Вор с черным языком
Часть 13 из 59 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Просто пытаюсь вспомнить, зачем я это делаю, – ответил я, ничуть не кривя душой.
Мне следовало бы сейчас забираться по стене в дом какой-нибудь богатой женщины, чтобы стащить ее золото и гоблинское серебро или наполнить кошель бусами из кешийской слоновой кости. Но тогда пришлось бы выложить все это Гильдии, а иначе у меня на щеке появилась бы татуировка кулака вместо раскрытой ладони. Или, упасите боги, розы. Нет, я бы скорее выбрал петлю на шее, чем розу на щеке.
Я посмотрел вниз. Гальва махнула рукой с истинно спантийским нетерпением и властностью. Это так разозлило меня, что я полез вверх с удвоенной яростью, а значит, и быстротой, чего спантийка, очевидно, и добивалась.
Я уже почти добрался до вершины, когда в дело вмешался плющ.
– Ох, сучий, сучий плющ! – закричал я, когда проклятые стебли накинулись на меня.
Один из них врезал мне не хуже, чем увесистым кулаком. Я полетел вниз, но он змеей обвился вокруг лодыжки – будто бы решил меня спасти, как поначалу показалось. Но на самом деле лишь подтолкнул, мешая ухватиться за стену, чтобы смягчить приземление, как было в прошлый раз. Я свалился с такой высоты, что пришлось потратить одно из двух оставшихся у меня заклинаний против неудачного падения.
– Kanst-ma na’haap! – прокричал я, но даже магия слабо помогла.
Я шлепнулся, как лягушка, ушиб себе копчик, перекувырнулся через голову и кучей старого тряпья упал на живот.
Гальва протяжно произнесла спантийское слово, означавшее «привет», таким тоном, каким молодой гальт мог бы заговорить с красивой девушкой:
– Saaaaa-la!
Я поднял голову и в самом деле увидел симпатичную девушку, стоявшую на пороге двери и смотревшую сверху на нас. Лунной белизны лицо, каштановые волосы, но особенно бросилась в глаза длинная бледная рука на фоне дверного косяка из темного дуба. Забавно, что твое внимание не всегда привлекают глаза или женские прелести. Порой это просто изящный изгиб руки.
– Она говорит, что теперь ты можешь подняться.
Раскатившийся во влажном воздухе голос девушки сразил меня чистым и милым сердцу гальтским акцентом. Как гальтка попала на далекий северо-запад? Меня тут же охватила тоска по родине.
– Ты тоже ведьма? – крикнул я ей.
Она улыбнулась и подмигнула, а затем исчезла в темноте, оставив дверь открытой. В то же мгновение проклятый плющ сам собой сложился в такую удобную лестницу, что лучше и не пожелаешь. Я встал на ноги и отряхнул копчик от грязи.
Спантийка с ухмылкой поглядела на меня и приглашающе указала на лестницу из плюща. Меня так и подмывало сказать ей, в какой южный порт она может засунуть свою любезность. Пусть сама первой и поднимается. Но вместо этого я лишь улыбнулся как последний засранец и полез вверх. Хотя, ясное дело, остановился на седьмой или восьмой ступеньке, чтобы проверить, следует ли она за мной. Единственная причина, по которой я уступил ей, – это удовольствие упасть прямо на нее, если придет нужда. Мастера в Низшей школе учат использовать любую возможность не расшибиться при падении. Порой я скучаю по этим негодяям.
А иногда вспоминаю их уроки.
13
Мертвоножка
Дверь все еще была открыта, когда я до нее добрался, но девушка куда-то пропала. Сама дверь тоже была еще та. Дуб, притом старый. Медные петли вместо железных и медная оковка в форме кривых деревьев, голубовато-зеленая от патины. Я толчком открыл дверь. Шагнул через порог и увидел что-то вроде длинного ряда уходящих вниз уступов, а далеко внизу мерцал тусклый теплый огонек то ли лампы, то ли свечи. Волосы у меня на затылке встали дыбом.
– Ну и что там? – спросила Гальва сзади и снизу от меня.
– Похоже на ловушку. Здесь все звенит от магии.
– В ведьминой башне? Кто бы мог подумать?
– То есть ты все-таки знаешь, что такое сарказм?
– Я подумала, а почему бы не попробовать.
У дальней стены башни от самой крыши змеилась перевернутая лестница, спуститься по которой можно было только вверх ногами. Так вот что это были за уступы: основания опрокинутых вверх дном ступенек лестницы, змеящейся вниз. Я взглянул на крышу башни, неожиданно оказавшуюся ее подножием.
– Прыгай! – крикнула гальтская девушка полным веселья голосом.
Я снова посмотрел вверх-вниз, но измерить высоту никак не получалось.
Подумал, а не бросить ли медную монетку, чтобы определить расстояние по ее звону, но не смог заставить себя расстаться с ней.
– Прыгай, милый. Если бы она хотела убить тебя, то не стала бы калечить твои прекрасные ноги.
Не уверен, что мне понравилось, как это звучит, но все-таки я прыгнул, рассчитывая, если понадобится, истратить последнее смягчающее заклинание. Однако не успел даже открыть рот, как уже стоял на своих двоих. На самом верху. При этом я больно ушиб голову. Вообще-то, я легко переношу падения, но только когда падаю вниз.
– Hoa! – крикнула Гальва.
Я обернулся туда, где она, казалось, повисла возле двери, глядя на меня широко раскрытыми глазами. Потом посмотрел на протянувшуюся к крыше (или к полу?) лестницу со свечами в нишах вдоль стены.
– Следи за первой ступенькой, – посоветовал я и хотел бы протянуть руку, но передумал и отошел назад.
Перевернутая вверх тормашками Гальва шагнула на уступ, прыгнула и, заранее зная, что ее ожидает, сделала сальто, приземлившись рядом со мной. Трудно было не понять, что она еле сдерживает усмешку.
– Тебе понравилось? – спросил я.
Она чуть заметно кивнула, но да, ей понравилось. Спантийка подошла к лестнице и зашагала вверх (вниз). Я двинулся следом. Стало немного холодней, и на первой лестничной площадке я обнаружил нишу, наполненную светом. Но вместо ожидаемой свечи увидел поставленный на попа кирпич с горящим на нем пятнышком, которое оказалось осой. Угольно-черной, но точно осой, к тому же довольно крупной. Пламя не сжигало ее, она лишь слегка шипела. Огонек отражался от новенькой, хорошо отполированной медной пластины. Заинтригованный, я решил присмотреться внимательней, но тут оса повернулась ко мне, как всегда делают осы, раздумывая, ужалить врага или нет, и у меня прямо душа в пятки ушла. Я прошел мимо и принялся догонять Гальву, прыгая через ступеньку.
Поднявшись, мы оказались в комнате с земляным потолком, не уступающей размерами главному залу в имении второсортного барона. Огромный серый волк, лежавший возле очага, утробно зарычал и оскалил клыки. Мы остановились. Ладонь Гальвы легла на рукоять меча. Волк затих и поглядел в дальний конец зала, где восседала на чем-то вроде трона женщина лет пятидесяти, с жидкими седыми волосами и круглым раскормленным лицом. Она успокаивающе повела рукой, и волк положил голову на лапы, облизывая пасть.
За троном горели два перевернутых факела, дым опускался вниз, растекаясь по кирпичному полу. Подсвечники были из такой же позеленевшей меди, как и оковка двери. Оглядевшись, я отметил, что в зале очень мало черного или серебристого металла. Даже шляпки мебельных гвоздей были медными.
Мертвоножка вполне сошла бы за какую-нибудь дряхлую королеву, если бы не юбка, задранная самым некоролевским образом, выставляя напоказ голые босые ноги двадцатилетней женщины, за право танцевать с которой поклонники готовы были бы проткнуть друг друга насквозь. Когда мы подошли ближе, она заложила ногу за ногу, покачивая стопой так, словно отбивала ритм наших шагов.
– Кто предстал перед Гвендрой На Гэлбрет, герцогиней Бесснежного леса, хозяйкой Вывернутой башни, маршалом Рыцарей Зеленого леса и смотрителем Виселицы? – спросила все с тем же милым акцентом девушка, которую я видел у двери.
