Воронята
Часть 43 из 68 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Калла подняла бровь, а Персефона принялась теребить свои кружевные чулки.
– А что вы делаете? – спросила Блу.
«Ищете моего отца? Читаете будущее в лужах?»
Мора перестала крутить бокал.
– Уж точно не болтаемся с Ганси.
По крайней мере, Блу по-прежнему могла быть уверена, что мама не станет ей врать.
Мора просто ничего не говорила.
28
– Почему церковь? – спросила Блу, сидя рядом с Ганси в «Камаро».
Раньше она никогда не ездила впереди, и на пассажирском сиденье ощущение того, что машина – это несколько тысяч деталей, летящих вперед в ненадежной комбинации, было еще отчетливее.
Ганси, удобно устроившийся за рулем, в мокасинах и дорогих солнечных очках, ответил не сразу.
– Не знаю. Потому что она стоит на линии, но не так, как… этот Кабесуотер, чем бы он ни был. Нужно будет хорошенько о нем подумать, прежде чем мы вернемся в лес.
– Такое ощущение, что мы собираемся вломиться в чужой дом.
Блу старалась не смотреть на обувь Ганси – если она делала вид, что ее нет, он казался ей лучше как человек.
– Именно! Именно такое ощущение, – он указал пальцем на Блу, точно так же, как указывал на Адама, если тот произносил фразу, которая нравилась Ганси.
И вновь положил руку на рычаг переключения скоростей, чтобы тот перестал дрожать Блу приводила в радостный трепет мысль, что деревья – сознательные существа, что они умеют говорить. Что они ее узнали.
– Поверни здесь! – приказала Блу, когда Ганси чуть не проскочил разрушенную церковь.
Широко улыбнувшись, он крутанул руль и опустил несколько рычагов. Издав протестующий резиновый звук, машина покатилась по заросшей аллее. Бардачок распахнулся, и содержимое вывалилось на колени Блу.
– Чем тебе нравится эта машина? – поинтересовалась она.
Ганси выключил мотор, но Блу казалось, что ее ноги по-прежнему дрожат в такт.
– Потому что это классика, – чопорно ответил Ганси. – Потому что раритет.
– Но это же не машина, а барахло. Разве не бывает раритетной классики, которая…
В качестве наглядной демонстрации Блу безуспешно хлопнула дверцей бардачка несколько раз. Как только она запихнула содержимое обратно и закрыла дверцу, оно вновь вывалилось ей на ноги.
– Бывает, – сказал Ганси, и Блу показалось, что в его голосе она услышала легкое раздражение. Не гнев, впрочем, но иронию. Он сунул в рот листик мяты и вылез из машины.
Блу убрала в бардачок водительские права и древнюю полоску вяленого мяса, а затем уставилась на предмет, оставшийся лежать у нее на коленях. Это был автоинъектор – шприц, предназначенный для того, чтобы запустить сердце в случае сильной аллергической реакции. В отличие от вяленого мяса, срок годности у него еще не истек.
– Это чье? – спросила Блу.
Ганси уже вылез из машины, держа в руке датчик электромагнитных частот и потягиваясь, словно он просидел за рулем не двадцать минут, а несколько часов. Блу заметила, что у него внушительные бицепсы. Наверное, это было как-то связано с логотипом гребной команды Агленби (наклейку она заметила на дверце бардачка). Посмотрев на Блу через плечо, Ганси небрежно ответил:
– Мое. Поверни защелку вправо, тогда закроется.
Она сделала, как ей сказали, и, разумеется, бардачок закрылся. Автоинъектор, целый и невредимый, остался внутри.
Ганси, стоя по другую сторону машины, откинул голову назад, чтобы посмотреть на грозовые облака – живые существа, движущиеся по небу башни. Вдали они были почти одного цвета с синими горами. Дорога напоминала пятнистую сине-зеленую реку, которая, змеясь, устремлялась к городу. Непрямой свет солнца тоже был особенным – почти желтым, густым от влажности. Не считая птичьего пения и медленного, далекого ворчания грома, стояла тишина.
– Надеюсь, погода не испортится, – заметил Ганси.
Он быстро направился к разрушенной церкви. Блу уже поняла, что именно так Ганси и перемещался – стремительным шагом. Обычная ходьба предназначалась для простых смертных.
Стоя рядом с ним, Блу, как всегда, подумала, что при свете дня церковь выглядит еще более зловеще. Трава по колено и деревца высотой с Блу, растущие среди разрушенных стен, меж обрушившихся кусков кровли, тянулись к солнцу. Ничто не намекало, что здесь некогда были скамьи и паства. Во всем этом ощущалось нечто тусклое и бессмысленное. Смерть без загробной жизни.
