Вопрос и ответ
Часть 18 из 112 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– И он тебя действительно спас.
– Но зато он не может убивать, – продолжала я, – совсем. Даже чтобы сохранить себе жизнь. Вот из-за этого они так хотят его себе. Он не такой, как они. Однажды он убил спакла, и ты бы видела, как после этого страдал. И вот теперь он у них…
Мне пришлось остановиться, долго моргать и смотреть в пол.
– Мне надо выбраться отсюда! – Я скрипнула зубами. – Я не шпионка. Мне просто нужно его найти и добраться до той башни и предупредить их. Наверное, они смогут послать помощь. У них есть еще корабли-разведчики, которые могли бы быстро долететь сюда. И оружие…
Мэдди напряглась, как всегда, когда я начинала так говорить.
– Нас еще даже не выпускают наружу.
– Нельзя просто брать и принимать все, что люди тебе говорят, Мэдди. Особенно если они на плохой стороне.
– А еще нельзя пойти и подраться в одиночку с целой армией. – Она развернула меня обратно и улыбнулась. – Даже если ты – великая и отважная Виола Ид.
– Я это уже делала раньше, – возразила я. – С ним – делала.
– Ви… – Она понизила голос.
– Я потеряла родителей, – хрипло сказала я. – И я никак не смогу вернуть их назад. А теперь я потеряла и его. И шанс вернуть его есть, и даже если это всего лишь шанс…
– Мистрис Койл этого не допустит, – сказала Мэдди, но что-то в ее голосе заставило меня поднять глаза.
– Но? – продолжила фразу я.
Мэдди промолчала – просто довела меня до коридорного окна, выходившего на дорогу. Мимо под ярким солнцем шли солдаты – в одну сторону; телега, полная пыльно-пурпурного зерна, ехала в другую. Шум от города маршировал так уверенно, будто сам был армией.
Сначала он был не похож ни на какой другой слышанный раньше Шум – странный, жужжащий, скрежещущий звук, словно металл визжал о металл. Но вот он стал громче, будто тысяча человек орала одновременно. По сути так оно и было. Шум слишком громкий и беспорядочный, чтобы разобрать в нем отдельных людей.
И тем более – чтобы выловить одного-единственного мальчика.
– Возможно, все не так плохо, как мы тут себе думаем. – Мэдди говорила медленно, взвешивая слова, будто пробовала каждое на вкус. – Я хочу сказать, город-то выглядит вполне мирно. Громко, да, но мужчины, привозившие еду, говорят: магазины вот-вот снова откроются. Наверняка твой Тодд где-то там уже работает… делает какое-то дело, живой и здоровый, и ждет не дождется увидеть тебя.
Кто ее знает, почему она так говорила. То ли сама в это верила, то ли хотела заставить меня поверить. Я вытерла нос рукавом.
– Может, это и правда.
Она наградила меня долгим взглядом: как пить дать, что-то думала, но вслух не говорила, – а потом повернулась обратно к стеклу.
– Ты только послушай, как они рычат.
Кроме мистрис Койл тут было еще три целительницы. Мистрис Ваггонер – коротенькая, круглая, как пуховка, женщина в морщинках и с усами. Мистрис Надари, которая занималась онкологией, – я ее видела только раз: она закрывала за собой дверь. И мистрис Лоусон – вообще-то она лечила детей в другом доме, но оказалась в ловушке в нашем: она пришла посоветоваться с мистрис Койл, но тут город сдался, и она застряла и с тех пор страшно беспокоилась за детишек, которых бросила без присмотра.
Ну и еще ученицы, с десяток, не считая Мэдди и Коринн. Эти, кажется, были главные во всем доме, так как работали непосредственно с мистрис Койл, а может, и во всем Убежище. Остальных я видела редко, только когда они поспешали за одной из целительниц: стетоскопы подпрыгивают на груди, халаты хлопают – явно ищут, чего бы еще такого поделать?
