Вообрази меня

Я поднимаю голову, нервно вдыхая, в надежде получить хорошие новости… и не верю своим глазам.

Десять человек взяли Уорнера в кольцо, и я не понимаю, откуда они появились. Я думал, остались трое-четверо. Оборачиваюсь в замешательстве и вижу, как Уорнер падает на одно колено и, замахнувшись мачете, вырисовывает идеальную арку, потроша человека как рыбу. Поворот – и еще один сильный взмах расчленяет парня слева, отделяя позвоночник от тела столь жутким способом, что я вынужден отвести взгляд. Через секунду, которая требуется мне, чтобы снова повернуться, еще один страж бросился вперед. Уорнер резко оборачивается вокруг своей оси, втыкая лезвие прямо в открытый кричащий рот. Последним рывком Уорнер вытаскивает мачете, и солдат с мягким глухим стуком оседает на землю.

Оставшиеся стражи чуть медлят.

До меня доходит: кто бы ни были эти новые бойцы, у них особый приказ – атаковать Уорнера, и только его. Мы все вдруг остались без явной задачи, можем сползти на землю, раствориться в измождении.

Заманчиво.

Я ищу Касла, хочу удостовериться, в порядке ли он, и понимаю – он в шоке.

Не отрываясь, смотрит на Уорнера.

Уорнера, который пялится на море крови у себя под ногами, его грудь вздымается, в кулаке зажата рукоять мачете. Все это время Касл считал, что Уорнер – милый мальчик, понаделавший глупых ошибок. Мальчишка, которого можно за руку увести от обрыва.

Не сегодня.

Уорнер поднимает взгляд на отца; кровь прилила к лицу, тело трясется от ярости.

– Ты этого хотел? – кричит он.

Похоже, даже Андерсон удивлен.

Другой охранник аккуратно продвигается вперед, я и не замечаю пистолет, который направлен на Уорнера. Внезапно охранник с воплями валится на землю. Пучит глаза, хватаясь за горло, где осколок стекла размером с мою ладонь рассек яремную вену.

Резко разворачиваюсь к Уорнеру. Его взгляд по-прежнему прикован к Андерсону, из свободной руки капает кровь…

Господи боже.

– Возьми лучше меня, – прорезает тишину голос Уорнера.

Андерсон, видимо, приходит в себя.

– Что?

– Оставь ее. Оставь их всех. Дай слово, что ты оставишь ее в покое, и я вернусь с тобой.

Меня парализует. Я обвожу всех взглядом, диким взглядом, пытаюсь заметить искорку надежды, что мы остановим этого идиота, не дадим совершить глупость. Тщетно. Все взоры прикованы к Уорнеру и его отцу.

Взоры, наполненные ужасом.

Чувствую, как рядом кто-то материализовался, и мне становится намного легче. Протягиваю руку в тот же момент, когда она протягивает свою, быстро пожимаю пальцы и разрываю эту короткую связь. Прямо сейчас мне достаточно знать, что она здесь, рядом.

С Назирой все в порядке.

Мы все молча ждем, как будут разворачиваться события, надеемся на что-то, что даже не можем осознать.

Чуда, однако, не происходит.

– Жаль, все не так просто, – в конце концов произносит Андерсон. – Правда, жаль. Но, боюсь, нужна именно она. Ее не так-то легко заменить.

– Ты сказал, тело Эммелины приходит в негодность. – Голос Уорнера звучит тихо и на удивление спокойно. – Ты сказал, что без другого тела, достаточно сильного, чтобы ее удержать, она станет нестабильной.

Андерсон напрягается.

– Тебе нужна замена, – продолжает Уорнер. – Новое тело. Кто-то, кто поможет завершить Процесс Слияния.

– Нет, – кричит Касл. – Нет… не смей…

– Я готов, – произносит Уорнер. – Я стану суррогатом.

Глаза Андерсона превращаются в лед.

– Ты готов пожертвовать собой, своей молодостью, здоровьем, всей жизнью, чтобы эта ущербная психичка осталась жить? – Голос Андерсона повышается. Кажется, он опять вот-вот сорвется. – Ты вообще понимаешь, что говоришь? Перед тобой открыты все двери, у тебя гигантский потенциал, а ты хочешь все взять и пустить по ветру? Ради чего? Ты хоть знаешь, на какую жизнь обрекаешь себя?

Лицо Уорнера мрачнеет.

– Понимаю как никто другой.

– Зачем тебе это? – бледнеет Андерсон.

Я вижу: несмотря ни на что, Андерсон не хочет терять Уорнера.


Однако Уорнер непреклонен.

Он ничего не говорит. Никого не обманывает. Только моргает: чья-то кровь стекает по его лицу.

– Дай слово, – твердо произносит он. – Слово, что ты навсегда оставишь ее в покое. Я хочу, чтобы ты дал ей возможность исчезнуть. Хочу, чтобы ты прекратил отслеживать каждый ее шаг. Чтобы ты забыл о ее существовании. – Он умолкает. – А взамен можешь забрать то, что осталось от моей жизни.

Назира ахает.

Хайдер срывается с места. Стефан хватает его за руку, и, хотя он истекает кровью, у него еще есть силы сдержать друга.

– Он сделал свой выбор, – выдыхает Стефан, свободной рукой обвивая дерево, чтобы не упасть. – Не лезь.

– Дурацкий выбор! – кричит Хайдер. – Нельзя так поступать, хабиби. Не будь идиотом.

Уорнер будто никого не слышит. Он не сводит взгляда с отца, а тот, похоже, искренне подавлен.

– Я не буду с тобой сражаться, – продолжает Уорнер. – Я сделаю все, как скажешь. Что бы ты ни попросил. Просто дай ей жить.

Андерсон так долго молчит, что у меня по спине пробегает холодок. А потом бросает:

– Нет.

И без предупреждения вскидывает пистолет и делает два выстрела. Первый – в Назиру, прямо ей в грудь. Второй…

В меня.

Кто-то кричит. Я спотыкаюсь, меня ведет в сторону, и наконец я падаю.

Черт.

– Найдите девчонку! – грохочет голос Андерсона. – Если надо, сожгите здесь все дотла!

Боль ослепляет.

Она накатывает волнами, пронзительная, как электрические разряды. Я чувствую чьи-то прикосновения, мое тело переворачивают. Пытаюсь сказать «я в норме». В норме. В норме. Слова не идут. Думаю, он прострелил мне плечо. Чуть не попал в грудь. Не уверен. Назира… кто-то должен позаботиться о ней…

– У меня было предчувствие, что ты выкинешь нечто подобное, – слышу я голос Андерсона, – знаю, что ты прибегнул к помощи кого-то из этих двоих.

Я почти вижу, как он тычет пальцем в мое распростертое тело, потом в тело Назиры.

Молчание.

– А, понимаю, – произносит Андерсон. – Ты решил, что умный. Решил, будто я не знал, что у тебя есть способности. – Внезапно его голос звучит громче. В полную мощь. Он смеется. – Ты решил, что мне ничего не известно. Что сможешь что-то утаить от меня. Я все понял в тот день, когда нашел тебя в ее камере. Тебе было шестнадцать. Думаешь, я тебя не проверил? Что все эти годы я не знал то, о чем ты сам догадался всего шесть месяцев назад?

Меня накрыла новая волна страха.

Андерсон выглядит слишком довольным, а Уорнер снова притих, и я не понимаю, чем такой расклад обернется для нас. Только меня начинает охватывать паника, причем по полной программе, раздается уже знакомый вопль.

Звук чудовищной агонии. Не могу удержаться и не посмотреть, что происходит, несмотря на мутные вспышки, что застилают взор.

В глазах дрожащая картинка…

Уорнер стоит над телом Андерсона, правой рукой сжимая рукоять мачете, которое вонзил тому в грудь. Правой ногой он наступает отцу на живот и грубо выдергивает лезвие.

Андерсон стонет так беспомощно, что мне почти его жаль. Уорнер обтирает лезвие о траву и бросает обратно Хайдеру, который ловит его играючи, хотя сам стоит вдалеке, ошарашенный, и не может отвести взгляда от… меня, как я понимаю. Меня и Назиры. Впервые он сорвал с себя маску. И, похоже, его парализовал страх.

– Позаботься о нем, – кидает кому-то Уорнер.

Он осматривает позаимствованный у отца пистолет и, удовлетворенный, устремляется в погоню за охранником. Вдалеке раздаются выстрелы.

Глаза начинают меня подводить.

Мысли путаются, сложно сосредоточиться. В какие-то моменты я слышу только собственное дыхание и биение сердца. По крайней мере, надеюсь, что это биение сердца. Вокруг резкие запахи, похоже на ржавчину и сталь. Внезапно я осознаю, что не чувствую пальцев.

Слышу приглушенные звуки, рядом кто-то суетится… касается моего тела. Меня пытаются передвинуть.

– Кенджи? – Кто-то меня трясет. – Кенджи, ты слышишь?

Уинстон.

Ответить бы… Губы словно приварены друг к другу.

– Кенджи? – Снова трясут. – Как ты?

Огромным усилием я разлепляю губы, но изо рта не вырывается ни звука. А потом, нераздельно: