Вопрос и ответ

– Теперь придется и с ними тоже драться, – это он уже простонал.

Но я уже соскочил с Ангаррад – в животе пуще прежнего смеялось и порхало. Свободны, они свободны.

(за этим она к ним ушла? штобы сделать это?)

Какое же…

Какое же все-таки облегчение.

Я почти подбежал к воротам – сжимая в руках ружье по привычке, но совершенно уверенный, што оно мне больше не понадобится…

(Виола, Виола, я знал, што могу рассчитывать на…)

Влетел в проем – и остановился.

Потому што все вообще остановилось.

Желудок перестал порхать и ухнул в самые пятки.

– Ну што, все разбежались? – Это меня догнал Дэйви.

Догнал и увидел то, што видел я.

– Какого… – начал он и умолк.

Спаклы не разбежались.

Они были здесь. Все здесь. До единого.

Все тысяча сто пятьдесят.

Мертвые.



– Я чего-то не догоняю, – поделился Дэйви, оглядываясь по сторонам.

– Заткнись, – едва слышно прошептал я.

Направляющие стенки все посносило – перед нами снова лежало поле. Поле с кучами тел, накиданных как попало друг на друга, рассыпанных по траве, будто их кто-то просто выбросил – мужчин, женщин, детей, младенцев… словно они были мусор.

Где-то што-то горело, над полем вился белый дымок, кружил над кучами тел, тыкал туманными пальцами, искал, но не находил… ни единой живой души – не находил.

И тишина.

Никто не щелкал, не шаркал по земле… не дышал.

– Я должен сообщить па, – пробормотал Дэйви. – Я должен сообщить па.

Он выбежал из ворот, запрыгнул на Желудя и поскакал обратно в город.

Я остался.

Ноги соглашались нести меня только вперед – туда, к ним. Ружье тащилось по земле сзади.

Тел было – выше моей головы. Мне пришлось задрать голову, штобы увидеть эти запрокинутые лица, открытые глаза, мух, уже копошившихся в пулевых ранах в черепе. Выходит, их всех перестреляли… большинство – в середину высокого лба… но некоторых, кажется, рубили – вон горло вскрыто или грудь… а вон еще оторванные конечности и головы, вывернутые в невозможную сторону, и…

Ружье упало в траву, а я и не заметил.

Я брел не мигая, раскрыв рот, не веря своим глазам, неспособный осознать масштабов резни…

Потомуш мне пришлось перешагивать – через тела с раскинутыми руками… а руки – с браслетами, которые я же сам на них заклепал… и с искривленными ртами – в которые я совал еду… и с переломанными спинами, которые я…

Которые я…

Господи.

Господи, нет – я же их ненавидел.

Пытался што-то с собой поделать, но не мог…

(а я говорю, мог)


Сколько раз я их ругал, проклинал всеми словами…

Сколько раз называл про себя овцами…

(нож в руке, нож бьет вниз)

Но такого я не хотел.

Никогда, никогда я такого не…

Я обхожу самую огромную кучу тел, наваленную у восточной стены…

И там я вижу…

И падаю на колени в мерзлую траву, потому што ноги меня больше не держат.



На стене, высоченную, в человеческий рост…

О.

О Ответа.

Синяя буква на камне.



Я медленно клонился вперед, пока не ткнулся лбом в землю и холод не потек мне в череп.

(нет)

(нет, это не могла быть она)

(просто не могла)

Дыхание паром клубится кругом, топит лед, образует оттаявшее озерцо грязи на земле. Я не шевелюсь.

(што они с тобой сделали?)

(как они смогли тебя изменить?)

(Виола?)

(Виола?)

Чернота начала заливать мир, накрывая меня, как одеялом, будто вода смыкается над лицом, нет, Виола нет, это не могла быть ты, не могла быть ты (или могла?) нет нет нет не могла нет…

Нет…

Нет…

Я распрямился…

Я сел…

И дал себе по морде…

Хорошенько так врезал.

И еще раз.

И еще.

Ничего не чувствуя.

Ни как треснула и рассеклась губа.

Ни как опух глаз.

Нет…

Боже, нет…

Ну, пожалуйста…