Война на уничтожение

Цифры ЧГК и Кривошеева косвенно подтверждают результаты демографических исследований профессора Гарвардского университета Сергея Максудова, который рассчитал сумму демографических (не прямых!) потерь гражданского населения под германским господством в 7,2 миллиона человек, куда входят гражданские жертвы сверхсмертности, холокоста и потерь от боевых действий[569]. Последнее, правда, включает и прифронтовую неоккупированную территорию СССР, но очевидно, что на её долю приходится всё же меньшая часть потерь от обстрелов и общей картины это не меняет: число демографических жертв всё равно оценивается близко к 7 миллионам. Число реальных жертв при этом очевидно выше, так как от нацистского террора гибли и те, кто умер бы своей смертью, не начнись война.

В недавней работе о демографических потерях СССР в Великой Отечественной войне исследователь Н.Н. Савченко обосновал, что сверхсмертность (то есть смертность, превышающая норму) только женщин, стариков и детей до 1939 года рождения на оккупированных территориях составляет 4,05 миллиона человек[570]. Представляется, однако, что на самом деле эта цифра выше, так как автор ошибочно включил в призывные возраста 1889 год и 1928 год, что автоматически увеличивает смертность детей и стариков. Кроме того, в указанной цифре не учтены потери детей младше 1939 года рождения, которые, по демографическим расчётам, составили 1,3 миллиона. Основные демографические потери детей старшего возраста пришлись именно на оккупированные территории: в тылу показатель потерь этой категории вообще оказался отрицательным (–0,3 миллиона), что, конечно, объясняется не только массовой эвакуацией, но и самоотверженным трудом врачей. Думается, мы вправе предположить, что в целом та же картина наблюдается и по младшим возрастам, то есть подавляющая часть демографической убыли в 1,3 миллиона приходится на земли под нацистским господством. С учётом этих данных можно говорить, что не менее 5,2–5,5 миллиона только стариков, женщин и детей стали жертвами оккупантов.

Однако от рук немцев и их пособников, несомненно, массово гибли также гражданские мужчины призывного возраста, которые не успели мобилизоваться в связи с быстрыми темпами оккупации, были освобождены от призыва по причине занятости в промышленности, болезни, инвалидности или достигли призывного возраста уже после начала оккупации. Около 600–700 тысяч из них приходится на граждан еврейской национальности, десятки тысяч составляют подлежавшие плановому истреблению цыгане, душевно, тяжело и неизлечимо больные, а также поляки, уничтоженные в ходе Волынской резни. Не подлежит сомнению, что на оккупированной территории уничтожались мужчины призывных возрастов русской, украинской, белорусской и любой другой национальности, причём в некоторых ситуациях их убивали в первую очередь (по сравнению с женщинами и детьми).

Проиллюстрировать это утверждение может немецкий приказ штаба II армейского корпуса, изданный в конце 1941 года; согласно ему за сопротивление реквизициям в сельской местности следовало немедленно уничтожать все мужское население в возрасте от 16 до 50 лет[571]. О том же говорит отчёт генерального комиссара Риги Отто-Генриха Дрекслера, посвящённый действиям нацистских карателей в ходе операции «Зимнее волшебство»: «Кампания разворачивалась следующим образом: входя в село (вначале не было никакого сопротивления), тотчас расстреливали подозреваемых в партизанской деятельности. Таковыми считались почти все мужчины в возрасте от 16 до 50 лет»[572]. Доказательства несложно найти и в документах, освещающих нацистские карательные операции с советской стороны. Так, начальник НКВД Витебского района А.П. Максименко летом 1942 года докладывал, что немцы сортировали захваченное население, «всех трудоспособных мужчин и женщин и молодых девушек забирали с собой. Мужчин по дороге в г. Витебск и д. Лужина расстреливали, а женщин и девушек увозили»[573]. Ещё один доклад гласит: «Ворвавшись в дер[евню] Пристань Минской области, фашистские мерзавцы собрали 230 мужчин и здесь же за деревней всех их расстреляли, а затем окружили деревню и зверски расправились с детьми, женщинами и стариками»[574].

В ходе отступления, когда нацисты широко применяли тактику выжженной земли, всё мужское население от 16 до 60 вермахт пытался угнать за оборонительные линии, чтобы использовать как рабочую силу и одновременно не допустить их призыва в РККА. В случае, когда мужчины пытались бежать или угнать их по каким-то причинам оказывалось невозможно, их убивали. Но и те, кто уходил с немцами, гибли от непосильной работы на строительстве укреплений, от плохого питания, изнурительных пеших маршей, эпидемий. Кроме того, к призывным возрастам принадлежало подавляющее большинство мужчин-коммунистов, подпольщиков, организаторов сопротивления, которые также подлежали немедленному уничтожению.

С учетом этих данных расчеты Савченко подводят нас к мысли, что число жертв нацистской оккупации находится в одном порядке с теми, что озвучили его коллеги.

Думается, что по всем причинам, включая гуманитарную катастрофу, в оккупации погибло от 7 до 8,5 миллионов гражданских лиц, то есть примерно каждый десятый попавший под нацистское иго. К этим цифрам нужно приплюсовать недавно уточнённую цифру жертв блокадного Ленинграда, что было заранее цинично учтено в плане Бакке. Последние исследования показывают, что жертвами блокады города на Неве стали 1 413 000 человек[575], из которых около миллиона скончались в самом Ленинграде, а остальные, подобно Тане Савичевой, уже в эвакуации.

Кроме того, следует помнить, что план голода в известной степени сработал и на тыловых территориях Советского Союза. Разрушение системы продовольственных цепочек вкупе с мобилизацией мужчин-кормильцев, массовым призывом медиков и сверхнапряжением военного труда женщин и детей убивало советских граждан и вдалеке от фронта. В 1942 году голод поразил прифронтовые Вологодскую и Архангельскую области, Якутию, другие регионы Советского Союза. Очевидно, что его жертвы – это не прямые военные потери, и В.Н. Земсков справедливо указал на это[576], но с другой стороны, умершие в тылу также входили в число тех, о ком в нацистском меморандуме штаба «Ольденбург» говорилось как о потенциально лишних; их гибель перед началом вторжения учёл и запланировал Герберт Бакке, а его стратегию всецело одобрил фюрер. Эти утраты стали следствием конкретного и ясно выраженного намерения агрессоров. Как отметил С. Максудов, «исключение из оценки таких косвенных потерь, возможно, оправдано в других странах, но неприемлемо для СССР, поскольку целью немецкой политики было сокращение советского населения любыми способами»[577].

О сверхсмертности на неоккупированных территориях мы располагаем лишь приблизительными цифрами. Н.Н. Савченко рассчитал сверхсмертность только среди женщин, детей до 1939 года рождения и стариков – 3 340 000 человек[578]. Однако списывать эти жертвы на ухудшение жизненных условий в тылу абсолютно некорректно, так как к тыловым территориям автор курьёзно причислил… всю прифронтовую местность, включая блокадный Ленинград. Поскольку выше мы уже посчитали умерших ленинградцев, их следует вычесть. По самым минимальным оценкам, к детям, женщинам и старикам относилась ⅔ погибших блокадников. Вычитая 940 000 из этой цифры, получаем 2 398 000. Надо иметь в виду, что отнюдь не все эти люди погибли от ухудшений условий жизни. Сталинград, Мурманск, Воронеж и другие города были осаждены и подвергались ожесточённым бомбардировкам, в некоторых развернулись уличные бои. Таким образом, часть их приходится на гражданские потери от обстрелов и разрушений.

Можно ли считать эту общую цифру полностью отражающей число гражданских жертв на неоккупированных территориях? Нет. Там сверх нормы умирали и гражданские мужчины призывного возраста, занятые в промышленности и сельском хозяйстве, демобилизованные фронтовики, а также имевшие бронь по работе, болезни или иной причине. Так, недавнее исследование О.Ю. Бушуевой установило, что в тыловой Куйбышевской области сверхсмертность мужчин призывного возраста была выше, чем сверхсмертность женщин. В 1942 году она составила среди мужчин в возрасте от 15 до 59 лет 33,4 %, а среди женщин того же возраста – 21,8 %[579]. Следует также учесть массовую смертность заключённых ГУЛАГа в 1941–1943 годах. Мы допускаем, что общая сверхсмертность на тыловых территориях (за вычетом умерших в эвакуации ленинградцев) может составлять 3,5 миллионов человек.

Что касается погибших на территории Германии остарбайтеров, на наш взгляд, наиболее взвешенные данные привёл В.Н. Земсков – примерно 200 000 человек.

Таким образом, количество гражданских жертв на оккупированной территории оценивается в диапазоне от 7 до 8,5 миллионов, включая около 3 миллионов жертв холокоста; жертв блокадного Ленинграда – около 1 400 000; остарбайтеров – около 200 000 (только на территории Германии); гражданских жертв боевых действий на прифронтовых, но неоккупированных территориях плюс сверхсмертность в тылу (без учёта ленинградцев) и на освобождённых территориях – около 3,5 миллионов. Итого 12,1–13,6 миллиона человек. Однако, как мы упоминали выше, нацисты убили ещё около 3 800 000 советских военнопленных. Хотя пленные входят в военные потери СССР, однако следует учесть, что они погибли не на поле боя, а были уничтожены нацистами осознанно и являются жертвами преступления против человечности.

Таким образом, общее число жертв нацистского геноцида граждан СССР находят в диапазоне 15,9–17,4 миллиона человек. Эта цифра выглядит наиболее достоверной, хотя и нуждается в дальнейшем уточнении.

Кратко скажем, ещё об одном факторе убыли советского населения. Это эмиграция и оптация, то есть послевоенный обмен населением с соседними странами (самый крупный с Польшей, куда с территорий Западной Украины и Белоруссии выехали советские поляки, а в СССР въехали польские украинцы и белорусы). По подсчетам Н.Н. Савченко, на эту категорию приходится 1, 37 млн. потерь населения. Хотя это и не относится к нашей основной теме, коснёмся также военных потерь Советского Союза, требующих скрупулёзных исследований. В данный момент нам представляется, что правы те авторы, которые оценивают демографические военные потери вместе с военнопленными в диапазоне от 11,5 до 13,5 миллиона человек (С. Максудов, В. Земсков, М. Солонин). Следует учесть, что как минимум 220 000 из них – это бывшие советские военнослужащие, погибшие в рядах коллаборационистских формирований, и их скорее следовало бы учесть как потери противника. Таким образом, даже если взять верхнюю границу общих военных потерь в 13,5 миллиона, военные потери Советского Союза погибшими (без военнопленных и коллаборационистов) составляют примерно 9,5 миллиона человек (из них около 550 000 умерли от болезней, несчастных случаев и прочих небоевых причин). Аналогичные официальные потери Германии и её союзников (сильно заниженные, без точных данных по вермахту за 1945 год, без фольксштурма, гитлерюгенда и несоветских «хиви»)на Восточном фронте составили 4 272 000 человек, а с учетом коллаборационистов – 4 492 000. Таким образом, соотношение демографических военных потерь без военнопленных – 1 к 2,1 в пользу противника (и это при высшей границе советских потерь; низшая дает соотношение 1 к 1,6); по канонам военной науки это не даёт никакого повода для самобичевания. Соотношение же потерь с учётом погибших военнопленных – 1 к 2,6, но лишь потому, что СССР не собирался превращать Германию в Lebensraum для русской нации и не уничтожал немецких военнопленных намеренно. Здесь уместно процитировать профессора Гарварда Сергея Максудова, отметившего, что «меньшей цифрой немцев, умерших в советских лагерях, по сравнению с численностью погибших советских военнопленных следует не стыдиться, а гордиться, хотя это обстоятельство ухудшает соотношение военных потерь»[580]. Таким образом даже соотношение высокой (!) реалистичной оценки советских военных потерь с минимальной (!) оценкой военных потерь противника не дает фантастических 1 к 10 и даже 1 к 5, о которых было так много написано и сказано в 1990-е годы.

Итак, основное число жертв Великой Отечественной войны – люди, уничтоженные целенаправленно, чья смерть была просчитана и учтена нацистами ещё до начала агрессии. Более того, при оглашении цифры жертв немецкого геноцида в 16–17 миллионов человек следует иметь в виду, что логика завоевания жизненного пространства не остановила бы нацистов на этой цифре.

После завоевания восточных земель в действие должен был вступить генеральный план «Ост». Его итоговый вариант так и не был написан и не передавался на ознакомление Гитлеру. Однако даже черновики связывают будущее российских пространств с однозначным немецким господством и депопуляцией славянских народов. Особенно зловещими в этом контексте выглядят эксперименты по массовой стерилизации, которые велись в 1942–1945 годах в Освенциме и Равенсбрюке.

Таким образом, Адольф Гитлер следовал классическим колониальным рецептам очищения жизненного пространства от «низших рас», которые были выработаны в ходе освоения европейцами Австралии и Северной Америки. Слова Джона Хэммонда («Тасманийцы были бесполезны и все умерли») созвучны нацистскому заявлению о «миллионах лишних, которые будут вынуждены умереть или переселиться в Сибирь» и той цитате, что вынесена в эпиграф нашей книги. Отторжение местных жителей от жизненно важных ресурсов по принципу «мы здесь одни», избыточное насилие, повседневный геноцид, расистская и господская риторика – все эти инструменты нацистская система попыталась воспроизвести при завоевании европейской России. Но потерпела сокрушительное поражение.

Победа Советского Союза в Великой Отечественной войне позволила сохранить Россию на карте мировой истории, русскую культуру – как живой и развивающийся феномен, а самих русских – как народ. Однако значение 9 Мая выходит за национальные и даже межнациональные рамки. Это было торжество не только армий, но идей. Армия, вдохновлённая идеями человеческого равенства, одержала верх над армией, основанной на идеях человеческого неравенства, господства и порабощения. На величайшей ценности этого подвига в конечном счёте сойдутся и коммунист, и христианин, который повторит за Лас Касасом его аргумент (прозвучавший в споре с предтечей нацистов – Сепульведой): «Зачем нам Аристотель, если у нас есть Христос?»

В этом и состоит исторический смысл Победы, который переживёт наших детей, внуков и правнуков.





Избранная библиография




1. Адамович А. Я из огненной деревни. – М., 1979.

2. Айххольц Д. Цели Германии в войне против СССР // Новая и новейшая история. 2002. № 6.

3. Александров Г.Н. Суд истории: репортажи с Нюрнбергского процесса. – М., 1966.

4. Алексиевич С. Последние свидетели. – М., 2008.

5. Алексиевич С. У войны не женское лицо. – М., 1988.

6. Алентьева Т.В. Война с Мексикой в 1846–1848 годах и американское общественное мнение // Вопросы истории, № 8, август 2006.

7. Альтман И. Жертвы ненависти. – М., 2002.

8. Арендт Х. Истоки тоталитаризма. – М., 1996.

9. Баринов И.И. Оккупационный режим нацистской Германии на территории Украины, 1941–1944 гг. – М., 2013.

10. Безыменский Л. Человек за спиной Гитлера. – М., 2000.

11. Безыменский Л. Особая папка «Барбаросса». – М., 1972.

12. Беркгоф К. Голод в Киеве // http://scepsis.net/library/id_3673.htm

13. Бивор Э. Сталинград. – Смоленск, 1999.

14. Блюментрит Г. Московская битва. – М., 1958.


15. Браун Д. Схороните мое сердце у Вундед-Ни. Хабаровск, 1988. http://www.mezoamerica.ru/indians/north/deebrown.pdf

16. Бунин И.А. Собрание сочинений. Т.8. Из дневниковых записей; Окаянные дни. – М., 2009.

17. Будницкий О. Сексуальные преступления вермахта // http://echo.msk.ru/programs/netak/693919-echo/

18. Бушуева О.Ю. Безвозвратные людские потери Куйбышевской области в годы Великой Отечественной войны (1941–1945 гг.) // Известия Самарского научного центра Российской академии наук. 2008. Т. 10. № 4.

19. Васильченко А. Кинематограф Третьего рейха. – М., 2010.

20. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000297/st004.shtml

21. Вельцер Х., Найтцель З. Солдаты вермахта. – М., 2013.

22. Ветте В. Война на уничтожение: вермахт и холокост // Новая и новейшая история. 1999. № 3.

23. Ветцель Э. Замечания и предложения «Восточного министерства» по генеральному плану «Ост» // http://scepsis.net/library/id_703.html

24. Видукинд Корвейский. Деяния саксов. – М., 1975.

25. Власов К.П. Война глазами харьковского подростка. – Харьков, 2015.

26. Вольфзангер В. Беспощадная бойня Восточного фронта. – М., 2010.

27. Воробьёв К.Д. Крик. – М., 1984.

28. Воробьёв К.Д. Убиты под Москвой. Повести, рассказы. – М., 1994.

29. Гальдер Ф. Военный дневник. Ежедневные записи начальника Генерального штаба Сухопутных войск 1939–1942 гг. – М., 1968–1971.

30. Гейльбрунн О., Диксон Ч.О. Коммунистические партизанские действия. – М., 1957.

31. Гельмольд. Славянская хроника. – М., 1963.

32. Гладышев В.Г. Я видел, как поджигали дома вместе с людьми // Уничтожение городов и деревень в Европе в годы Второй мировой войны: сборник материалов международной конференции. – М., 2015.

33. Гобино Ж.А. де. Опыт о неравенстве человеческих рас. – М., 2001.

34. Голль Ш. де. Военные мемуары: призыв 1940–1942. – М., 2003.

35. Голомшток И.Н., Синявский А.Д. Пикассо. – М.: Знание, 1960.

36. Горшенин К.П. Нюрнбергский процесс, сборник материалов. Т.1. – М., 1955.

37. Гюнтер Г. Мои впечатления об Адольфе Гитлере. – М., 2013.

38. Давидсон А. Что это? Предостережение миру? // Иностранная литература. 2001. № 12.

39. Данилкин Л. Гагарин. – М., 2011.

40. Дашичев В.И. Банкротство стратегии германского фашизма. Исторические очерки, документы и материалы. Т. 1–2. – М., 1973.

41. Дашичев В.И. Стратегия Гитлера – путь к катастрофе. Т.1. – М., 2005.

42. Двинов Б. Власовское движение в свете документов. – Нью-Йорк, 1950.

43. Дегрелль Л. Гитлер на тысячу лет // http://fatuma.net/text/degrelle.pdf

44. Дегрелль Л. Эсэсовский легион Гитлера. – М., 2012.

45. Деникин А.И. Мировые события и русский вопрос. – Париж, 1939.

46. Деревянко М.Б. Война и оккупация. – Воронеж, 2011.

47. Диас Дель Кастильо Б. Правдивая история завоевания Новой Испании. – М., 2000.

48. Диверге В. Советский Союз глазами немецких солдат. Письма с Востока // http://militera.lib.ru/propaganda/german/feldpostbriefe/index.html

49. Доллман Е. Переводчик Гитлера. Десять лет среди лидеров нацизма. 1934–1944. – М., 2008.

50. Дорст Ж. До того как умрёт природа. М., 1968.

51. Дрюон М. Это моя война, моя Франция, моя боль. – М., 2012.