Восхищение

Рассвет мы встречали в постели. Ника курила, стряхивая пепел в стакан с водой, а я разглядывал ее, обнаженную, и представлял наши будущие бесконечные ночи. Когда солнце первыми робкими лучами тронуло занавески, Ника сказала:

– Я вообще-то замужем, – шевельнула плечом. – Уже семь лет. Со школы выскочила. Думала, по любви, а оказалось, что непонятно зачем. Мама меня отговаривала, бабушка прокляла, а я все равно на всех наплевала и отыграла свадьбу.

– Дети? – спросил я, чувствуя, что от ее неожиданного признания где-то внутри зарождается болезненная тяжесть.

– Нет, к счастью. Был выкидыш с осложнениями, а потом запретили рожать. Вырезали мне там… не важно. В общем, если что, можем даже без презерватива кувыркаться. – Ника невесело ухмыльнулась, сковырнула серый катышек пепла в стакан.

– То есть это всего лишь развлечение?

Она вновь шевельнула плечом:

– Нет. Я не сплю с кем попало. Если мы встретились, то это навсегда. Не знаю, как объяснить. Глубоко в душе есть ощущение, что все серьезно. – Она помолчала, потом добавила: – Мне нравится собирать пазлы. Знаешь, когда все детали ставятся, куда надо, возникает такое классное ощущение, будто ты добился в жизни чего-то важного. Так и с тобой. Я чувствую, что сейчас все детали встали на свои места.

Некоторое время мы молчали. Я не знал, как продолжить разговор и о чем еще спрашивать. Убеждал себя, что раз она здесь, в моей кровати, то все не так уж плохо. Вот только…

– Мне надо будет уйти, – сказала она, докурив. – Я напишу позже, хорошо?

Я не нашел слов.

Ника пропала на несколько дней. Потом от нее пришло короткое сообщение: «Увидимся?», и я не смог отказаться. Кажется, в тот момент я был уже по уши влюблен. Иногда так случается. Любовь, знаете ли, не спрашивает разрешения.



Голова отделилась от тела, и я подхватил ее за волосы. Нижняя челюсть отвисла. Вывалился распухший посеревший язык.

Новоселы над головой веселились. Кто-то фальшиво и не в такт напевал караоке. Звонкий смех кружился по комнатам.

– …я воробья с трехсот метров… в глаз!

– …дайте Кристине выпить!.. Черт возьми, водки, водки же!

– Видали, какой балкон? Балкон-то какой, а?

Голоса сливались в общий радостный гвалт. Безмятежные, счастливые люди. Завтра с утра их ждет похмелье, головная боль, предчувствие новой недели, но сейчас нужно плясать, веселиться, хохотать. Может быть, им кажется, что этот праздник продлится вечно?

Впрочем, мне некогда было отвлекаться. Я упаковал голову в мешок и взялся за правое плечо. Сначала молотком, затем немного подпилить, вывернуть – так – до щелчка, и рвануть. Плевое дело.



Нике не нужны были близкие отношения. Ее устраивало заниматься со мной сексом раз в неделю и уезжать домой, едва взойдет солнце. Мы много переписывались, обменивались фотографиями и «лайками», несколько раз ходили в кино, но в итоге все всегда заканчивалось сексом и отъездом.

Нике нравилось. Мне – нет.

С любовью есть одна маленькая проблема. Когда страсть проходит – любовь остается. Когда надоедает секс, хочется тепла. Так вот, секса с Никой быстро стало недостаточно. Я хотел лежать с ней в постели до обеда, обнимая, запуская пальцы в ее волосы, целуя в губы, нос, в щеки и скулы. Мне хотелось сделать ей завтрак, закутать в халат и отправить в ванну – дождаться, когда она выйдет, и протянуть ей бокал вина. Мне нужно было, чтобы Ника не исчезала с первыми лучами солнца, а оставалась рядом. Чтобы я мог перекинуться с ней несущественными словами и фразами. Я должен был знать, что она здесь и никуда больше не уйдет.

Я говорил:

– Ты же не любишь мужа! Зачем он тебе?

