Воскрешение секты

Похолодев, Симон схватил со столика мобильный телефон и набрал ее номер, но, попав на автоответчик, не смог сформулировать сообщение. Позвонил еще два раза, но ответа не было. Тогда он еще раз пересмотрел свои сообщения и нашел то, в котором она писала, когда вернется. Самолет должен приземлиться в Ландветтере сегодня. Тогда почему сообщение написано накануне вечером? Она послала его из самолета? Последнее, что София сказала по телефону, — что она очень соскучилась по всем в Швеции. Могла ли она передумать в последний момент?

Часы показывали одиннадцать, звонить было поздно, но ничего не поделаешь. После нескольких сигналов Беньямин ответил сонным голосом. Когда Симон рассказал о сообщении, в трубке надолго воцарилась тишина.

— Ты меня слушаешь, Беньямин?

— Мне никакого сообщения не приходило. Подожди-ка, я проверю… Ах черт, вот оно. — Он прочел вслух: «Хочу побыть на расстоянии от всех. Пока не готова встретиться. Еду с другом на юг. Люблю тебя, но не знаю, сможем ли мы разобраться в наших отношениях. Скоро напишу. Целую, София». Какого черта? — прорычал Беньямин, дочитав сообщение.

— Прости, что разбудил тебя такой новостью, — произнес Симон.

Беньямин не ответил.

— Кто это звонит? — раздался на заднем плане чей-то голосок.

В трубке зашуршало — это Беньямин прикрыл ее ладонью, — однако Симон все же расслышал, что он сказал.

— Ничего. Потом расскажу.

В трубке снова раздался голос Беньямина — теперь он звучал гораздо увереннее, словно его обладатель проснулся.

— Проклятие! Просто черт-те что! И кто этот друг, ты знаешь?

— Я волнуюсь не из-за друга. Мне кажется, сообщение писала не София. Я тоже получил сообщение — но оно совсем на нее не похоже.

— Но ведь отправлено с ее почты — стало быть, это она, черт подери? Не впервые у нее возникают безумные идеи…

— Беньямин. Послушай. Это не она. Я просто знаю.

— Ну и что же нам теперь делать? Как ты думаешь, что случилось?

— Кто-то взломал ее почтовый ящик. Где она находится, я не знаю. Мы должны позвонить ее родителям.

— Не делай этого! Ее мамаша с ума сойдет. Она и без того волнуется до чертиков. Ты пробовал звонить ей на мобильный?

— Несколько раз. Включается автоответчик. Что-то тут не так, я уверен. Ты можешь позвонить ее родителям? Просто поболтать? Может быть, им она что-нибудь сообщила…

— Разумеется. Позвоню тебе завтра, когда поговорю с ними.





* * *


Все утро у Симона ком стоял в горле. Он думал, что тяжелая работа заглушит тревогу, но не мог ни на чем сосредоточиться. Загрузив полную тачку земли, он натолкнулся колесом на камень, и тачка перевернулась. Пнув ногой кучу, Симон выругался.

Беньямин позвонил ближе к обеду.

— Поговорил с мамой Софии. Они тоже получили сообщение. Там сказано, что она будет отсутствовать несколько недель. Мама встревожилась, потому что София не позвонила. Они практически никогда не переписываются по электронной почте. Но она сказала, что Софии на работу только через месяц. Я не стал ничего говорить о наших плохих предчувствиях, не хотел ее волновать. Но послушай, сообщение вовсе не в духе Софии. Что нам делать?

Симон размышлял. В возникшей тишине раздались сдавленные всхлипы — только теперь до Симона дошло, что Беньямин плачет.

— Что такое? Ты расстроился?

— Чертово дерьмо! Она как склизкий угорь, который выскальзывает у тебя из пальцев… А теперь я ужасно за нее волнуюсь… Черт, как я без нее скучаю!

— Послушай, мы справимся. Но дело пахнет «Виа Террой». Мы ведь не можем обратиться в полицию с тем, что сообщение по электронной почте выглядит неестественно, правда?

— Да, но если мы ничего от нее больше не получим в ближайшее время, то придется так и поступить.

— Давай ответим на сообщение. Ты напишешь, что не веришь, будто это она. А я сделаю вид, что поверил.

— Симон, ты думаешь, кто-то ее убил?

— Нет. Физически — нет. Но Освальд на свободе, и мне все это решительно не нравится.





44





Крик начался как щекотание в нёбе. Затем вырвался из легких, излился волной из гортани и достиг такого оглушительного крещендо, что у нее заложило уши. И тут же вырвался новый крик. Звук получился острый, как осколки стекла в сердце. Даже когда она перестала кричать, внутренний монотонный крик продолжался внутри ее, отчего ей хотелось выпрыгнуть из собственного тела. Осознание того, что он здесь, что все это происходит в реальности — более ужасной, чем ее самый кошмарный сон, — дало ей такой мощный всплеск адреналина, что на мгновение душа, казалось, отделилась от тела. Зажегся слепящий свет, и пришлось зажмурить глаза. На мгновение она увидела всю сцену как бы сверху — свое тело, свернувшееся калачиком на кровати, как он уселся на стул рядом… Но почти тут же вернулась в собственный мозг, наполненный тысячами разрозненных мыслей.