Потому что делать было особо нечего. Дни шли, город постепенно привыкал к тому, что творилось за дверьми, – что бы там у них ни творилось. Большинство пациентов уже выздоравливало, а новые к нам больше не поступали. Всех пациентов мужского пола в первую же ночь отсюда вывезли, объяснила Мэдди, даже тех, кого нельзя было перемещать, а женщины, казалось, болеть перестали, хотя ни нашествие, ни сдача города, по идее, не должны были этому помешать.
Мистрис Койл все это изрядно беспокоило.
– Если она не может лечить, то кто она тогда вообще такая? – Коринн как-то слишком сильно затянула резиновый жгут вокруг моей руки. – Она раньше заправляла всеми домами исцеления, не одним только этим. Все ее знали, все уважали. Она даже какое-то время была председателем городского совета.
– Она управляла городом? – удивилась я.
– Много лет назад. Осела на одном месте, можно сказать. – Мэдди всадила мне в руку иголку – конечно, сильнее, чем требовалось. – Она всегда говорит, что когда ты большой начальник, люди, которые тебя раньше любили, с каждым днем ненавидят все больше. – Тут она со значением посмотрела мне в глаза. – И я тоже так думаю.
– Так что случилось-то? – спросила я. – Почему она больше не председатель?
– Сделала одну ошибку, – чопорно ответствовала Коринн. – И люди, которым она не нравилась, этим воспользовались.
– Какую ошибку?
Ее постоянно нахмуренный лоб сделался еще более хмурым.
– Спасла одну жизнь. – Она так сдернула резинку с руки, что на коже остался след.
Прошел еще день, потом еще и еще – ничего не изменилось. Нас так никуда и не выпускали. Еду приносили. Мэр не появлялся. Его люди проверяли, как я там, но обещанный разговор так и не состоялся. Он просто оставил меня в покое. Пока что.
Интересно, почему?
Ну, как бы там ни было, все только о нем и говорили.
– Знаете, что еще он сделал? – сказала за ужином мистрис Койл (за моим первым ужином, когда мне разрешили встать с постели и прийти в столовую). – У него уже не просто штаб-квартира в соборе – он там себе дом устроил.
Женщины вокруг неодобрительно зацокали языками. Мистрис Ваггонер даже тарелку оттолкнула.
– Не иначе как Богом себя возомнил, – припечатала она.
– Однако город он жечь не стал, – заметила я с другого конца стола.
Мэдди с Коринн разом подняли глаза от тарелок – очень большие глаза.
– Мы все думали, что сожжет. Но он не стал, – закончила я как ни в чем не бывало.
Мистрис Ваггонер и мистрис Лоусон со значением посмотрели на мистрис Койл.
– Ты еще очень молода, Виола, – сказала та. – И не стоит задирать тех, кто старше тебя.
– Я вовсе не это имела в виду, – удивленно поморгала я. – Только хотела сказать, что мы не этого от него ожидали. – Мистрис Койл отправила в рот еще одну ложку, не сводя с меня пристального взгляда. – Он поубивал всех женщин у себя в городе, потому что не слышал их. Потому что не мог знать их так, как знали мужчин до лекарства.
Две другие мистрис согласно кивнули. Я уже открыла рот, чтобы разглагольствовать дальше, но мистрис Койл меня опередила.
– Но правда также и то, девочка моя, – сказала она, – что все пережитое нами с самого дня приземления на эту планету, – и никем не жданный Шум, и хаос, что последовал за этим открытием, – остается неведомо твоим друзьям там, наверху. Все, что произошло с нами, теперь должно будет случиться и с ними.
Я не ответила, я просто смотрела на нее.
– И кто, по-твоему, должен отвечать за этот процесс? Он?
Она явно закончила беседу со мной и вернулась к тихому разговору с остальными мистрис. Коринн снова принялась за еду (с самодовольной ухмылкой на физиономии). Мэдди продолжала таращиться на меня большими глазами, но мне было решительно не до нее.
В воздухе висело слово.
Когда она сказала «он?»… – уж не имела ли мистрис Койл в виду: «или она?».
На девятый день затворничества пациенткой я быть перестала. Мистрис Койл вызвала меня к себе в кабинет.