Блу вспомнила, как стояла тут с Нив несколько недель назад. Она задумалась: действительно ли Нив ищет ее отца, и если да, что она намерена с ним сделать, когда найдет его. Еще Блу подумала про духов, входивших в церковь. А вдруг Ганси…
Он сказал:
– Такое чувство, что я здесь уже был.
Блу не знала, как ответить. Она уже частично открыла ему правду про канун дня святого Марка и понятия не имела, стоит ли рассказывать остальное. Кроме того, это и не казалось правдой. Стоя рядом с Ганси, абсолютно живым, Блу не могла вообразить, что он умрет меньше чем через год. На нем была сине-зеленая рубашка поло, и в голове не укладывалось, что человек в такой рубашке скончается не от сердечного приступа на зрительской трибуне в возрасте восьмидесяти шести лет.
Блу спросила:
– Ну, что показывает твой измеритель магии?
Ганси показал ей датчик. Костяшки пальцев у него побелели – как будто они выпирали сквозь кожу. На поверхности прибора вспыхивали красные огоньки.
Ганси сказал:
– На одном уровне. Как тогда, в лесу.
Блу осмотрелась. Вероятнее всего, это была чья-то частная собственность, даже земля, на которой стояла церковь, но участок за ней казался относительно уединенным.
– Если мы пойдем туда, нас с меньшей вероятностью подстрелят за нарушение границ. Держаться в тени мы не можем – из-за твоей рубашки.
– Аквамарин – прекрасный цвет, и я не понимаю, почему должен стыдиться из-за того, что я его ношу, – заметил Ганси.
Но его голос звучал слабо, и он вновь оглянулся на церковь. В ту минуту – растрепанный, с прищуренными глазами и неопределенным выражением лица – он выглядел младше, чем когда-либо. Юным и, как ни странно, напуганным.
Блу подумала: «Я не могу ему сказать. И никогда не смогу. Надо просто постараться и сделать так, чтобы этого не произошло».
Затем Ганси, вновь сделавшись обаятельным, указал на ее фиолетовое платье:
– Веди меня, баклажан.
Прежде чем они пустились через заросли, Блу нашла палку, чтобы ворошить траву в поисках змей. В воздухе пахло дождем, земля гудела от грома, но погода пока не портилась. Прибор в руках Ганси неуклонно мигал красным. Цвет сменялся на оранжевый, когда они отклонялись от незримой линии.
– Спасибо, что пришла, Джейн, – сказал Ганси.
Блу недобро взглянула на него.
– Не за что, Дик.
Ганси явно смутился.
– Пожалуйста, не надо.
Искреннее выражение боли на его лице напрочь лишило Блу возможности позлорадствовать.
Она пошла дальше.
– Ты единственная, кого это, кажется, не смущает, – спустя несколько секунд сказал Ганси. – Не то чтобы я привык к мистике, но я и раньше сталкивался с необычными вещами. Наверное, я просто… Но Ронан, и Адам, и Ной – они все… как будто оторопели.
Блу притворилась, что ей известно значение слова «оторопели».
– Я с этим живу. Ведь моя мать ясновидящая. Все ее подруги тоже. Нет, это не то чтобы нормально. Но я всегда думала, что они именно так себя чувствуют. Ну… когда видят то, чего не видят другие.
– Я потратил много лет, пытаясь этого достичь, – признал Ганси.
Что-то в его голосе удивило Блу. Но лишь когда он заговорил вновь, она поняла, что точно таким же тоном он обычно обращался к Адаму.
– Полтора года я искал линию Генриетты.
– Это оказалось то, чего ты ожидал?
– Я сам не знаю, чего ожидал. Я прочел всё об эффектах, которые дает линия, но никогда не думал, что будет настолько явно. Говорящих деревьев я точно не ждал. И не надеялся, что это произойдет так быстро. Я привык получать по одной подсказке каждый месяц, а затем выбиваться из сил, пока не появится следующая. Но только не так… – Он замолчал, и его улыбка стала широкой и благосклонной. – И это всё благодаря тебе. Ты наконец навела нас на линию. Я готов тебя расцеловать.
Хотя он, очевидно, шутил, Блу шарахнулась.
– Ты что?
Блу спросила:
– Ты веришь в предсказания?
– Ну, я ведь ходил к экстрасенсу, не так ли?
– Это ничего не значит. Куча народу ходит к экстрасенсам просто по приколу.
– Я пошел, потому что верю. Ну, верю тем, которые действительно что-то умеют. Просто есть много ерунды, которую нужно разгрести, прежде чем до них добраться. А что?
– А что вы делаете? – спросила Блу.
«Ищете моего отца? Читаете будущее в лужах?»
Мора перестала крутить бокал.
– Уж точно не болтаемся с Ганси.
По крайней мере, Блу по-прежнему могла быть уверена, что мама не станет ей врать.
Мора просто ничего не говорила.
28
– Почему церковь? – спросила Блу, сидя рядом с Ганси в «Камаро».
Раньше она никогда не ездила впереди, и на пассажирском сиденье ощущение того, что машина – это несколько тысяч деталей, летящих вперед в ненадежной комбинации, было еще отчетливее.
Ганси, удобно устроившийся за рулем, в мокасинах и дорогих солнечных очках, ответил не сразу.
– Не знаю. Потому что она стоит на линии, но не так, как… этот Кабесуотер, чем бы он ни был. Нужно будет хорошенько о нем подумать, прежде чем мы вернемся в лес.
– Такое ощущение, что мы собираемся вломиться в чужой дом.
Блу старалась не смотреть на обувь Ганси – если она делала вид, что ее нет, он казался ей лучше как человек.
– Именно! Именно такое ощущение, – он указал пальцем на Блу, точно так же, как указывал на Адама, если тот произносил фразу, которая нравилась Ганси.
И вновь положил руку на рычаг переключения скоростей, чтобы тот перестал дрожать Блу приводила в радостный трепет мысль, что деревья – сознательные существа, что они умеют говорить. Что они ее узнали.
– Поверни здесь! – приказала Блу, когда Ганси чуть не проскочил разрушенную церковь.
Широко улыбнувшись, он крутанул руль и опустил несколько рычагов. Издав протестующий резиновый звук, машина покатилась по заросшей аллее. Бардачок распахнулся, и содержимое вывалилось на колени Блу.
– Чем тебе нравится эта машина? – поинтересовалась она.
Ганси выключил мотор, но Блу казалось, что ее ноги по-прежнему дрожат в такт.
– Потому что это классика, – чопорно ответил Ганси. – Потому что раритет.
– Но это же не машина, а барахло. Разве не бывает раритетной классики, которая…
В качестве наглядной демонстрации Блу безуспешно хлопнула дверцей бардачка несколько раз. Как только она запихнула содержимое обратно и закрыла дверцу, оно вновь вывалилось ей на ноги.
– Бывает, – сказал Ганси, и Блу показалось, что в его голосе она услышала легкое раздражение. Не гнев, впрочем, но иронию. Он сунул в рот листик мяты и вылез из машины.
Блу убрала в бардачок водительские права и древнюю полоску вяленого мяса, а затем уставилась на предмет, оставшийся лежать у нее на коленях. Это был автоинъектор – шприц, предназначенный для того, чтобы запустить сердце в случае сильной аллергической реакции. В отличие от вяленого мяса, срок годности у него еще не истек.
– Это чье? – спросила Блу.
Ганси уже вылез из машины, держа в руке датчик электромагнитных частот и потягиваясь, словно он просидел за рулем не двадцать минут, а несколько часов. Блу заметила, что у него внушительные бицепсы. Наверное, это было как-то связано с логотипом гребной команды Агленби (наклейку она заметила на дверце бардачка). Посмотрев на Блу через плечо, Ганси небрежно ответил:
– Мое. Поверни защелку вправо, тогда закроется.
Она сделала, как ей сказали, и, разумеется, бардачок закрылся. Автоинъектор, целый и невредимый, остался внутри.
Ганси, стоя по другую сторону машины, откинул голову назад, чтобы посмотреть на грозовые облака – живые существа, движущиеся по небу башни. Вдали они были почти одного цвета с синими горами. Дорога напоминала пятнистую сине-зеленую реку, которая, змеясь, устремлялась к городу. Непрямой свет солнца тоже был особенным – почти желтым, густым от влажности. Не считая птичьего пения и медленного, далекого ворчания грома, стояла тишина.
– Надеюсь, погода не испортится, – заметил Ганси.
Он быстро направился к разрушенной церкви. Блу уже поняла, что именно так Ганси и перемещался – стремительным шагом. Обычная ходьба предназначалась для простых смертных.
Стоя рядом с ним, Блу, как всегда, подумала, что при свете дня церковь выглядит еще более зловеще. Трава по колено и деревца высотой с Блу, растущие среди разрушенных стен, меж обрушившихся кусков кровли, тянулись к солнцу. Ничто не намекало, что здесь некогда были скамьи и паства. Во всем этом ощущалось нечто тусклое и бессмысленное. Смерть без загробной жизни.
Блу вспомнила, как стояла тут с Нив несколько недель назад. Она задумалась: действительно ли Нив ищет ее отца, и если да, что она намерена с ним сделать, когда найдет его. Еще Блу подумала про духов, входивших в церковь. А вдруг Ганси…
Он сказал:
– Такое чувство, что я здесь уже был.
Блу не знала, как ответить. Она уже частично открыла ему правду про канун дня святого Марка и понятия не имела, стоит ли рассказывать остальное. Кроме того, это и не казалось правдой. Стоя рядом с Ганси, абсолютно живым, Блу не могла вообразить, что он умрет меньше чем через год. На нем была сине-зеленая рубашка поло, и в голове не укладывалось, что человек в такой рубашке скончается не от сердечного приступа на зрительской трибуне в возрасте восьмидесяти шести лет.
Блу спросила:
– Ну, что показывает твой измеритель магии?
Ганси показал ей датчик. Костяшки пальцев у него побелели – как будто они выпирали сквозь кожу. На поверхности прибора вспыхивали красные огоньки.
Ганси сказал:
– На одном уровне. Как тогда, в лесу.
Блу осмотрелась. Вероятнее всего, это была чья-то частная собственность, даже земля, на которой стояла церковь, но участок за ней казался относительно уединенным.
– Если мы пойдем туда, нас с меньшей вероятностью подстрелят за нарушение границ. Держаться в тени мы не можем – из-за твоей рубашки.
– Аквамарин – прекрасный цвет, и я не понимаю, почему должен стыдиться из-за того, что я его ношу, – заметил Ганси.
Но его голос звучал слабо, и он вновь оглянулся на церковь. В ту минуту – растрепанный, с прищуренными глазами и неопределенным выражением лица – он выглядел младше, чем когда-либо. Юным и, как ни странно, напуганным.
Блу подумала: «Я не могу ему сказать. И никогда не смогу. Надо просто постараться и сделать так, чтобы этого не произошло».
Затем Ганси, вновь сделавшись обаятельным, указал на ее фиолетовое платье:
– Веди меня, баклажан.
Прежде чем они пустились через заросли, Блу нашла палку, чтобы ворошить траву в поисках змей. В воздухе пахло дождем, земля гудела от грома, но погода пока не портилась. Прибор в руках Ганси неуклонно мигал красным. Цвет сменялся на оранжевый, когда они отклонялись от незримой линии.
– Спасибо, что пришла, Джейн, – сказал Ганси.
Блу недобро взглянула на него.
– Не за что, Дик.
Ганси явно смутился.
– Пожалуйста, не надо.
Искреннее выражение боли на его лице напрочь лишило Блу возможности позлорадствовать.
Она пошла дальше.
– Ты единственная, кого это, кажется, не смущает, – спустя несколько секунд сказал Ганси. – Не то чтобы я привык к мистике, но я и раньше сталкивался с необычными вещами. Наверное, я просто… Но Ронан, и Адам, и Ной – они все… как будто оторопели.
Блу притворилась, что ей известно значение слова «оторопели».
– Я с этим живу. Ведь моя мать ясновидящая. Все ее подруги тоже. Нет, это не то чтобы нормально. Но я всегда думала, что они именно так себя чувствуют. Ну… когда видят то, чего не видят другие.
– Я потратил много лет, пытаясь этого достичь, – признал Ганси.
Что-то в его голосе удивило Блу. Но лишь когда он заговорил вновь, она поняла, что точно таким же тоном он обычно обращался к Адаму.
– Полтора года я искал линию Генриетты.
– Это оказалось то, чего ты ожидал?
– Я сам не знаю, чего ожидал. Я прочел всё об эффектах, которые дает линия, но никогда не думал, что будет настолько явно. Говорящих деревьев я точно не ждал. И не надеялся, что это произойдет так быстро. Я привык получать по одной подсказке каждый месяц, а затем выбиваться из сил, пока не появится следующая. Но только не так… – Он замолчал, и его улыбка стала широкой и благосклонной. – И это всё благодаря тебе. Ты наконец навела нас на линию. Я готов тебя расцеловать.
Хотя он, очевидно, шутил, Блу шарахнулась.
– Ты что?
Блу спросила:
– Ты веришь в предсказания?
– Ну, я ведь ходил к экстрасенсу, не так ли?
– Это ничего не значит. Куча народу ходит к экстрасенсам просто по приколу.
– Я пошел, потому что верю. Ну, верю тем, которые действительно что-то умеют. Просто есть много ерунды, которую нужно разгрести, прежде чем до них добраться. А что?