Первый импульс был заорать снова. Подняться и дать ему по морде. Прокричать, что это ему так с рук не сойдет. Но она не могла заставить тело пошевелиться.

Заставила себя навести порядок в мозгу, подавила чувство паники, вновь обрела контроль над телом и послала в мышцы приказ, так что в конце концов ей удалось отвернуть голову. Она уставилась на паутину, висевшую на стене за кроватью.

— София, ты вела себя чудовищно упрямо, — раздался его голос. — Надеюсь, что тебе есть что сказать в свое оправдание.

Она молчала, не открывая глаз.

— Ты должна отвечать, когда я к тебе обращаюсь. Пожалуй, пора напомнить тебе правила этого места.

Внезапно она поняла, где находится. Запах плесени и сквозняк — знакомые ощущения от подвала на усадьбе. София почувствовала, как заскрипела кровать, когда он уселся рядом с ней. Его бедро коснулось ее тела. Холодные пальцы сомкнулись на ее запястье. Теперь он был так близко… От запаха его одеколона ее чуть не вырвало.

Он взял ее лицо двумя ладонями и повернул голову к себе. Она крепче сжала веки, как непослушный ребенок, не желающий покоряться.

— Посмотри на меня!

Она зажмурилась еще крепче. По телу пробежала дрожь. Сердце оглушительно стучало о ребра. Она должна вернуть контроль над собой, однако нервная система, казалось, работала на непонятно как отстроенном автопилоте.

— Я хочу, чтобы ты внимательно выслушала меня, София, поскольку то, что я сейчас скажу, для тебя жизненно важно, вне зависимости от того, веришь ты в это или нет. Ты полностью в моей власти. Вероятно, ты думаешь, что кто-то тебя хватится, но это не так. Маттиас путешествует по Европе с девушкой, похожей на тебя как две капли воды. Используя твой электронный адрес, он будет иногда посылать твоим близким и друзьям небольшие сообщения. Со снимками Эйфелевой башни и все такое. Ни одна живая душа во всем мире не будет тебя искать. Если ты хочешь выйти отсюда, тебе придется смириться. Нам есть о чем поговорить — тебе и мне.

София открыла глаза, но смотрела в потолок. Не желала впускать его в поле своего зрения, признаваться самой себе, что он реален.

Его ладонь скользнула по ее руке, остановилась на плече, скользнула под джемпер и сжала ее грудь. Боль была невыносимая. София открыла рот, но не закричала. Он медленно отпустил ее грудь, и та запульсировала от боли. Затем его руки, словно когти, добрались до ее горла. Внезапно воздух кончился. София вцепилась руками в изголовье кровати, пытаясь вырваться, отдалиться от него, но он подался вперед и сдавил еще сильнее. Из ее горла вырвался хрип. В этот миг ее мучитель ослабил хватку, так что она смогла сделать вдох. Но не более того. Она подумала, что сейчас потеряет сознание. Попыталась вывернуться, но ее тело было сдавлено, как в тисках. На глазах выступили слезы. Воздух в легких кончался. Ее ослепила вспышка света, но в ту же секунду он дал ей снова сделать вдох.

— Сначала ты расскажешь, как мы с тобой познакомились. Как ты возбудилась, когда я прикоснулся к тебе. Обо всех твоих эротических фантазиях по поводу меня. Какая мокренькая ты стала, когда я прижался к твоей спине вставшим членом тогда, в офисе… Помнишь? Не думай, что я не знаю. Маттиас рассказал. Ты только об этом и думаешь — о сексе, так?

— Извращенец чертов!

Она хотела плюнуть ему в лицо, но его рука снова сдавила ей горло. В слабом освещении его глаза казались черными, как угольные шахты.

— Тебе придется подчиниться, София. Целиком и полностью. Эту искорку непослушания в твоих глазах мне придется загасить старым добрым способом — кожаным ремнем. Как и со всеми другими женщинами, которых я хотел. А потом мы, возможно, обсудим условия твоего пребывания здесь. Поскольку ты вскоре поймешь, что именно здесь твой дом. Возможно, мы даже снова будем работать вместе. Разве не здорово? Хотя тебе придется постепенно подниматься в иерархии… Начать с самой грязной работы, а потом молить меня, чтобы я принял тебя назад. И не вздумай кричать, когда вернется персонал. Сюда никто не посмеет зайти.

— Так задуши меня, — прошипела София. — Покончим с этим.

В ответ он рассмеялся и убрал руку, сжимавшую ее горло.

— Милая моя, ты всегда и во всем торопишься. Это станет для тебя запоминающимся уроком, вот увидишь.

— Тебе это так не пройдет, я тебя убью… — Голос прервался, в легких захрипело.

— Попробуй, — усмехнулся он. — Это было бы даже забавно.

Кровать заскрипела, когда он поднялся. Шаги эхом отдавались под низким потолком. Долгое время царила тишина, потом вновь раздался его голос:

— Теперь у тебя есть над чем подумать. Там, на столике, еда.

Он снова погасил свет. Последнее, что она слышала, — ключ, повернувшийся в замке.

Ее охватил мощнейший приступ кашля. Она вдохнула, заполнив легкие воздухом. Постаралась восстановить дыхание. Сердце колотилось о грудную клетку, в ушах стучало. Долго-долго София лежала неподвижно на спине. Потом оглядела маленькую каморку. Провела рукой по постели — простыня новая, только что с фабрики, покрывало застиранное, в катышках. Ей показалось странным, что она не парализована страхом. Однако ее мозг напряженно искал выхода.

Несмотря на всю безнадежность ситуации, София вдруг ощутила некоторое облегчение. Он не собирается убивать ее сразу. У нее есть немного времени. И если удастся по максимуму задействовать временно прояснившийся мозг, она сможет придумать, как выбраться отсюда.

София села, отметив, что она босиком, и спустила ноги на бетонный пол. Ноги послушались, когда она попыталась встать. Еще раз оглядела комнату. Раньше здесь размещался изолятор для больных в секте. Двухэтажные кровати стояли так плотно, что заслоняли лампы в потолке. В воздухе висел отвратительный запах потных ног и гнилых растений. Но сейчас в комнате не осталось почти ничего: только кровать, шкаф и маленький столик, на котором лежал завернутый в полиэтилен бутерброд.

Подойдя к шкафу, София открыла дверцы. Несколько вешалок с платьями. Платья маленькие, ее размер. Ящик с нижним бельем — шелковым, кружевным. Пара туфель-лодочек.

Ванная в конце комнаты оказалась чистой, только что вымытой. Два полотенца, мыло, шампунь и зубная щетка. Позади ванной располагалась небольшая кладовка с принадлежностями для уборки и садовым инвентарем. А дальше — стоп. Массивная дверь, ведущая наружу, оказалась заперта.

Откуда-то пахло кислятиной. София понюхала у себя в подмышках, и ее чуть не вытошнило от запаха пота. Зайдя в ванную, она отметила, что на двери нет замка, но все же решила рискнуть. Скинула футболку, трусики и бросила в кучу на пол. Включила душ; ждала, подрагивая от холода, пока нагреется вода. Потом включила самую горячую, какую только могла вытерпеть, и опустилась на пол в душевой кабине, однако внутри ее оставался холод, несмотря на горячие струи. Потом завернулась в полотенце, вернулась в комнату, жадно проглотила бутерброд и выпила бутылку минеральной воды.

«Я должна все это пережить».

В окно подвала заглянул лучик света заходящего солнца. София села на кровать, стараясь прогнать ощущение паники, охватывающее ее по мере того, как в комнате темнело. Подошла к двери, включила освещение.

Со двора доносились голоса персонала. Ей хотелось выглянуть наружу, но окно находилось слишком высоко. Несколько раз она крикнула «помогите», однако закашлялась и замолчала.

Снаружи все стихло. София не знала, сколько сейчас времени. Наручные часы она сняла, когда лежала в ванне у Маттиаса… Маттиас. Как я могла быть такой дурой? От стыда ей стало так больно, что она застонала. И даже не потому, что ее оказалось так просто соблазнить, — ужас в том, что у нее не возникло ни малейших подозрений. Неужели такое можно не заметить? Тем не менее она не заметила. А это может означать только одно: она безнадежная дура, полный ноль. Подумав о сообщениях, которые он рассылает от ее имени, София почувствовала себя такой беспомощной, что обхватила себя руками и заскулила, покачиваясь взад и вперед.

В память потоком хлынули сцены из свободной жизни. При одном воспоминании о Беньямине ей показалось, что в сердце всадили нож. Хотя она помнила каждую деталь его лица — мелкие морщинки вокруг глаз, всегда приоткрытый рот, скопления веснушек, — ей все же не удавалось собрать все это воедино. Она не могла представить себе его лицо.

Долгое время София лежала без сна: с одной стороны, изможденная, с другой — напряженная и перепуганная. Все внутри ее разрывалось на части. Стены комнаты словно сдвинулись. Кровь стучала в ушах. В углах маленького подвального грота притаилось одиночество. Оно нашептывало, насмехалось. София знала, что не выдержит здесь целую ночь. Она пыталась представить себе, как все закончится.