Восставшая Луна
Часть 22 из 80 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– К чему ты клонишь, Евгений?
– В какую сторону ты склоняешься, Лукас Корта? Ты падаешь к Земле или к Луне? Приезжай в Святую Ольгу. У всех прочих ублюдков уже побывал. Ты у нас в долгу.
Лукас стряхивает на стол блестящую пыль от раздавленного бота-шпиона.
– Увы, Орел Луны не может принять ваше предложение.
Евгений мог бы с ревом вскочить с кресла, схватить край стола Лукаса своими ручищами и раздавить его. Но он читает послание, которое передал уничтоженный бот: «За нами наблюдают».
– Однако ради старой дружбы между нашими семьями могу ли я послать свою Железную Руку? Она – Корта.
– Все три подразделения ВТО с радостью примут Железную Руку Орла Луны в Святой Ольге, – говорит Евгений Воронцов.
«Земля, Луна и Космос соберутся в одном месте, – размышляет Лукас. – У Воронцовых важные новости».
– Я сообщу своей Мано ди Ферро, – говорит Лукас.
– Тогда выпей со мной, ты, бразильский засранец! – рявкает Евгений Воронцов и хватает с подлокотника стакан. Напечатанная кожа сохраняет белеющий влажный круг. – За семью!
– Похоже на город, – говорит Луна Корта. Она летит над бесконечным городским ландшафтом из железнодорожных путей и кварталов, протягивает руку и дает волю воображению: – Люди, кафе и принтеры. Дороги, фуникулеры, поезда. – Это иллюзия, проекция на ее линзе, но притворяться забавно. – Вы вкладываете ему в голову целый город.
– Города, – уточняет доктор Гебреселасси. Она – врач, отвечающий за исцеление Лукасинью. Она гораздо больше, чем врач, и процесс – гораздо больше, чем исцеление. Она снова растет. Эта штука на ее линзе, которая, с одной стороны, похожа на город, но с другой – не похожа ни на что, виденное Луной раньше, один из ключей к исцелению. Луна – другой ключ.
– Почему вы не разрешаете мне посмотреть на него? – спросила Луна, едва Дакота Каур Маккензи все уладила в приемном покое медицинского центра.
– Это тонкая работа, – сказала доктор Гебреселасси, быстро уводя Луну в отдельную комнату. – Настолько тонкая, что операционная расположена на колыбели, поглощающей вибрацию. Мы выполняем нанохирургию, вкладываем в его мозг белковые чипы – такие маленькие, что их нельзя увидеть, – и подключаем к его коннектому [23].
– Я это знаю, – сказала Луна. – Я имела в виду – посмотреть через фамильяр. Вы его заблокировали.
– Смотреть не на что, Луна. Просто молодой человек в медицинской коме и много машин.
– Вы отпилили ему макушку? – спросила Луна.
Гебреселасси вздрогнула, ошеломленная прямотой девочки.
– Хочешь посмотреть на белковые чипы? – спросила доктор, наклонившись вперед в своем кресле. Она не присела на корточки, чтобы оказаться вровень с Луной. Это было бы оскорбительно.
– Покажите, – попросила Луна, и ее линза заполнилась чудесами: похоже на Меридиан, если бы стены и искусственный небосвод были как проспекты, а огромные каньоны разделялись на десятки других, а те в свою очередь рождали еще по десятку ответвлений.
Она моргает, убирая изображение, и оглашает свой вывод:
– Города, в которых живут люди.
– Люди и голоса, – соглашается доктор Гебреселасси. – И воспоминания. Вот где ты нам нужна. Мы можем дать ему основные навыки, вроде умения ходить и говорить, но вещи, которые делают его самим собой, настоящим Лукасинью – воспоминания, – повреждены. Очень сильно. Однако сеть полна воспоминаний. Мы можем передать ему их на белковых чипах, и со временем, когда восстановим коннектом, они превратятся в подлинные.
– Поняла, – говорит Луна. – Вы хотите, чтобы я отдала ему свои воспоминания.
Доктор Гебреселасси мотает головой – она так делает всякий раз, когда в ее мире что-то идет не совсем правильно.
– Мы не можем войти туда, – говорит доктор и пальцем тянется к разрисованному лбу Луны. Жесткий взгляд смертоносного глаза Доны Луны не дает ей завершить жест. – В сети есть и его воспоминания, и твои. Нам нужно твое разрешение, чтобы их использовать. – Она видит разочарование на лице девочки. – Если хочешь, можешь их перепроверить, пока мы будем все загружать на чипы.
– С удовольствием, – говорит Луна. – Это все равно что быть с ним. Куда мне идти?
– Никуда идти не надо, – говорит доктор Гебреселасси. – Мы можем получить к ним доступ где угодно. – Она опять преувеличила, и Луну это удручает. – Но мы подыщем для тебя комнату. Особую комнату. – Девочка все равно хмурится. – И особую кровать.
– А граниту?
– Какая твоя любимая?
– У меня нет любимой, – говорит Луна. – Я исследовательница. Клубника, мята и кардамон.
– Договорились, – отвечает доктор и протягивает руку.
– Это не вы со мной договорились. Я Корта из «Корта Элиу». Это я с вами договорилась.
Луна торжественно протягивает руку, и доктор Гебреселасси столь же торжественно ее пожимает.
Клубника и мята – хорошо. Клубника и кардамон – нормально. Кардамон и мята – странно. Клубника, мята и кардамон – еще один неудачный эксперимент с гранитой. Луна высасывает стакан досуха, потому что не хочет выглядеть исследовательницей, которая одолела только половину пути к вершине Платиновой горы и сдалась. Она ложится на кровать. Удобно и, что всего важнее, выглядит как надо. А в остальном этот медцентр совмещает то, что она ненавидит в других медцентрах, где успела побывать: слишком яркий свет, чересчур тепло, попахивает секретами и ни у кого нет времени на девятилетнюю девочку.
– Скажи доктору Гебреселасси, что я готова, – приказывает она Луне-фамильяру.
«Хорошо, Луна, устраивайся поудобнее, и мы начнем», – говорит изображение доктора на линзе. Луна закрывает глаза. В темноте под веками начинается шоу воспоминаний.
Девочка вскрикивает. Она снова в Боа-Виста, где полным-полно зелени и жизни, света, воды и тепла. Безмятежные толстогубые лица ориша наблюдают, как она исследует реку, пробираясь босиком через бассейны, карабкаясь по маленьким каскадам, и падает, так что платье промокает насквозь. Над ее головой пролетает дрон: мадринья не спускает глаз с воспитанницы. Детали выходят далеко за пределы ее собственных воспоминаний: она слышит, как шевелится каждый лист, видит каждую тень и рябь, воображает, что чувствует пальцами ног прохладную водичку, ощущает запах теплой зелени старого Боа-Виста. Шум из рощицы высокого раскачивающегося бамбука отвлекает Луну от ее миссии: посреди стволов пролегают тропы, перед которыми ни один юный исследователь не устоит. Они вьются, уходят все глубже, и сквозь бамбуковую ширму она замечает движение. Тропа выводит ее на поляну в центре рощи. Там Лукасинью: он выглядит почти ребенком; на нем просторное платье небесно-голубого цвета и макияж.
– Леди Луна, Королева Луны! – восклицает он и делает глубокий реверанс перед кузиной. – Йеманжа, Королева Вод, приветствует тебя на своем великом балу! – Он наклоняется, берет ее за руки, и они, согнув ноги в коленях, то ли прыгают, то ли танцуют на поляне, и смеются, смеются, смеются…
– Сколько мне было лет? – спрашивает она у Луны-фамильяра.
«Три», – отвечает серо-серебристый шар, парящий у нее над грудью. Лукасинью было тринадцать.
Теперь ему пятнадцать, а ей пять, и они в его квартире в глазу Шанго. Он вызвал нескольких длинноруких высокоточных ботов, и они проводят долгий вечер, играя с лицами. Каждый программирует своего бота, чтобы тот рисовал ему краской из распылителя новое лицо: чья выдумка вызовет самый сильный отклик, тот и победил. Она это помнит. Ей не хочется снова пересматривать эту сцену в деталях, которые потускнели со временем. Морды животных, театральные маски, супермодный макияж и боевая раскраска воинов. Демоны и ангелы, черепа и кости. Потом Лукасинью отворачивается, и рука бота принимается трудиться усерднее, чем до этого, пляшет и пляшет, мечется туда-сюда, рисует круги и совершает резкие пробежки по невидимому лицу кузена.
Он снова поворачивается.
Его лицо – глаза. Ничего, кроме глаз. Сотня глаз.
В тот раз она закричала. Кричит и сейчас. В тот раз она сбежала, но теперь остается. Она может смотреть на лицо из сотни глаз. Видала и похуже.
Теперь ей шесть, и она идет по секретной тропке к своему особому бассейну, который наполнен слезами Йансы, но тут выясняется, что Лукасинью этот бассейн отыскал, и они с приятелем в воде, голые, смотрят друг на друга. И она говорит: «Это мой бассейн». А они поворачиваются – и такие: «Ой, это ты…» – и отстраняются. Теперь Луна понимает, чем они занимались, но в тот раз она сказала: «Я тоже хочу к вам». И парни сбежали, словно она налила в воду яд.
Приятеля Лукасинью звали Дейстар Олавепу, говорит ей Луна-фамильяр. Они были в одном коллоквиуме в Жуан-ди-Деусе. Луна теперь понимает: они сбежали не потому, что она застукала их играющими с пенисами друг друга, но потому, что Лукасинью протащил однокашника в Боа-Виста, скрыв его от сети безопасности. Она думает: «Но от сети не скрыться, она проверяет всех. Дейстара пропустили». Следом приходит мысль: «Дейстар – красивое имя».
