Вопрос и ответ

– Кто тебе сказал, что у меня была власть?

– Коринн сказала…

– Ах, Коринн… – Она снова опустила глаза в планшет. – Она изо всех сил старается любить меня, несмотря на факты.

Я открыла еще пакет с расходными материалами.

– Но если вы и правда возглавляли совет, или что это там было, – нажала я, – вы точно имели возможность хоть что-нибудь сделать для спаклов.

– Иногда, девочка, – она недовольно посмотрела на меня, – тебе удается вести людей туда, куда им совсем не хочется идти, но только иногда. Большую часть времени это не так. Спаклов не вышло бы освободить. Только не после того, как их победили в этой глупой и злой войне. И не когда нам нужно было столько рабочих рук, чтобы восстанавливать разрушенное. Но к ним можно было хотя бы лучше относиться. Нормально кормить, задавать гуманное время работы, давать жить вместе с семьями. И все эти победы, Виола, одержала для них я.

Теперь она писала с куда большим нажимом. Я понаблюдала за ней несколько секунд, потом решилась.

– Коринн сказала, вас выгнали из совета за то, что вы спасли чью-то жизнь.

Она не ответила – только положила планшет и посмотрела на верхнюю полку. Встала, сняла с нее ученический чепец и сложенный белый халат. Дальше это все полетело в меня.

Я поймала.

– Это для кого?

– Хочешь узнать, что такое лидер? Ну так давай наставим тебя на путь.

Я посмотрела ей в лицо.

Потом посмотрела на одежду.



С тех пор у меня и поесть-то времени особо не было.

В тот же день, как женщинам разрешили выходить, у нас появились восемнадцать новых пациентов. Пациенток. Все с разными жалобами: аппендицит, сердце, прерванная онкотерапия, сломанные кости. Все они оказались в ловушке, заперты в домах, без сыновей, без мужей. На следующий день пришли еще одиннадцать. Мистрис Лоусон убежала в детский дом исцеления, как только смогла. Мистрис Койл, Ваггонер и Надари носились из комнаты в комнату, выкрикивали распоряжения, спасали жизни. За это время вряд ли хоть кто-то вообще сомкнул глаза.

И нам с Мэдди тоже случая так и не представилось – того самого случая. Мы даже не заметили, что мэр так и не пришел меня повидать. Я бегала туда-сюда, путалась у всех под ногами, помогала где могла и загружала в голову новую науку.

Прирожденного целителя из меня, впрочем, не вышло.

– Не получится у меня ничего. Не понимаю, как это делается. – Это я опять не смогла измерить давление милейшей старушке по имени мистрис Фокс.

– Это делается вот так. – Коринн глянула вверх, на часы.

– Терпение, моя красавица. – Личико миссис Фокс все пошло морщинками от улыбки. – Ежели хочешь чему-то научиться, учись с толком.

– Тут вы правы, миссис Фокс. – Коринн сурово поглядела на меня. – Давай еще раз.

Я снова накачала манжету и принялась выслушивать через стетоскоп нужные ввуш, ввуш в жилах у миссис Фокс. И с секундомером еще сверять, ага.

– Шестьдесят на двадцать? – слабо предположила я.

– Что ж, давай проверим, – согласилась Коринн. – Вы сегодня утром умерли, миссис Фокс?

– Бог мой, вроде нет, – заинтересованно ответила она.

– Значит, скорее всего, не шестьдесят на двадцать.

– Я всего только третий день этим занимаюсь, – проворчала я.

– А я – все шесть лет, – отбрила Коринн. – И я была куда моложе тебя, когда начала, девочка моя. И на́ тебе, явилась не запылилась, даже давление померить не может, а поди ж ты, уже ученица, совсем как я. Забавная штука жизнь, а?

– У тебя все отлично получается, душенька, – это миссис Фокс мне.

– Ничего не отлично, миссис Фокс, – возразила Коринн. – Простите, что приходится противоречить, но некоторые здесь считают целительство священным долгом.

– Я считаю его священным долгом, – машинально брякнула я, но это оказалось ошибкой.

– Целительство – это не просто работа, моя девочка, – назидательно сказала Коринн, причем «моя девочка» у нее прозвучало ну очень оскорбительно. – В жизни нет ничего важнее возможности ее сохранить. Мы – божьи руки в этом мире. Мы – противоположность твоего друга-тирана.

– Стоп, он мне не…

– Позволить другому – кому угодно! – страдать – это худший из грехов.

– Коринн…


– Ты ничего не понимаешь, – тихо и свирепо закончила она, – и кончай притворяться, будто это не так.

Миссис Фокс аж вся съежилась – не хуже моего.

Коринн посмотрела на нее, на меня, поправила чепец, разгладила лацканы на халате и потянула шею направо-налево. Закрыла глаза, испустила долгий-долгий вздох и сказала, не глядя на меня:

– Так. Давай попробуй еще раз.



– В чем разница между клиникой и домом исцеления? – спросила мистрис Койл, отмечая галочками коробки в описи.

– Главная разница заключается в том, что клиниками управляют доктора-мужчины, а домами исцеления – женщины-целительницы, – отбарабанила я, раскладывая ежедневные дозы таблеток по маленьким стаканчикам для каждой пациентки.

– А почему так?

– Чтобы пациент, будь он мужчиной или женщиной, мог выбирать, знать ему мысли доктора или нет.

Она вопросительно подняла бровь.

– А настоящая причина?

– Политика, – ответила я: как вы к нам, так и мы к вам.

– Верно. – Она закончила заполнять документ и протянула мне. – Будь добра, отнеси вот это вместе с лекарствами Мадлен.

Она вышла, а я продолжила наполнять раздаточный поднос. Выходя с ним в руках в коридор, я увидела в дальнем конце мистрис Койл – она как раз прошла мимо мистрис Надари.

И, клянусь, она сунула ей в руку записку. Даже не замедлив шага.



На улицу нам все еще можно было только на час зараз, в группах по четыре – но и этого было достаточно, чтобы увидеть, как оживает Новый Прентисстаун. Под конец моей первой ученической недели прошел слух, что каких-то женщин уже даже посылают работать на поля – разумеется, только в однополых группах.

Еще поговаривали, что всех спаклов держат вместе где-то на окраине города – типа, они там ожидают «обработки», что бы это ни значило.

Еще – что прежний мэр работает уборщиком.

А вот о мальчике мы не слышали ничего.

– Я пропустила его день рожденья, – сообщила я Мэдди, тренируясь делать повязки на резиновой ноге – настолько реалистичной, что все ее звали Руби. – Четыре дня назад. Совсем запуталась, сколько я проспала, и потом…

Тут у меня перехватило горло, и я только потуже затянула бинт…

Потому что вспомнила, как он накладывал повязку мне…

А я – ему.

– Уверена, с ним все в порядке, Ви, – сказала Мэдди.

– Не можешь ты быть уверена.

– Не могу, – согласилась она, выглядывая из окна на дорогу. – Но город вопреки всему не в состоянии войны. И вопреки всему мы все еще живы и работаем. Так что Тодд вполне может быть жив и здоров, что бы там ни было.

Я еще налегла на повязку.

– Тебе что-нибудь известно про синюю «О»?

– Про синее что? – Она округлила глаза.

Я пожала плечами.

– Видела что-то такое в блокноте у мистрис Койл.

– Понятия не имею, что бы это могло быть. – Она снова уставилась в окно.

– Ты чего там выглядываешь?

– Солдат считаю. Кстати, приличная повязка вышла. – Это она оценила нас с Руби.

С ее улыбкой это прозвучало почти как правда.



Я шла по главному коридору, помахивая Руби. Нужно еще было попрактиковаться ставить инъекции ей в бедро. Не завидую я первой пациентке, чья ляжка достанется мне вживую.