Она отвечала:

– Я не могу его бросить! Там все сложно. С тобой я хочу провести вечность, но и с ним так просто не расстаться.

– Вечность? Какое ответственное слово.

– Именно. Удовольствие нужно растягивать. Верно? Чтобы оно длилось бесконечно. До безумия.

Я гладил ее плечи, мял грудь, проводил кончиком языка между ее лопаток, чувствуя бугорки выступающего позвоночника. Ночи пролетали стремительно, оставляя сладкое послевкусие. После этих ночей я лежал в постели без сил, и в голове не оставалось мыслей.



Спустя несколько часов соседи над головой начали прощаться. Шумные гости расходились по домам. Молодая хозяйка провожала до порога и звонко смеялась каждый раз, когда слышала комплименты в свой адрес.

На часах было уже шесть вечера, а я все еще возился с ногами. Пилить ноги – самое сложное. Пила никак не хотела брать кость. В воздухе стоял отвратительный, едкий запах. Каждый раз, когда мне казалось, что я к нему привык, запах проникал еще глубже в черепную коробку и разъедал остатки сознания.

Голоса над головой затихали. Мне подумалось, что там остались лишь женщина с мужем.

Снова заиграла музыка, теперь уже едва слышно, на уровне вибраций. Что-то медленное и печальное.

За час я расправился с ногами и, оставив на полу обрубок с обвисшими грудями, прошел на кухню. Заварил себе кофе, достал из холодильника творожок. Будем считать, что это ужин. Руки дрожали.

В этот момент навалилось осознание того, что произошло. Не упало кулем на голову, а окутало словно туман. Констатация, блин, факта.


Вчера вечером я всадил ей нож между лопаток и, зажав рот, ждал, когда она умрет. Она же елозила ногами по полу, поскальзываясь на собственной крови, и быстро, жадно, с хрипом дышала, словно хотела вобрать в себя весь воздух. Она умирала минут десять, а я чувствовал, как ее зубы впиваются мне в ладонь.

Потом я завернул ее в пленку, уложил в ванну, накидал туда же купленного льда, подлил холодной воды. Совершил еще несколько поездок по делам и свалился без задних ног прямо в одежде на кровать. Среди ночи разделся, забрался под одеяло. Сквозь сон мне казалось, что Ника где-то рядом, что она тоже в кровати и хочет заняться со мной сексом. Сначала она сверху, потом я вылижу ей там до блеска, а уже потом… Пришлось вставать и идти в ванную.

Показалось.



Однажды Ника сказала, что мы будем вместе навсегда. Это или проклятие, или счастье, не разобрать.

Есть любовь, от которой перегорают предохранители, когда наплевать на законы, на правила жизни и гравитацию. Совсем не обязательно такая любовь – счастливая. Может быть, она заключается в бурном сексе раз в неделю, в сигаретном дыме под потолком, запахе пота и мятых простынях. Главное, что это искренние, настоящие чувства.

Мы тогда напились в стельку. Даже лежа в кровати, я ощущал головокружение. Я сказал, что мы не можем заниматься сексом вечно. Это не любовь, а страсть, которая рано или поздно пройдет. Ника встрепенулась:

– Ты мне не веришь?

– Не верю в любовь, какой ты ее описываешь.

Она подползла к краю кровати, спустилась и нетвердой походкой вышла из комнаты. Через минуту вернулась, держа в руке кухонный нож. Забралась в кровать, уселась на меня, придавив коленками мои руки.

Перед глазами возвышался гладко выбритый лобок (с капельками пота и все еще различимым слабым запахом клубничной смазки). Пьяным, расфокусированным зрением я различал плоский живот, груди, локоны, закрывающие лицо. Она прислонила лезвие ножа к моей щеке. Шепнула:

– Настоящая любовь – это всегда страсть. На грани безумия. Голоса в голове, желание во всем теле, крики и вопли. Мы с тобой связаны навеки, понимаешь? Тут не поможет бракоразводный процесс. Слишком все далеко зашло. На уровне инстинктов.

Я не почувствовал боли. Что-то теплое потекло по шее. Ника сползла с меня и впилась губами в мои губы. Мы целовались долго и страстно, а затем занялись сексом. Когда я развернул Нику задом, то увидел, что пальцы мои в крови. И простыня в крови. Ника порезала себе шею и то же самое сделала с моей шеей. Наша кровь смешалась со страстью и сексом. В воздухе сладко пахло.



Через неделю после этого я узнал, что Ника изменяет мужу не только со мной.

Возвращаясь с переговоров, я забежал в кафе перекусить и увидел через несколько столиков Нику с незнакомым мужчиной. Они мило болтали и пили кофе. Ника курила и смеялась. Мужчина держал ее за руку.

Один из предохранителей в душе перегорел. Забыв о работе, я стал наблюдать. Мужчина поцеловал ее в губы, взяв за подбородок – так делают любовники в дешевых зарубежных мелодрамах, – но, кажется, это Нике очень понравилось. Она потянула мужчину к выходу из кафе. Я последовал за ними и проследил маршрут до многоквартирного дома в шести остановках метро от моей работы.

Оставшийся день я провел дома. Порез на шее еще не затянулся, я раздирал его ногтями, желая, чтобы пошла кровь. Так было легче отвлечься. Я не хотел, но представлял, что вытворяет Ника в чужой постели.

Я написал ей несколько сообщений, разослал их по соцсетям, а потом то и дело нажимал F5. Одной рукой, значит, долбил по клавише, а второй тер под подбородком. Кровь потекла по футболке, затекла за шиворот. Ника ответила в три часа ночи, сообщив, что не готова сейчас общаться. В пять утра она приехала.

– Когда ты видел? – спросила с порога, зашла, не разуваясь. Зацокала каблуками по паркету.

– Сегодня, в кафе. Поцелуи, то да се…

Ника рухнула в кресло, закинула ногу на ногу. Трясущейся рукой достала сигарету и зажигалку. Закурила.

– У меня Вадик прочитал все, что ты накатал, – сказала она. – Он теперь все знает.

– Плевать. – Я пожал плечами. – Что сделает мне твой Вадик?

– Шею сломает, вот что. Он же на голову больной. Обе Чеченских прошел, наркотой потом торговал, пока не озаконился. Знаешь, почему я сейчас здесь, а не в больнице с многочисленными переломами? Потому что Вадик свалил пить с друзьями. Понимаешь? Он напьется до того момента, пока у него мозг не выключится. Сначала меня убьет, потом тебя, потом… остальных.

– Остальных? Сколько же тебе надо?

– Чего? – Она крепко затянулась. – Секса? Не знаю. Не в количестве дело, а в качестве. Ты вылизываешь замечательно, я в восторге. У Толика, прости, конечно, двадцать четыре сантиметра, я кончаю еще до того, как он целиком запихнет свою хреновину. Миша очень нежный в постели. Я с ним как принцесса. Ну, в общем, понятно. Каждый из вас – мой кусочек вечности. Вы складываете мою жизнь в единое целое. Как мозаику собираете. Я это дело люблю. Ни за что бы с вами не рассталась. Ни с одним.

– Зачем ты мне все это рассказываешь? – Казалось, ноги влипли в пол.

– Мы же с тобой влюблены друг в друга раз в неделю. Настоящей, мать ее, любовью. А тебе понадобилось лезть дальше, хотеть большего. И, потом, несправедливо, что меня одну отправят на больничную койку. Когда Вадик будет ломать тебе шею, думай о том, что я могла вытворять с каждым из своих дорогих возлюбленных.

Она неторопливо докурила и ушла. А я стоял в коридоре, так ни разу не пошевелившись, и невероятно тяжелые мысли уничтожали один предохранитель за другим.



Новые соседи над головой затихли, когда я раздвигал ребра, чтобы вычерпать внутренности и сложить их в мешок. Запах по комнате летал такой, что стало подташнивать. Никак к нему не привыкнуть. Желудок сводило раз за разом. Не помогала даже влажная марлевая повязка.

Я застыл, прислушиваясь.

Тишина.

Запустил руки между ребер, погрузившись во влажную и скользкую мякоть.

Мешок наполнялся быстро. Через полчаса я закончил. Осталось распилить в области позвоночника.

Я устало размялся, пройдя по комнате.