Ее пурпурно-черный язык так и плясал за губами. Она стояла слева от ведьмы, опираясь на посох из неошкуренной березы. Значит, Мертвоножка тоже гальтка? Похоже, мой народ просочился далеко на восток, и не в малом количестве, раз уж, кроме старого Голода, встреченного в тюрьме Гильдии, мне попались еще и эти две заклинательницы. Мы, черноязыкие, умеем возноситься из низов.
– Гальва Спантийская, птичья воительница, обрученная с Далгатой, слуга инфанты Мирейи.
При имени инфанты лицо старой ведьмы смягчилось. Она поменяла позу, устраиваясь поудобней, и теперь покачивала другой ногой.
– Добро пожаловать!
Ее голос не был особенно высоким, но сильным и спокойным, как у тех пожилых людей, что оставляют попытки угодить любовникам и начинают просто заниматься своими делами. Но при этом он эхом прогудел в моей грудной клетке, словно показывая, что я перед ней – пустое место.
– Не хочешь присесть? – спросила она.
– Нет, – ответила Гальва.
– Все равно садись, ты вдоволь находилась.
Вдруг два силуэта отделились от земляной стены и побрели к нам, а потом за наши спины, а там свернулись клубком и затряслись, пока не превратились в два простых деревянных стула. Земля осыпалась с них и смешалась с той, что покрывала потолок. Нежелание сидеть на таких стульях оказалось все же на дюйм короче стремления не раздражать их создательницу, поэтому я сел, да и Гальва тоже. Откуда ни возьмись появилась пустая кожаная перчатка и подплыла к нам, держа в пальцах две керамические чаши. За ней поспешила другая – с кувшином. Ту чашу, которую взяла спантийка, наполнили темным вином, а мою – янтарным пивом.
– Как бы мне раздобыть такую же? – спросил я, кивнув на магическую перчатку.
Гальва прострелила меня взглядом, но ведьме, кажется, пришелся по душе мой порыв. Она улыбнулась, обнажив темные зубы:
– Стань моим слугой на семь лет, и если я останусь довольна твоей расторопностью, то, может быть, и отпущу тебя с такой же перчаткой и кучей других подарков.
– А если останешься недовольной?
– Тогда я превращу тебя в земляную тварь и продержу в таком виде до тех пор, пока кому-нибудь из моих гостей не понадобится сиденье.
Сказать на это мне было нечего, так что я просто улыбнулся и попробовал пиво, очень даже неплохое. А потом задумался, шутила она насчет слуги или нет.
Тут-то я и увидел ее ожерелье.
Медь и зеленый янтарь, но, если я не ошибся в своих предположениях, в центре его была вырезанная и отполированная до блеска коленная чашечка.
– Я знаю, зачем ты пришла, – сказала ведьма Гальве.
– Да.
– Мы можем поговорить о деле при нем? – Она кивнула на меня.
– Думаю, пока нет.
Я постарался не показать, что задет, но из этого явно ничего не вышло.
– Тогда продолжим вежливую беседу, пока я не решу отослать его. Откуда ты родом, мальчик?
Ее ноги сами собой поменялись местами, и пальцы снова закачались. Это показалось мне странным – слишком уж похоже на прошлый раз.
– Из Плата-Глурриса, – ответил я.
– Я слышала про это место. Между Сверкающей рекой и Косматым морем. Рядом с островом Воронов. У меня была возможность попасть туда, но не сложилось. А эта река действительно сверкает?
– На солнце, как любая река. Но людям ведь нужно чувствовать, что их родина какая-то особенная.
– Да, это правда.
– А ты откуда? – спросил я.
Заслышав шум, мы обернулись. Тот самый тыквоголовый приятель с тележкой, что загнал себя до полусмерти, поднял ее на последнюю ступень и поплелся через зал. Волк смирно лежал у очага, безразлично наблюдая, как тыквоголовый сваливает сломанные, изогнутые в шейке инструменты на пол. Они не звякали, а издавали такой же звук, как упавшее человеческое тело. Потому что это и были человеческие тела. Инструменты исчезли, и я вдруг понял, что их никогда и не было. На кирпичный пол выпал парень с рыжими волосами на руках и ногах. Голова его, к счастью, была прикрыта капюшоном, а на шее все еще висела петля. Плод знаменитой Маэтской виселицы. Ведьмин слуга достал из заплечного мешка небольшую бронзовую пилу, стащил с трупа штаны и, стараясь не морщиться от отвращения, приложил пилу к тому месту, где нога соединялась с бедром.
Мне следовало бы сейчас забираться по стене в дом какой-нибудь богатой женщины, чтобы стащить ее золото и гоблинское серебро или наполнить кошель бусами из кешийской слоновой кости. Но тогда пришлось бы выложить все это Гильдии, а иначе у меня на щеке появилась бы татуировка кулака вместо раскрытой ладони. Или, упасите боги, розы. Нет, я бы скорее выбрал петлю на шее, чем розу на щеке.
Я посмотрел вниз. Гальва махнула рукой с истинно спантийским нетерпением и властностью. Это так разозлило меня, что я полез вверх с удвоенной яростью, а значит, и быстротой, чего спантийка, очевидно, и добивалась.
Я уже почти добрался до вершины, когда в дело вмешался плющ.
– Ох, сучий, сучий плющ! – закричал я, когда проклятые стебли накинулись на меня.
Один из них врезал мне не хуже, чем увесистым кулаком. Я полетел вниз, но он змеей обвился вокруг лодыжки – будто бы решил меня спасти, как поначалу показалось. Но на самом деле лишь подтолкнул, мешая ухватиться за стену, чтобы смягчить приземление, как было в прошлый раз. Я свалился с такой высоты, что пришлось потратить одно из двух оставшихся у меня заклинаний против неудачного падения.
– Kanst-ma na’haap! – прокричал я, но даже магия слабо помогла.
Я шлепнулся, как лягушка, ушиб себе копчик, перекувырнулся через голову и кучей старого тряпья упал на живот.
Гальва протяжно произнесла спантийское слово, означавшее «привет», таким тоном, каким молодой гальт мог бы заговорить с красивой девушкой:
– Saaaaa-la!
Я поднял голову и в самом деле увидел симпатичную девушку, стоявшую на пороге двери и смотревшую сверху на нас. Лунной белизны лицо, каштановые волосы, но особенно бросилась в глаза длинная бледная рука на фоне дверного косяка из темного дуба. Забавно, что твое внимание не всегда привлекают глаза или женские прелести. Порой это просто изящный изгиб руки.
– Она говорит, что теперь ты можешь подняться.
Раскатившийся во влажном воздухе голос девушки сразил меня чистым и милым сердцу гальтским акцентом. Как гальтка попала на далекий северо-запад? Меня тут же охватила тоска по родине.
– Ты тоже ведьма? – крикнул я ей.
Она улыбнулась и подмигнула, а затем исчезла в темноте, оставив дверь открытой. В то же мгновение проклятый плющ сам собой сложился в такую удобную лестницу, что лучше и не пожелаешь. Я встал на ноги и отряхнул копчик от грязи.
Спантийка с ухмылкой поглядела на меня и приглашающе указала на лестницу из плюща. Меня так и подмывало сказать ей, в какой южный порт она может засунуть свою любезность. Пусть сама первой и поднимается. Но вместо этого я лишь улыбнулся как последний засранец и полез вверх. Хотя, ясное дело, остановился на седьмой или восьмой ступеньке, чтобы проверить, следует ли она за мной. Единственная причина, по которой я уступил ей, – это удовольствие упасть прямо на нее, если придет нужда. Мастера в Низшей школе учат использовать любую возможность не расшибиться при падении. Порой я скучаю по этим негодяям.
А иногда вспоминаю их уроки.
13
Мертвоножка
Дверь все еще была открыта, когда я до нее добрался, но девушка куда-то пропала. Сама дверь тоже была еще та. Дуб, притом старый. Медные петли вместо железных и медная оковка в форме кривых деревьев, голубовато-зеленая от патины. Я толчком открыл дверь. Шагнул через порог и увидел что-то вроде длинного ряда уходящих вниз уступов, а далеко внизу мерцал тусклый теплый огонек то ли лампы, то ли свечи. Волосы у меня на затылке встали дыбом.
– Ну и что там? – спросила Гальва сзади и снизу от меня.
– Похоже на ловушку. Здесь все звенит от магии.
– В ведьминой башне? Кто бы мог подумать?
– То есть ты все-таки знаешь, что такое сарказм?
– Я подумала, а почему бы не попробовать.
У дальней стены башни от самой крыши змеилась перевернутая лестница, спуститься по которой можно было только вверх ногами. Так вот что это были за уступы: основания опрокинутых вверх дном ступенек лестницы, змеящейся вниз. Я взглянул на крышу башни, неожиданно оказавшуюся ее подножием.
– Прыгай! – крикнула гальтская девушка полным веселья голосом.
Я снова посмотрел вверх-вниз, но измерить высоту никак не получалось.
Подумал, а не бросить ли медную монетку, чтобы определить расстояние по ее звону, но не смог заставить себя расстаться с ней.
– Прыгай, милый. Если бы она хотела убить тебя, то не стала бы калечить твои прекрасные ноги.
Не уверен, что мне понравилось, как это звучит, но все-таки я прыгнул, рассчитывая, если понадобится, истратить последнее смягчающее заклинание. Однако не успел даже открыть рот, как уже стоял на своих двоих. На самом верху. При этом я больно ушиб голову. Вообще-то, я легко переношу падения, но только когда падаю вниз.
– Hoa! – крикнула Гальва.
Я обернулся туда, где она, казалось, повисла возле двери, глядя на меня широко раскрытыми глазами. Потом посмотрел на протянувшуюся к крыше (или к полу?) лестницу со свечами в нишах вдоль стены.
– Следи за первой ступенькой, – посоветовал я и хотел бы протянуть руку, но передумал и отошел назад.
Перевернутая вверх тормашками Гальва шагнула на уступ, прыгнула и, заранее зная, что ее ожидает, сделала сальто, приземлившись рядом со мной. Трудно было не понять, что она еле сдерживает усмешку.
– Тебе понравилось? – спросил я.
Она чуть заметно кивнула, но да, ей понравилось. Спантийка подошла к лестнице и зашагала вверх (вниз). Я двинулся следом. Стало немного холодней, и на первой лестничной площадке я обнаружил нишу, наполненную светом. Но вместо ожидаемой свечи увидел поставленный на попа кирпич с горящим на нем пятнышком, которое оказалось осой. Угольно-черной, но точно осой, к тому же довольно крупной. Пламя не сжигало ее, она лишь слегка шипела. Огонек отражался от новенькой, хорошо отполированной медной пластины. Заинтригованный, я решил присмотреться внимательней, но тут оса повернулась ко мне, как всегда делают осы, раздумывая, ужалить врага или нет, и у меня прямо душа в пятки ушла. Я прошел мимо и принялся догонять Гальву, прыгая через ступеньку.
Поднявшись, мы оказались в комнате с земляным потолком, не уступающей размерами главному залу в имении второсортного барона. Огромный серый волк, лежавший возле очага, утробно зарычал и оскалил клыки. Мы остановились. Ладонь Гальвы легла на рукоять меча. Волк затих и поглядел в дальний конец зала, где восседала на чем-то вроде трона женщина лет пятидесяти, с жидкими седыми волосами и круглым раскормленным лицом. Она успокаивающе повела рукой, и волк положил голову на лапы, облизывая пасть.
За троном горели два перевернутых факела, дым опускался вниз, растекаясь по кирпичному полу. Подсвечники были из такой же позеленевшей меди, как и оковка двери. Оглядевшись, я отметил, что в зале очень мало черного или серебристого металла. Даже шляпки мебельных гвоздей были медными.
Мертвоножка вполне сошла бы за какую-нибудь дряхлую королеву, если бы не юбка, задранная самым некоролевским образом, выставляя напоказ голые босые ноги двадцатилетней женщины, за право танцевать с которой поклонники готовы были бы проткнуть друг друга насквозь. Когда мы подошли ближе, она заложила ногу за ногу, покачивая стопой так, словно отбивала ритм наших шагов.
– Кто предстал перед Гвендрой На Гэлбрет, герцогиней Бесснежного леса, хозяйкой Вывернутой башни, маршалом Рыцарей Зеленого леса и смотрителем Виселицы? – спросила все с тем же милым акцентом девушка, которую я видел у двери.
Ее пурпурно-черный язык так и плясал за губами. Она стояла слева от ведьмы, опираясь на посох из неошкуренной березы. Значит, Мертвоножка тоже гальтка? Похоже, мой народ просочился далеко на восток, и не в малом количестве, раз уж, кроме старого Голода, встреченного в тюрьме Гильдии, мне попались еще и эти две заклинательницы. Мы, черноязыкие, умеем возноситься из низов.
– Гальва Спантийская, птичья воительница, обрученная с Далгатой, слуга инфанты Мирейи.
При имени инфанты лицо старой ведьмы смягчилось. Она поменяла позу, устраиваясь поудобней, и теперь покачивала другой ногой.
– Добро пожаловать!
Ее голос не был особенно высоким, но сильным и спокойным, как у тех пожилых людей, что оставляют попытки угодить любовникам и начинают просто заниматься своими делами. Но при этом он эхом прогудел в моей грудной клетке, словно показывая, что я перед ней – пустое место.
– Не хочешь присесть? – спросила она.
– Нет, – ответила Гальва.
– Все равно садись, ты вдоволь находилась.
Вдруг два силуэта отделились от земляной стены и побрели к нам, а потом за наши спины, а там свернулись клубком и затряслись, пока не превратились в два простых деревянных стула. Земля осыпалась с них и смешалась с той, что покрывала потолок. Нежелание сидеть на таких стульях оказалось все же на дюйм короче стремления не раздражать их создательницу, поэтому я сел, да и Гальва тоже. Откуда ни возьмись появилась пустая кожаная перчатка и подплыла к нам, держа в пальцах две керамические чаши. За ней поспешила другая – с кувшином. Ту чашу, которую взяла спантийка, наполнили темным вином, а мою – янтарным пивом.
– Как бы мне раздобыть такую же? – спросил я, кивнув на магическую перчатку.
Гальва прострелила меня взглядом, но ведьме, кажется, пришелся по душе мой порыв. Она улыбнулась, обнажив темные зубы:
– Стань моим слугой на семь лет, и если я останусь довольна твоей расторопностью, то, может быть, и отпущу тебя с такой же перчаткой и кучей других подарков.
– А если останешься недовольной?
– Тогда я превращу тебя в земляную тварь и продержу в таком виде до тех пор, пока кому-нибудь из моих гостей не понадобится сиденье.
Сказать на это мне было нечего, так что я просто улыбнулся и попробовал пиво, очень даже неплохое. А потом задумался, шутила она насчет слуги или нет.
Тут-то я и увидел ее ожерелье.
Медь и зеленый янтарь, но, если я не ошибся в своих предположениях, в центре его была вырезанная и отполированная до блеска коленная чашечка.
– Я знаю, зачем ты пришла, – сказала ведьма Гальве.
– Да.
– Мы можем поговорить о деле при нем? – Она кивнула на меня.
– Думаю, пока нет.
Я постарался не показать, что задет, но из этого явно ничего не вышло.
– Тогда продолжим вежливую беседу, пока я не решу отослать его. Откуда ты родом, мальчик?
Ее ноги сами собой поменялись местами, и пальцы снова закачались. Это показалось мне странным – слишком уж похоже на прошлый раз.
– Из Плата-Глурриса, – ответил я.
– Я слышала про это место. Между Сверкающей рекой и Косматым морем. Рядом с островом Воронов. У меня была возможность попасть туда, но не сложилось. А эта река действительно сверкает?
– На солнце, как любая река. Но людям ведь нужно чувствовать, что их родина какая-то особенная.
– Да, это правда.
– А ты откуда? – спросил я.
Заслышав шум, мы обернулись. Тот самый тыквоголовый приятель с тележкой, что загнал себя до полусмерти, поднял ее на последнюю ступень и поплелся через зал. Волк смирно лежал у очага, безразлично наблюдая, как тыквоголовый сваливает сломанные, изогнутые в шейке инструменты на пол. Они не звякали, а издавали такой же звук, как упавшее человеческое тело. Потому что это и были человеческие тела. Инструменты исчезли, и я вдруг понял, что их никогда и не было. На кирпичный пол выпал парень с рыжими волосами на руках и ногах. Голова его, к счастью, была прикрыта капюшоном, а на шее все еще висела петля. Плод знаменитой Маэтской виселицы. Ведьмин слуга достал из заплечного мешка небольшую бронзовую пилу, стащил с трупа штаны и, стараясь не морщиться от отвращения, приложил пилу к тому месту, где нога соединялась с бедром.