Вопрос и ответ

– А, да. – Она снова плюхнулась в кресло. – Это было интересно.

Она рассказала, как все в городе (даже больше не в Убежище – в Новом Прентисстауне; от этого имени у меня в животе все сжалось) собрались на площади и смотрели, как к ним входит армия и как новый мэр казнит старого.

– Ну, только он его не казнил, – покачала головой Мэдди. – Он его пощадил. Сказал, что и нас всех тоже пощадит. Что больше не даст нам лекарства от Шума, и мужчины этому сильно не обрадовались, потому что вообще-то это было очень здорово – не слышать его последние полгода, но мы все должны знать свое место и помнить, кто мы такие, и еще мы все вместе будем строить новый дом, готовясь к прибытию следующих поселенцев.

Она сделала большие глаза и подождала, пока я чего-нибудь скажу.

– Я и половины не поняла, – вздохнула я. – Так лекарство правда есть?

Она как-то странно покачала головой, но вроде бы не отрицательно.

– Бог мой, так ты правда откуда-то не отсюда?

Я поставила стакан, наклонилась к ней, понизила голос.

– Мэдди, тут есть где-то коммуникационный центр?

Она так на меня посмотрела, словно я предложила ей немедленно переехать со мной на одну из лун, по выбору.

– Чтобы я могла выйти на связь с нашими кораблями. Может, тарелка такая, большая, вогнутая? Или башня?

Она задумалась и наконец выдала – тоже шепотом:

– В холмах есть одна старая металлическая башня. Но я даже не знаю, правда ли она комму… никационная. Она уже целую вечность стоит заброшенная. К тому же тебе все равно до нее не добраться. Там же целая армия, Ви.

– Сколько народу?

– Много. – Мы так обе до сих пор и шептали. – Говорят, сегодня ночью они угонят последних женщин.

– Они – чего?

Она пожала плечами.

– Коринн сказала, какая-то женщина из города ей сказала, они взяли всех наших спаклов.

Я приподнялась, пластыри натянулись.

– Спаклов?

– Местный аборигенный вид.

– Я знаю, кто они такие. – Я совсем села, пластыри еще надавили. Тодд мне рассказывал, что тут произошло. – Мэдди, если мэр отделяет женщин и спаклов, мы в реальной опасности. В самой худшей, какая только бывает.

Я откинула простыни, чтобы встать, но тут мне живот словно молнией разорвало. Я вскрикнула и упала обратно.

– Шов разошелся, – пожурила Мэдди, вставая.

– Пожалуйста. – Я даже зубами заскрипела от боли. – Нам нужно отсюда выбираться. Бежать!

– Ты не в том состоянии, чтобы куда-то бежать. – Она протянула руку к моим пластырям.

Но именно в этот миг в дверь вошел мэр.





6

Разные стороны одной истории





[Виола]


Внутрь его провела мистрис Койл – лицо суровее прежнего, лоб в морщинах, челюсти крепко сжаты. Даже видевши ее до этого всего один раз, я поняла, что она далеко не счастлива.

За нею стоял он. Высокий, тонкий, широкоплечий, весь в белом – и в шляпе, которую он снимать не стал.

Я никогда его толком не видела. Тогда, на площади, я истекала кровью, умирала…


Но это был точно он.

Это мог быть только он.

– Добрый вечер, Виола, – поздоровался. – Я уже очень давно ждал нашей встречи.

Мистрис Койл одним взглядом охватила мое сражение с простыней и тянущуюся ко мне Мэдди.

– Какие-то проблемы, Мадлен?

– Кошмар приснился. – Мэдди мельком поймала мой взгляд. – Думаю, у нее разошелся шов.

– Мы разберемся с этим позже, – сказала мистрис Койл так серьезно и спокойно, что мгновенно завладела вниманием Мэдди полностью. – А сейчас дай ей четыреста единиц джефферова корня.

– Четыреста?! – изумленно брякнула Мэдди, но увидела выражение лица начальницы и быстро поправилась: – Да, мистрис.

Легонько пожала мне руку и вышла из комнаты.

Оставшиеся двое долго смотрели на меня.

– Это все, мистрис, можете идти, – бросил наконец мэр.

Мистрис Койл на прощание посмотрела на меня – то ли чтобы приободрить, то ли спросить что-то, то ли сказать… но я была слишком перепугана и не поняла. А она тем временем, пятясь, вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.

Оставила меня с ним одну.



Молчание повисло в воздухе. Стало расти… Разрослось на всю комнату… И, наконец, стало совершенно ясно, что говорить первой придется мне. Я сжала простыню кулаком, подтащила к груди – в боку снова молнией ударила боль.

– Вы – мэр Прентисс.

Голос, конечно, дрожал, но я все равно это выговорила.

– Президент Прентисс, – поправил он, – но тебе я, конечно, известен как мэр.

– Где Тодд? – Я, не мигая, уставилась ему в глаза. – Что вы с ним сделали?

Он улыбнулся.

– Ум в первой же фразе, отвага – во второй. Мы с тобой могли бы подружиться.

– Он ранен? – Я попыталась проглотить жар, подымавшийся в груди. – Он жив?

Целую секунду казалось, что он не станет мне отвечать – даже не заметит, что я вообще спрашивала, но потом он сказал:

– С Тоддом все хорошо. Он жив, здоров и спрашивает о тебе всякий раз, как раскрывает рот.

Я поняла, что в ожидании ответа как-то забыла дышать.

– Это правда?

– Конечно, правда.

– Я хочу видеть его.

– А он хочет видеть тебя, – сказал мэр Прентисс. – Но всему свое время.

Он продолжал улыбаться. Выглядел почти дружелюбно.

Вот человек, от которого мы бежали все эти недели. Стоит прямо у меня в комнате, а я едва двинуться могу от боли.

И он, понимаете, улыбается.

И выглядит почти дружелюбным.

Если он причинил Тодду какой-то вред, если он его хоть пальцем тронул…

– Мэр Прентисс…

– Президент Прентисс, – снова повторил он и тут же просветлел голосом. – Но ты можешь звать меня просто Дэвид.

На это я ничего не сказала, но постаралась вдавиться сильнее в повязки, чтобы как-то заглушить боль.

Было в нем что-то такое… Никак не разберу что…