Вопрос и ответ

– Вот именно, – кивнул он.

– А второй подарок? – Я все еще надеялся, што это может оказаться она.

– Мой второй подарок, Тодд, сейчас, когда ты окружен со всех сторон этим вожделенным лекарством, – он широким жестом обвел ящики, – это не дать тебе его.

Я поджал губы.

– Эээ?

Но он уже шагал в мою сторону, словно покончив со всеми разговорами.

И вот в ту секунду, как он проходил мимо…

Я есмь Круг и Круг есть я.

Прозвенело у меня в голове – один раз, одна-единственная фраза – но прямо из центра меня, из центра того, кто я вообще такой.

Я аж подскочил.

– Почему я это слышу, если вы сами принимаете лекарство? – вскинулся я.

Но он лишь улыбнулся лукаво и исчез на лестнице, оставив меня в одиночестве.

Ну, с прошедшим днем рождения, чего.



Я – Тодд Хьюитт, думал я, лежа в постели и таращась в темноту. Я – Тодд Хьюитт, и четыре дня назад я стал мужчиной.

Никакой разницы вообще-то.

Все это ожидание, с ума сойти, какая важная дата, а я, поди ж ты, все тот же – тот же старый, глупый, етьский Тодд Хьюитт, бессильный хоть што-нибудь сделать, бессильный даже себя самого спасти, а не то што ее.

Тодд етьский Хьюитт, да.

И вот пока я лежал в темноте, а мэр Леджер храпел у себя на матрасе, я услышал тихонький хлопок где-то там, далеко, снаружи – видать, какой-то дурень солдат выпалил из своего ружьища бог весть по чему (или кому) – и именно в этот момент подумал.

Подумал, што как-то справиться – недостаточно.

Остаться в живых – недостаточно, если ты едва живешь.

Они будут играть со мной ровно столько, сколько я им позволю.

А она тем временем – где-то там.

Она сегодня могла быть где-то там.

И я ее найду…

Первый же шанс, который мне выпадет, – я им воспользуюсь, и я ее найду…

А вот когда найду…

И тут я заметил, што мэр Леджер больше не храпит.

– Вам есть чего сказать? – спросил я у тьмы.

Но он снова захрапел, и Шум его был серый и спутанный, и я подумал, уж не привиделось ли мне.





10

В божьем доме





[Виола]



– Не могу передать, как мне жаль.

Он предложил мне чашку с корнеплодным кофе. Я не шелохнулась.

– Виола, пожалуйста. – Он настойчиво протянул ее мне.

О’кей, взяла. Хотя руки все еще тряслись.

Так и тряслись, с самого прошлого вечера.

С тех пор, как я увидела, как она падает.

На колени сначала, потом на бок, на гравий, с открытыми глазами.

Открытыми, но уже ничего не видящими.

Я смотрела, как она это делает. Падает.

– Сержант Моллот будет наказан. – Мэр сел напротив. – Он действовал самовольно. Я никогда не приказывал ему ничего подобного.

– Он ее убил, – произнесла я, но вышло почти беззвучно.

Сержант Моллот отволок меня в дом исцеления. Он колотил в дверь прикладом ружья, перебудил всех, выгнал из дома – принести тело Мэдди.

Я потеряла дар речи. Даже плакать толком не могла.

Они все на меня не смотрели – и мистрис, и другие ученицы. Даже мистрис Койл решительно не встречалась со мной глазами.

Чем ты занималась, а? Куда ты ее потащила?

А сегодня утром мэр Прентисс вызвал меня сюда, к себе в собор, то есть домой, то есть в дом божий. К богу в дом.

И вот тут они совсем перестали на меня смотреть.

– Прости, Виола, – сказал он. – Некоторые мужчины из Прентисстауна – из старого Прентисстауна, конечно – до сих пор таят злобу на женщин за то, што случилось много лет назад.

Он перехватил мой полный ужаса взгляд.

– Та история, которую ты считаешь правдой, – он покачал головой, – на самом деле не имеет к правде ни малейшего отношения.

Я все еще таращилась на него дикими глазами. Он вздохнул.

– Война со спаклами имела место и в Прентисстауне, Виола, и, поверь, она была ужасна. Мужчины и женщины сражались бок о бок, чтобы спасти себе жизнь. – Он соединил кончики длинных пальцев в треугольник; голос спокойный, мягкий. – Но в нашем маленьком форпосте возник раздор – даже несмотря на то что мы одержали победу. Раздор между мужчинами и женщинами.

– Да уж.

– Они организовали собственную армию, Виола. Они откололись от нас, потому что не доверяли мужчинам, чьи мысли могли читать. Мы пытались договориться с ними, но на самом деле они хотели только войны. И, боюсь, они ее получили.

Он выпрямился в кресле и печально посмотрел на меня.

– Армия женщин – это все равно армия, и у них были ружья. А армия может тебя победить.

– Вы убили их всех до единой. – Я слышала собственное тяжелое дыхание.

– Это неправда, – покачал головой он. – Многие погибли на поле битвы. Увидев, что их война проиграна, женщины распустили слух, что их мужчины – убийцы. А потом они… они покончили с собой, чтобы оставшиеся мужчины так и так оказались обречены.

Мне вспомнился Бен. Он рассказывал совершенно другую историю.

– Я вам не верю. Все было не так.

– Я там был, Виола. Я помню все куда отчетливее, чем хотел бы. – Он поймал мой взгляд. – И я как никто хочу, чтобы история больше не повторялась. Ты меня понимаешь?

О, думаю, я его поняла – у меня желудок ухнул куда-то вниз против воли, а из глаз потекли слезы, потому что я видела, как они тащат тело Мэдди назад, в дом исцеления, и как мистрис Койл велит мне помогать ей готовить его, тело, к погребению – чтобы я видела, своими глазами видела и как можно ближе, чего стоила моя попытка найти башню.

– Мистрис Койл, – я попыталась взять себя в руки, – хотела узнать, можем ли мы похоронить ее сегодня ближе к вечеру.

– Я уже послал сказать ей, что можете, – кивнул он. – Все необходимое для этого сейчас везут к вам, пока мы с тобой разговариваем.

Я поставила кофе на столик у кресла. Мы сидели в огромной комнате – самое большое внутреннее помещение, какое я в жизни видела (за исключением пусковых ангаров нашего корабля, конечно). Слишком большое для пары мягких кресел и деревянного стола. Единственный источник света – круглое окно из цветного стекла с изображением этого мира и двух его лун.

Свет падал на нас. Все остальное тонуло в тени.

– Как ты ее находишь? – спросил мэр. – Мистрис Койл?

У меня на плечах лежал такой груз – Мэдди умерла, Тодд до сих пор где-то там, неизвестно где, – что я даже не сразу вспомнила, что я тут не одна.