я.

– Практически в тот же день. Я взяла у медсестры ручку, чтобы подписать документы о выписке, и увидела ее мать в онкологическом отделении на третьем этаже. Вот только ее мать на тот момент была дома и, насколько ей было известно, была здорова.

– Тебе это нравилось? Не иметь дел с призраками несколько месяцев?

Ее глаза были серьезны.

– Нет. Я думала, что так и будет, но на самом деле мне как будто ампутировали конечность. Или же разлучили с моим ребенком.

Я посмотрела на мать. Это все еще была красивая женщина, которую я помнила с детства. Я догадывалась: мы обе вспомнили те тридцать три года, когда она отсутствовала в моей жизни. Моя ладонь машинально легла на живот, а сердце как будто расширилось и сжалось, стоило мне подумать о разлуке с собственным ребенком. Неужели это и есть материнство? Когда некая часть вас гуляет вне вашего тела? Не будучи уверена, хочу ли это узнать, я отвернулась.

– Иногда мне хочется войти в антикварный магазин и не нарваться там на толпу призраков мертвых людей или посмотреть в зеркало, не задаваясь вопросом, кто там стоит позади меня. Или ответить на звонок и точно знать, что на другом конце провода живой, дышащий человек.

Мать подошла к столу, где были выставлены различные предметы нижнего белья и, нахмурив брови, начала их перебирать. Я поняла: она еще не закончила.

– Ты уже приняла решение остаться в своем доме? – не оборачиваясь, спросила она. – Ты ведь всегда можешь переехать ко мне на Легар-стрит. Там просторно, и нам обеим хватит места и уединения.

Она неожиданно покраснела, а я подумала о тайных визитах моего отца. Родители даже не подозревали, что я в курсе.

– Ты уверена, что не разговаривала с Ребеккой? Потому что она только что спросила меня о том же самом. И я сказала ей, что вряд ли есть какая-то спешка. Я сама с этим разберусь – рано или поздно.

Она подняла глаза и встретилась со мной взглядом.

– Я не видела Ребекку. Это была твоя бабушка. Она просила передать, что тебе следует как можно раньше решить, чего ты хочешь. И тогда быть готовой сражаться за это.

Я почувствовала внизу живота легкую дрожь.

– Сражаться за дом?

– Если ты решишь, что ты этого хочешь.

Я открыла было рот, чтобы сказать ей, что я ненавижу старые дома, ненавижу с того момента, как узнала, что она продала наш семейный дом, хотя на протяжении многих лет говорила мне, что однажды он будет моим. И я ненавидела их, потому что в комплекте к ним всегда прилагались призраки, которым требовалась моя помощь. Но я не могла этого сказать. Потому что, положа руку на сердце, я была вынуждена признать: похоже, это больше не соответствует действительности.

Мать отложила что-то похожее на огромные бабушкины панталоны и изобразила натужную улыбку.

– Тебе нужны новые бюстгальтеры. Давай примерим эти платья, а затем перейдем в галантерею и подберем тебе изделие нового размера. Чтобы быть в боевой готовности, когда в следующий раз пуговица решит слететь с твоего пиджака.

Я хотела возразить, но она уже повернулась ко мне спиной и шагала к примерочным. «Чем раньше ты поймешь то, чего ты хочешь, тем лучше. И тогда будь готова сражаться за это». Я смотрела ей вслед и дрожала, гадая, за что, по мнению моей бабушки, мне нужно сражаться. Мне было страшно даже думать обо всем, что я не хотела терять.