– Твоя одежда. – Она протянула мне сверток через стол. – Если хочешь, можешь переодеться в нее. Снова почувствуешь себя человеком.
– Спасибо, – совершенно искренне поблагодарила я и удалилась за ширму.
Стащив с себя больничную сорочку, я уставилась на рану – та уже почти исцелилась и спереди, и сзади.
– Вы и правда совершенно удивительный целитель, – поделилась я оттуда.
– Стараюсь, – ответили из-за стола.
Развернув сверток, я действительно обнаружила всю свою старую одежду, свежевыстиранную, пахнущую так хрустяще и чисто, что у меня на лице что-то странно натянулось. Я даже не сразу поняла, что улыбаюсь.
– А знаешь, ты очень храбрая девочка, Виола, – сказала мистрис Койл, пока я одевалась. – Хоть и не знаешь, когда стоит помолчать.
– Ну, спасибо, – чуть-чуть обиделась я.
– Крушение корабля, гибель родителей, небывалое путешествие сюда – и все это ты пережила, проявив редкую смышленость и находчивость.
– Мне помогали. – Я села, чтобы надеть чистые носки.
На столике сбоку лежала тетрадка мистрис Койл, сплошь исписанная протоколами наших с ней консультаций. Я быстро подняла глаза: мистрис Койл была по ту сторону ширмы, а мы с тетрадкой – по эту. Я протянула руку и открыла обложку.
– Я чувствую в тебе большой потенциал, моя девочка, – продолжала мистрис. – Способности к лидерству.
Тетрадь оказалась кверху ногами. Шевелить ее я побоялась, чтобы не производить лишнего шума, и попросту обошла столик – интересно же, что там написано?
– Я вижу в тебе многое от себя самой.
На первой странице, еще до начала записей, красовалась написанная синим одна-единственная буква.
О.
И все.
– Мы – это то, какой выбор мы делаем, Виола, – говорила мистрис Койл. – И ты можешь быть для нас очень, очень полезна. Если таков будет твой выбор.
Я оторвалась от тетрадки.
– Для нас – это для кого?
– Но зато он не может убивать, – продолжала я, – совсем. Даже чтобы сохранить себе жизнь. Вот из-за этого они так хотят его себе. Он не такой, как они. Однажды он убил спакла, и ты бы видела, как после этого страдал. И вот теперь он у них…
Мне пришлось остановиться, долго моргать и смотреть в пол.
– Мне надо выбраться отсюда! – Я скрипнула зубами. – Я не шпионка. Мне просто нужно его найти и добраться до той башни и предупредить их. Наверное, они смогут послать помощь. У них есть еще корабли-разведчики, которые могли бы быстро долететь сюда. И оружие…
Мэдди напряглась, как всегда, когда я начинала так говорить.
– Нас еще даже не выпускают наружу.
– Нельзя просто брать и принимать все, что люди тебе говорят, Мэдди. Особенно если они на плохой стороне.
– А еще нельзя пойти и подраться в одиночку с целой армией. – Она развернула меня обратно и улыбнулась. – Даже если ты – великая и отважная Виола Ид.
– Я это уже делала раньше, – возразила я. – С ним – делала.
– Ви… – Она понизила голос.
– Я потеряла родителей, – хрипло сказала я. – И я никак не смогу вернуть их назад. А теперь я потеряла и его. И шанс вернуть его есть, и даже если это всего лишь шанс…
– Мистрис Койл этого не допустит, – сказала Мэдди, но что-то в ее голосе заставило меня поднять глаза.
– Но? – продолжила фразу я.
Мэдди промолчала – просто довела меня до коридорного окна, выходившего на дорогу. Мимо под ярким солнцем шли солдаты – в одну сторону; телега, полная пыльно-пурпурного зерна, ехала в другую. Шум от города маршировал так уверенно, будто сам был армией.
Сначала он был не похож ни на какой другой слышанный раньше Шум – странный, жужжащий, скрежещущий звук, словно металл визжал о металл. Но вот он стал громче, будто тысяча человек орала одновременно. По сути так оно и было. Шум слишком громкий и беспорядочный, чтобы разобрать в нем отдельных людей.
И тем более – чтобы выловить одного-единственного мальчика.
– Возможно, все не так плохо, как мы тут себе думаем. – Мэдди говорила медленно, взвешивая слова, будто пробовала каждое на вкус. – Я хочу сказать, город-то выглядит вполне мирно. Громко, да, но мужчины, привозившие еду, говорят: магазины вот-вот снова откроются. Наверняка твой Тодд где-то там уже работает… делает какое-то дело, живой и здоровый, и ждет не дождется увидеть тебя.
Кто ее знает, почему она так говорила. То ли сама в это верила, то ли хотела заставить меня поверить. Я вытерла нос рукавом.
– Может, это и правда.
Она наградила меня долгим взглядом: как пить дать, что-то думала, но вслух не говорила, – а потом повернулась обратно к стеклу.
– Ты только послушай, как они рычат.
Кроме мистрис Койл тут было еще три целительницы. Мистрис Ваггонер – коротенькая, круглая, как пуховка, женщина в морщинках и с усами. Мистрис Надари, которая занималась онкологией, – я ее видела только раз: она закрывала за собой дверь. И мистрис Лоусон – вообще-то она лечила детей в другом доме, но оказалась в ловушке в нашем: она пришла посоветоваться с мистрис Койл, но тут город сдался, и она застряла и с тех пор страшно беспокоилась за детишек, которых бросила без присмотра.
Ну и еще ученицы, с десяток, не считая Мэдди и Коринн. Эти, кажется, были главные во всем доме, так как работали непосредственно с мистрис Койл, а может, и во всем Убежище. Остальных я видела редко, только когда они поспешали за одной из целительниц: стетоскопы подпрыгивают на груди, халаты хлопают – явно ищут, чего бы еще такого поделать?
Потому что делать было особо нечего. Дни шли, город постепенно привыкал к тому, что творилось за дверьми, – что бы там у них ни творилось. Большинство пациентов уже выздоравливало, а новые к нам больше не поступали. Всех пациентов мужского пола в первую же ночь отсюда вывезли, объяснила Мэдди, даже тех, кого нельзя было перемещать, а женщины, казалось, болеть перестали, хотя ни нашествие, ни сдача города, по идее, не должны были этому помешать.
Мистрис Койл все это изрядно беспокоило.
– Если она не может лечить, то кто она тогда вообще такая? – Коринн как-то слишком сильно затянула резиновый жгут вокруг моей руки. – Она раньше заправляла всеми домами исцеления, не одним только этим. Все ее знали, все уважали. Она даже какое-то время была председателем городского совета.
– Она управляла городом? – удивилась я.
– Много лет назад. Осела на одном месте, можно сказать. – Мэдди всадила мне в руку иголку – конечно, сильнее, чем требовалось. – Она всегда говорит, что когда ты большой начальник, люди, которые тебя раньше любили, с каждым днем ненавидят все больше. – Тут она со значением посмотрела мне в глаза. – И я тоже так думаю.
– Так что случилось-то? – спросила я. – Почему она больше не председатель?
– Сделала одну ошибку, – чопорно ответствовала Коринн. – И люди, которым она не нравилась, этим воспользовались.
– Какую ошибку?
Ее постоянно нахмуренный лоб сделался еще более хмурым.
– Спасла одну жизнь. – Она так сдернула резинку с руки, что на коже остался след.
Прошел еще день, потом еще и еще – ничего не изменилось. Нас так никуда и не выпускали. Еду приносили. Мэр не появлялся. Его люди проверяли, как я там, но обещанный разговор так и не состоялся. Он просто оставил меня в покое. Пока что.
Интересно, почему?
Ну, как бы там ни было, все только о нем и говорили.
– Знаете, что еще он сделал? – сказала за ужином мистрис Койл (за моим первым ужином, когда мне разрешили встать с постели и прийти в столовую). – У него уже не просто штаб-квартира в соборе – он там себе дом устроил.
Женщины вокруг неодобрительно зацокали языками. Мистрис Ваггонер даже тарелку оттолкнула.
– Не иначе как Богом себя возомнил, – припечатала она.
– Однако город он жечь не стал, – заметила я с другого конца стола.
Мэдди с Коринн разом подняли глаза от тарелок – очень большие глаза.
– Мы все думали, что сожжет. Но он не стал, – закончила я как ни в чем не бывало.
Мистрис Ваггонер и мистрис Лоусон со значением посмотрели на мистрис Койл.
– Ты еще очень молода, Виола, – сказала та. – И не стоит задирать тех, кто старше тебя.
– Я вовсе не это имела в виду, – удивленно поморгала я. – Только хотела сказать, что мы не этого от него ожидали. – Мистрис Койл отправила в рот еще одну ложку, не сводя с меня пристального взгляда. – Он поубивал всех женщин у себя в городе, потому что не слышал их. Потому что не мог знать их так, как знали мужчин до лекарства.
Две другие мистрис согласно кивнули. Я уже открыла рот, чтобы разглагольствовать дальше, но мистрис Койл меня опередила.
– Но правда также и то, девочка моя, – сказала она, – что все пережитое нами с самого дня приземления на эту планету, – и никем не жданный Шум, и хаос, что последовал за этим открытием, – остается неведомо твоим друзьям там, наверху. Все, что произошло с нами, теперь должно будет случиться и с ними.
Я не ответила, я просто смотрела на нее.
– И кто, по-твоему, должен отвечать за этот процесс? Он?
Она явно закончила беседу со мной и вернулась к тихому разговору с остальными мистрис. Коринн снова принялась за еду (с самодовольной ухмылкой на физиономии). Мэдди продолжала таращиться на меня большими глазами, но мне было решительно не до нее.
В воздухе висело слово.
Когда она сказала «он?»… – уж не имела ли мистрис Койл в виду: «или она?».
На девятый день затворничества пациенткой я быть перестала. Мистрис Койл вызвала меня к себе в кабинет.
– Твоя одежда. – Она протянула мне сверток через стол. – Если хочешь, можешь переодеться в нее. Снова почувствуешь себя человеком.
– Спасибо, – совершенно искренне поблагодарила я и удалилась за ширму.
Стащив с себя больничную сорочку, я уставилась на рану – та уже почти исцелилась и спереди, и сзади.
– Вы и правда совершенно удивительный целитель, – поделилась я оттуда.
– Стараюсь, – ответили из-за стола.
Развернув сверток, я действительно обнаружила всю свою старую одежду, свежевыстиранную, пахнущую так хрустяще и чисто, что у меня на лице что-то странно натянулось. Я даже не сразу поняла, что улыбаюсь.
– А знаешь, ты очень храбрая девочка, Виола, – сказала мистрис Койл, пока я одевалась. – Хоть и не знаешь, когда стоит помолчать.
– Ну, спасибо, – чуть-чуть обиделась я.
– Крушение корабля, гибель родителей, небывалое путешествие сюда – и все это ты пережила, проявив редкую смышленость и находчивость.
– Мне помогали. – Я села, чтобы надеть чистые носки.
На столике сбоку лежала тетрадка мистрис Койл, сплошь исписанная протоколами наших с ней консультаций. Я быстро подняла глаза: мистрис Койл была по ту сторону ширмы, а мы с тетрадкой – по эту. Я протянула руку и открыла обложку.
– Я чувствую в тебе большой потенциал, моя девочка, – продолжала мистрис. – Способности к лидерству.
Тетрадь оказалась кверху ногами. Шевелить ее я побоялась, чтобы не производить лишнего шума, и попросту обошла столик – интересно же, что там написано?
– Я вижу в тебе многое от себя самой.
На первой странице, еще до начала записей, красовалась написанная синим одна-единственная буква.
О.
И все.
– Мы – это то, какой выбор мы делаем, Виола, – говорила мистрис Койл. – И ты можешь быть для нас очень, очень полезна. Если таков будет твой выбор.
Я оторвалась от тетрадки.
– Для нас – это для кого?