Теперь ей семь, и Боа-Виста полон суетой, музыкой, светом и людьми в чудесных нарядах, а она гоняется за декоративными бабочками среди гостей. На ней белое платье с ярко-красными пионами, и, куда бы она ни пошла, все говорят, какая она красивая. Вот Лукасинью со своими приятелями по Лунной гонке, и Луна говорит девушке из Маккензи, что ей нравятся ее веснушки, но Лукасинью прогоняет кузину, потому что она просто ребенок. Но все в порядке, ведь приехала тиа Ариэль, а еще есть Лукас, Карлиньос, Вагнер и бабушка Адриана. Луна цепляется за воспоминание о вечеринке в честь Лунной гонки Лукасинью, так как это последний раз, когда Боа-Виста был счастливым местом. Но память по-прежнему хлещет неумолимым потоком: миллионы секунд записаны, помечены, отправлены на хранение. Воспоминания фамильяра простираются дальше, чем воспоминания Луны. От этой мысли у нее кружится голова.
Луна знает, что нужно, чтобы в мыслях прояснилось.
Новая комбинация: кардамон, ваниль, кешью. Точно будет успех.
– Только я одна?
– Только ты одна, – подтверждает доктор Гебреселасси. Луна изучала более доступные служебные туннели и воздуховоды медцентра, когда ее фамильяр получил сообщение. Кориолис – старый, гораздо старше Боа-Виста; его корни уходят глубоко в обод кратера. Она ходила по коридорам, покрытым толстым слоем пыли, заглядывала через шлюзовые оконца в запечатанные лабиринты, где царил вакуум; сунула нос в шахты, уходящие далеко в прошлое города, и оттуда ответило эхо, когда она прокричала свое имя. Потом фамильяр сообщил, что Лукасинью пришел в себя, она может с ним повидаться – и Луна бросилась бежать.
– Вы ему макушку назад приделали?
Доктор Гебреселасси опять причудливо мотает головой.
– Да мы ее и не снимали. Ступай же. Иди к нему.
Он сидит. Глаза закрыты, дыхание поверхностное. Он ужасно худой и бледный. Луна видит, как сквозь его лицо просвечивает череп. Руки, лежащие на простыне, похожи на палочки для еды. Грудь – палатка, туго натянутая на ребрах. Цзиньцзи, фамильяр, парит над головой, свернувшись в нечто вроде модели Солнечной системы, с колесами внутри колес. Луна никогда раньше не видела, чтобы фамильяр так себя вел.
«Цзиньцзи в режиме минимального интерфейса, – говорит Луна-фамильяр. – Он редактирует и обрабатывает петабайты заархивированной биографической информации».
Луна на цыпочках подходит к кровати. Она чувствует, как от ее шагов срабатывает система, удерживающая комнату в равновесии. Ощущает машины в стенах, полу и низком потолке. Не может избавиться от ощущения, что они бросились врассыпную в тот момент, когда она коснулась дверной ручки, и что стоит ей сделать это опять, выскочат из своих убежищ и вопьются в Лукасинью.
– Лукасинью?
Он открывает глаза. Видит ее. Узнает.
– Луна.
Завсегдатаи в лифте замечают и улыбаются. Это как яркий рассвет рабочим утром. Охрана Орлиного Гнезда замечает и кивает. Кодеры в бэк-офисе Орла замечают и шепчутся. Прислуга Лукаса замечает и подмигивает. Алексия плавной походкой идет мимо, не забывая ступать по-лунному, и сияет.
«У Железной Руки был секс».
Лукас в Оранжевом павильоне: навес, два сиденья, каменный стол в конце поросших деревьями террас; бусина на краю хаба Меридиана.
– Ты опоздала.
– Прости, – отвечает она, не в силах сдержать улыбку, но та выглядит профессионально. – Как обстоят дела?
– Разбираемся с судьями и правовой системой. В Меридиане, Царице и на обратной стороне за последние двадцать четыре часа лишили лицензии двадцать два человека. – Лукас потягивает мятный чай из бокала-«тюльпана». Алексии не предлагает. Он знает, что она ненавидит этот чай. Лукас ставит на стол хрупкий сосуд. – Я хочу, чтобы он был здесь, Алексия. Хочу, чтобы он был со мной. Я забыл, что ты его никогда не встречала. До тебя наверняка дошли слухи, что он транжира и плейбой. Но он добрый и храбрый. Намного храбрее и добрее меня. Он справился с Лунной гонкой. Я ее так и не осилил. Он спас Коджо Асамоа. Вернулся – в вакууме! – чтобы спасти этого парня. Все об этом забывают. Асамоа не забыли. Ле.
Алексия напрягается. Лукас никогда раньше не использовал ее апелидо.
– Мне нужно, чтобы ты отправилась в Святую Ольгу. Встретишься там с представителями ВТО – Луна, Космос и Земля.
Внутренняя улыбка, сияние от недавней близости, небрежно-развязная походка, выражающая сексуальное превосходство, – все исчезает. Она цепенеет. Не осознает, сказала ли «нет» вслух.
Лукас продолжает: