Восставшая Луна
Часть 21 из 21 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Алексии приходится признать: зад у нее слишком земной для лунной мебели. А еще – слишком короткие ноги, слишком длинный торс, слишком широкий таз. С кроватями дела обстоят не лучше: мягкая пена с эффектом памяти и лунная сила тяжести приводят к тому, что она десять раз за ночь просыпается от снов о падении. Алексия ерзает в кресле и пытается устроиться хотя бы чуточку поудобнее. Это уже третья сессия УЛА за несколько дней.
По Павильону Новой Луны носятся слухи – взгляды, шепотки. Алексия догадывается, о чем говорят люди.
«Родная сестра Орла сбежала, лишь бы не представлять его».
«Она подала на него в суд».
«Корта против Корты?»
«Нет, не в этом смысле. Ариэль Корта представляет Луну Корту против Лукаса Корты в деле о медицинской опеке над Лукасинью Кортой».
«Но Луна Корта…»
«Та странная девочка? Да, но у нее в этой истории нет шкурного интереса».
«Значит, Ариэль Корта может утверждать, что Луна лучше всех подходит для защиты интересов Лукасинью в медицинском плане».
«И она там, на темной стороне».
«Ох, и умная она, эта Ариэль Корта».
Они едва сдерживают насмешки, когда Лукас встает, чтобы открыть сессию и приветствовать докладчика. Полноватая фигура в бронзовом одеянии неуклюже спускается на дно амфитеатра. «Видья Рао, – сообщает Алексии Манинью. – Экономист и советник „Уитэкр Годдард“, член Павильона Белого Зайца, профессор-консультант факультета теоретической экономики…» Алексия отключает биографию и вместо этого слушает затихающие шепотки, разговоры, которые заканчиваются чем-то вроде: «А вот это важный человек». Докладчик – невысокий и коренастый, с коричневой кожей, короткими серебристыми волосами, в просторном одеянии и шарфе из изысканных тканей, которые никоим образом не соответствуют моде. Женщина? Мужчина? Алексия не понимает. Она и не должна: это ведь Луна. Здесь, похоже, столько же гендеров, полов и сексуальных ориентаций, сколько граждан. И еще есть местоимения – или их нет, кому как удобнее, – не только для гендеров, полов и ориентаций, но и для нечеловеческих сущностей, а также альтернативных человеческих личностей. У обитателей обратной стороны есть местоимение, предназначенное для обращения к машинам и разговоров про них. А еще есть Лунные Волки, с их темными и светлыми аспектами.
– Почтеннейшие, мое выступление будет коротким.
Хуже всего, понимает Алексия, пока Манинью окружает Видья Рао множеством окон и окошек с информацией, это пытаться выяснить, существовал ли изначальный гендер, отклонением от которого стал нынешний. Лунный народ так не мыслит. Они считают: все можно обговорить.
– Подробное предложение и полная раскладка данных отправлены вашим фамильярам под названием «Лунная биржа: на пути к внепланетному сосредоточению стоимости». То, что я предлагаю в этом коротком выступлении, есть не что иное, как полная перестройка экономической основы лунной цивилизации.
Алексия понимает экономику главным образом как владелица гидротехнической компании, работающей на крайне маленьком и сером рынке, к тому же за наличность. Личные средства, собственный труд. Здесь совсем другая экономика: финансиализация, сделки, деривативы; фьючерсы и форварды, свопы и опционы; биржевые «путы», задержки и просрочки. Контракты, страховки и перестраховки. Инструменты инквизиторской остроты и сложности. Мизерные прибыли, извлекаемые из ценовых различий, колеблются на краю квантовой шкалы, увеличенные до громадности благодаря огромному количеству сделок.
«В первом квартале Лунная биржа будет торговать деривативами, в пятьдесят раз превышающими общий ВВП обоих миров».
Эта фраза привлекает ее внимание. Как и дальнейшее: «Будущее всех экономик лежит в финансиализации. Несколько лет назад мы пришли к рубежу, за которым легче извлекать выгоду через эффективный рынок, а не через производство или материальные товары. Солнечный пояс „Тайяна“ способен питать любое предвиденное расширение Биржи в течение пятидесяти лет».
«Ты хочешь превратить всю Луну в огромный фондовый рынок», – понимает Алексия.
– В течение столетия вся поверхность Луны будет переориентирована на производство энергии, а субреголит преобразован в вычислительный материал, – говорит Видья Рао.
«Черная Луна, – думает Алексия. – Все горы срыты до основания, все кратеры заполнены, все моря затоплены черным стеклом. Летней ночью кто-нибудь в Барре посмотрит вверх – и не увидит ничего. Только дыру в небе. А внутри нее будут размножаться деньги».
– Такая система по необходимости должна быть полностью автоматической, – продолжает Видья Рао. – Исполнительные и надзорные функции также будут автоматизированы – даже знаменитые Лунные Волки не смогут достаточно быстро взаимодействовать с торговым циклом. – Э окидывает взглядом амфитеатр, ожидая смешков. Земляне не понимают юмора; Драконы сидят с каменными лицами.
«Это конец вашего мира, – думает Алексия. – Все, что вы построили, за что боролись и что оберегали, – все утонет в черном стекле».
Видья Рао продолжает воспевать свою модель рынка:
– Лунная биржа сделает этот мир первым по-настоящему постдефицитным обществом. При гарантированном доходе для каждого гражданина и безграничной солнечной энергии необходимость в труде, как мы его понимаем, отпадет. Мы будем посттрудовым обществом, в котором каждый получит средства и возможности для достижения личной самореализации. От Биржи, сообразно ее доходности, каждый получит долю сообразно своим потребностям.
«Финансисты гарантируют воплощение в жизнь всех личных фантазий до единой, отказавшись от возможности выжать лишний битси? И они называют тебя гением, Видья Рао? Вот что скажет тебе одна деловая кариока: все всегда упирается в выгоду. Если нет труда – значит, нет рабочих, и все эти рабочие превращаются в излишек. Твоя Лунная биржа будет стоять на человеческих костях».
– Почтеннейшие, я передаю это предложение Уполномоченной лунной администрации для тщательного рассмотрения. Это будущее нашего мира.
Видья Рао завершает выступление. Э благодарит слушателей и уходит.
Алексия следит за реакцией делегатов. Земляне разбиваются на группы и беседуют, покидая зал. Воронцовы окружили Евгения Григорьевича. Здоровяк кивает и идет к Лукасу.
– Я хочу поговорить, если можно.
– Разумеется, Евгений Григорьевич.
– Только не здесь, – говорит Воронцов и смотрит на Алексию. От него так несет одеколоном, что трудно не заметить: аромат маскирует другой, более навязчивый запах. Алексия видит вены на его носу, красноту лица, выпирающий живот и напряженную походку – кажется, он постепенно окаменевает. Водка превращает его в камень. Она опять вспоминает Валерия Воронцова, парящего в невесомости «Святых Петра и Павла». Там воняло мочой и дерьмом: калоприемник переполнился. Он выглядел полной противоположностью этого человека-медведя: пугало из кожи и сухожилий, натянутых на истончившиеся кости. Пряди волос, выпуклые водянистые глаза.
– С глазу на глаз, – уточняет Евгений Григорьевич.
«Асамоа думают, что мы варвары, – сказал Валерий Воронцов. – Маккензи – что мы пьяные клоуны. Суни вовсе не считают нас за людей».
Сопровождающие спускаются с высоких мест, смыкаются вокруг своего патриарха, изолируют его и уводят к одному из выходов. Алексия видит на его лице страх.
– Лукас?
– На пару часов можешь быть свободна, Алексия.
Поднимаясь по лестнице в вестибюль, она замечает, что Видья Рао ведет оживленную беседу с Ван Юнцин, Ансельмо Рейесом и Моникой Бертен.
Машина лежит на ладони Лукаса Корты, крошечная и изящная, как ювелирное украшение: тончайшие усики, крылья из молекулярной пленки. Лукас сжимает кулак и превращает бота в пыль. Вытирает ладони салфеткой начисто.
– Моя служба безопасности поймала еще восемь шпионских дронов, – говорит он. Водка с самого заседания совета была в морозильнике. Во влажном тепле Орлиного Гнезда над бутылкой и стаканом вьется пар. Лукас наливает. Он видит неприкрытый голод во взгляде Евгения Воронцова.
– Это лишь те, которых ты должен был поймать.
– Несомненно, – говорит Лукас и вручает гостю стакан, покрытый льдом. Тот исчезает в кулаке громадного русского. Так много колец, подмечает Лукас, и все врезаются в плоть. – Saúde.
– Не присоединишься ко мне?
– Водка – не мой напиток.
– Джин – выпивка для маленьких девочек. – Евгений поднимает кулак. – Будем. – Он ставит стакан на широкий подлокотник кресла, не притронувшись к водке. – Она отличная, я не сомневаюсь. Им нравится, когда я пью, Лукас. И они всячески подталкивают меня к выпивке. А я пью, раз им так хочется.
– За Драконом не должны шпионить его собственные внуки.
– Но ты шпионил за братом, – возражает Евгений Воронцов.
– Мой брат был очаровательным, пылким, щедрым, красивым и совершенно не годился на роль главы «Корта Элиу».
– Они пугают меня, Лукас. Мы понимали этот мир. Мы знали, когда брать, а когда отпускать. Мы знали, когда нужно действовать, что необходимо, а что чересчур. Это был танец, Лукас. Вы, мы, Суни, Маккензи, Асамоа. Круг за кругом. А этих ничто не сдерживает. Они думают, что к ним неприменимы ограничения. Не знают ни долга, ни преданности. Ты-то понимаешь, в чем суть?
– Я знаю, что такое преданность, – говорит Лукас. – Я думал, мы союзники, Евгений.
За стеклянной стеной в пространстве хаба вьются знамена и воздушные змеи. Кто-то летит. Там всегда кто-то летает. Водка нагрелась, ледяной покров растаял и превратился в линзу воды, а Евгений Воронцов все равно не может отвести глаз от стакана.
– Так и есть, Лукас. Старейшие из союзников.
– И все же Рауль-Хесус Маккензи знал о предполагаемом ударе по Морю Познанному из электромагнитной катапульты.
Евгений Воронцов ерзает в кресле.
– Либо мы вместе, Евгений, либо мы все покойники.
– Они хотели, чтобы я тебя проверил, – бормочет Евгений Воронцов. – Молодежь. Они хотели тебя спровоцировать.
– Ты выставил меня дураком перед землянами.
– Они хотели поглядеть, в какую сторону ты склонишься.
– И что, я правильно склонился?
Десятилетний Лукас Корта совершает с матерью и братом официальный визит в Святую Ольгу – столицу ВТО. Он охает и ахает при виде строительных площадок, где краны беззвучно вращаются в вакууме, в лунной ночи вспыхивают тысячи сварочных дуг, напоминающих звездообразные актинии, а боты собирают из панелей, сетей и каркасов путеукладчики, плавильни и агломераторы, капсулы «лунной петли» и лунные бульдозеры. Мадринья Амалия ведет Лукаса за руку в старый купол, где плохо пахнет и в воздухе витает пыль, и он чувствует, как сквозь реголитовую крышу просачивается радиация, и там его представляют – как положено при встрече королевских особ – Григорию Воронцову, его сыновьям и дочерям, их детям. Юный Лукас понимает, что должен вести себя дружелюбно, общаться с ними и играть, хотя все они по меньшей мере на три года старше и гораздо массивнее, чем он.
Рафа берется за дело самозабвенно, и через несколько минут он уже бегает, гоняется вверх-вниз по лестницам, бросает мячи, перекидывается сообщениями. Лукас отстраняется, держится поближе к мадринье, которую знаком
Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Купить недорого с доставкой можно здесь.
Перейти к странице: