Вообрази меня

Идея Брендана, кто бы сомневался. По какой-то причине в «Омеге пойнт» мы ни разу не смогли получить чай. Пили только кофе, и то – строго порционно. И лишь когда перебрались в Сектор 45, до Брендана дошло, что можно пить чай. Но даже тогда он не был столь воинственно настроен.

Зато здесь…

Брендан решил, что заливать чай нам в глотки каждый вечер – его прямая обязанность. Кофеин ему не нужен – способность управлять электричеством всегда поддерживает тело в тонусе, – но, по его словам, он любит чай, поскольку его успокаивает сам ритуал чаепития. Теперь мы собираемся по вечерам и пьем чай. Брендан добавляет в свой молоко. Уинстон капает виски. Мы с Ианом пьем просто так.

– Я прав? – снова вступаю я, поскольку мне никто не отвечает. – Ну, то есть кома, по сути, всего лишь долгий сон. Джей поправится. Девушки ее полечат, и она поправится, все будет хорошо. И у Джеймса с Адамом все будет хорошо, понятное дело, ведь Сэм их видела, и она говорит, у них все нормально.

– Сэм их видела и сказала, что они были без сознания, – говорит Иан, открывая и закрывая ящички в шкафу. Потом он находит то, что искал – длинную пачку печенья, – и разрывает обертку. Не успевает вытащить печеньку, как Уинстон все отбирает.

– Печенье для чая, – резко говорит он.

Иан сердито смотрит в ответ.

Мы все переводим взгляд на Брендана, который, похоже, подзабыл, на какие жертвы мы пошли ради него.

– Да, Сэм сказала, что они были без сознания. А еще она сказала, что они выглядят здоровыми. И живыми.

– Точно. – С этими словами я показываю пальцем на Брендана. – Спасибо. Здоровыми. Живыми. Существенный момент.

Брендан забирает спасенную пачку печенья из протянутой руки Уинстона и начинает так уверенно расставлять тарелки и приборы, что приводит нас в замешательство.

– Великолепно, правда? – спрашивает он, не поднимая головы.

Мы с Уинстоном обмениваемся озадаченными взглядами.

– Великолепно? – Иан выдергивает ложечку с подноса и пристально ее изучает. – Вряд ли. Хотя, наверное, вилки и всякая такая фигня – довольно прикольно, далеко зашел прогресс.

Брендан хмурится.

– Я говорю о Сэм. О ее способности видеть на таком большом расстоянии. – Он выдергивает ложечку из рук Иана и возвращает ее на поднос. – Выдающаяся способность!

Вообще-то именно сверхъестественная способность Сэм видеть на больших расстояниях убедила нас в угрозе со стороны Андерсона. Несколько дней назад – когда мы только узнали, что ребят похитили – она, вооружившись первичными данными и исключительным упорством, смогла засечь местоположение Андерсона на нашей старой базе в Секторе 45. Сэм потратила на поиски четырнадцать часов без перерыва, и, хотя у нее не получилось установить визуальный контакт с другими детьми главнокомандующих, она смогла увидеть отдельные моменты, увидеть Джеймса и Адама – единственных, по факту, о ком я переживал.

– Согласен, Сэм крута, – признаю я и потягиваюсь, облокотившись на прилавок. – Мы возвращаемся туда, откуда я начал: с Адамом и Джеймсом все будет хорошо. Джей скоро очнется и тоже будет чувствовать себя прекрасно. Мир мне задолжал, пусть исполнится хотя бы это.

Брендан с Ианом обмениваются взглядами. Уинстон снимает очки и медленно протирает их подолом рубашки.

Электрический чайник щелкает и выпускает пар. Брендан бросает парочку чайных пакетиков в настоящий заварник и наполняет его фарфоровый живот кипятком. Затем оборачивает вокруг заварника полотенце и передает Уинстону, и уже вдвоем они несут все в уголок, который в последнее время мы застолбили для себя. Ничего особенного, так, кучка стульев и пара журнальных столиков посередине. В других местах в комнате кипит какая-то деятельность. Все тусуются, общаются.

В одном углу Нурия и Сэм погружены в диалог. Касл тихо переговаривается с Соней и Сарой. С тех пор как в Прибежище официально был объявлен режим изоляции, каждый из нас тут провел не один час. Вокруг много всего происходит, а нам не разрешают покидать лагерь. Нельзя никуда ходить, нельзя ничего предпринимать, ни по какому поводу. Во всяком случае, пока. Просто ждем, когда очнется Джей.

Здесь, естественно, есть еще туча народу, но я начинаю узнавать лишь отдельных личностей. Киваю в знак приветствия парочке людей, которых знаю по имени, и плюхаюсь в мягкое, потертое кресло. Пахнет кофе и старым деревом, мне начинает нравиться. Формируется заведенный распорядок. Брендан, как обычно, расставляет на кофейном столике чашечки, ложечки, крохотные тарелочки и салфеточки, свернутые треугольником. Маленький кувшинчик для молока. Он очень, очень серьезно к этому относится. Поправляет печенье, которое разложил на тарелке, и разглаживает бумажные салфетки. Иан каждый вечер пялится на него с одинаковым выражением лица – как будто Брендан свихнулся.

– Эй, – обращается к нему Уинстон. – Заканчивай.

– Что заканчивать? – Иан настроен скептически. – Думаешь, не перебор – каждый вечер закатывать чайные церемонии?

Уинстон снижает тон и почти шепчет:

– Я тебя прибью, если ты лишишь его этой церемонии.

– Ну-ка хватит. Я не глухой. – Брендан смотрит на Иана, прищурившись. – Думайте, что хотите. Во мне осталось еще что-то английское, пытаюсь сохранить.

Мы прикусываем языки.

Я разглядываю чайник. Брендан говорит, чай в нем настаивается.

А затем ни с того ни с сего Брендан хлопает в ладоши и смотрит прямо на меня; его светло-голубые глаза и белокурые волосы – есть в этом что-то от Уорнера. И все же, несмотря на эти звенящие, белоснежные, холодные тона, Брендан – полная его противоположность. В отличие от Уорнера, Брендан горит душой. Он теплый. Добрый. От рождения оптимистичный и суперулыбчивый.

Бедняга Уинстон.

Уинстон втайне влюблен в Брендана, но молчит, потому что боится разрушить дружбу. По мнению Уинстона, он для Брендана уже стар, и проблема в том, что моложе-то он не становится. Я все время твержу Уинстону: если что-то менять, надо делать это сейчас, пока он еще ходит на своих двоих, а Уинстон отвечает, что ждет подходящего момента. Не знаю. Иногда мне кажется, он будет хранить свой секрет вечно. И я переживаю, что это его убьет.

– Так, послушай, – осторожно начинает Брендан. – Мы хотели с тобой переговорить.

– С кем? Со мной? – Я недоуменно моргаю и обвожу взглядом их лица.

А они все вдруг делаются очень серьезными. Слишком серьезными. Пытаюсь разрядить обстановку:

– Что происходит? У нас вторжение?

– Да, – говорит Брендан. – Типа того.


Я напрягаюсь.

Брендан вздыхает. Уинстон чешет лоб.

– Есть вероятность, что Джульетта умрет. Ты ведь понимаешь? – начинает Иан.

Я чувствую раздражение и все же умудряюсь закатить глаза и отрицательно покачать головой.

– Прекрати, Санчес. Не паясничай. Уже не смешно.

– Я и не пытаюсь никого смешить.

Я снова закатываю глаза, ищу взглядом поддержку у Уинстона. Тот качает головой и так сильно морщит лоб, что съезжают очки, и ему приходится их поправлять.

– Все серьезно, – говорит он. – У нее проблемы. И даже если она очнется, ну, то есть… что бы с ней ни случилось…

– Она уже не будет прежней, – заканчивает Брендан.

– С чего это? – хмурюсь я. – Девушки сказали…

– Дружище, девушки сказали, у нее изменилась биохимия. Они целыми днями проводили разные тесты. Эммелина сделала с ней что-то странное – что-то, изменившее ее ДНК. Вдобавок ей поджарили мозги.

– Я знаю, что они сказали, – раздраженно прерываю я. – Я был там. Девушки перестраховаются. Они думают, это происшествие, возможно, ей навредит, но… Соня и Сара… Они способны вылечить все, что угодно. Нужно лишь подождать, пока Джей очнется.

Уинстон снова качает головой.

– Нет. Подобные неврологические повреждения девушки восстанавливать не умеют. Они в состоянии поддерживать в ней жизнь, только вряд ли…

– Она, возможно, даже не очнется, – встревает Иан. – Никогда. Или, в лучшем случае, будет лежать в коме годами. Послушай, надо что-то планировать без нее. Если мы хотим спасти Джеймса и Адама, нужно действовать сейчас. Знаю, Сэм их все время проверяет, и знаю, по ее словам, они здоровы, пока здоровы, но ждать больше нельзя. Андерсон не в курсе, что случилось с Джульеттой, а значит, до сих пор предполагает, что мы ею пожертвуем. И значит, время на исходе. И кстати… – он переводит дух, – не я один так считаю.

Я потрясен.

– Вы меня разыгрываете?

Брендан разливает чай. Уинстон выуживает из кармана фляжку, взвешивает в руке, потом протягивает мне со словами:

– Тебе это может сегодня понадобиться.

Я смотрю на него, не отрываясь.

Он пожимает плечами и выливает половину содержимого фляги в чайную чашку.

– Послушай, – мягко произносит Брендан. – Иан, конечно, животное, и чувство такта ему не знакомо, но он говорит дело. Пора придумать новый план. Мы все любим Джульетту, просто… – Он запинается и хмурится. – Постойте, а она Джульетта или Элла? Была какая-то договоренность?

Я все еще хмурюсь, однако отвечаю:

– Я зову ее Джульетта.

– А мне кажется, она хотела, чтобы ее звали Элла, – напоминает Уинстон.

– Она в коме, черт побери. – Иан громко отхлебывает чай. – Ей по барабану, как вы ее называете.

– Не будь такой тварью, – вмешивается Брендан. – Она наш друг.

– Твой друг, – бормочет он.

– Постой… так в этом проблема? – Я выпрямляюсь. – Ты ревнуешь, потому что она никогда не считала лучшим другом тебя, Санчес?

Иан закатывает глаза и отводит взгляд.

Уинстон наблюдает за происходящим с живым интересом.

– Так, пейте чай, – велит Брендан, вгрызаясь в печенье. – Остывает.

Бросаю на него усталый взгляд, делаю дежурный глоток, и он встает в горле. Очень странный вкус. Я уже готов оттолкнуть чашку, но Брендан продолжает пристально на меня смотреть, поэтому смачно отхлебываю темную, мерзкую жидкость и лишь потом возвращаю чашку на блюдце. Сдерживаю рвотные позывы.

– Итак, – начинаю я, – голосуем: кто из присутствующих считает, что Иан бесится, потому что Джей не влюбилась в него, когда приехала в «Омегу пойнт»?

Уинстон с Бренданом, переглянувшись, медленно поднимают руки.

Иан снова закатывает глаза и бормочет под нос: «Pendejos»[1].

– В вашей теории наблюдается маленькая несостыковочка, – замечает Иан. – У меня, тупицы, есть девушка.

Тут же как по заказу в нашу сторону с другого конца комнаты машет рукой Лили. Она сидит с Алией и какой-то незнакомой мне девушкой.