Волки

– Не в этом дело, – сразу же ответила она, недовольно смерив Маэля взглядом. – Просто… так, наверное, будет лучше.

Сантана обернулся, несколько удивленно глядя на Валевскую. Выражение ее лица словно говорило: «А что такого?»

– Это почему же?

Он явно не ожидал от нее такого предложения. Анна-Мария лишь пожала плечами.

– Видимо, ты ведешь меня на этот вечер, чтобы все пялились на меня. Я это ненавижу еще со времен балета. Иногда мы устраиваем приемы для спонсоров в честь нового балетного сезона. Это очень важный вечер, все балерины ходят в платьях, но на деле же мы просто пытаемся продать свое искусство за наши тела и лица. Нас рассматривают, оценивают, мы занимаемся каким-то вытягиванием денег. Меня всегда чуть ли не облизывали своими сальными взглядами эти мерзкие спонсоры. А многие еще и предлагали невесть что.

Слушая ее, Маэль видел, что Рия действительно ненавидит все это: она говорила с раздражением и презрением, уставившись в одну точку.

– И?

– В общем, я надеюсь, что если приду в паре с тобой, то никто не посмеет смотреть на меня этим взглядом. Или подойти и предложить уединиться.

– Ты думаешь, что…

– …Они побоятся тебя, – закончила Анна-Мария.

Сантана мягко улыбнулся.

– Детка, любой испанский мужчина мечтает услышать это. Я не подпущу никого к тебе. Только если он решит умереть ради этого.

Осматривая ее хрупкий силуэт в роскошном вечернем платье, Сантана невольно подумал: «Однако, быть может, ради этого стоит умереть». Он ощутил какое-то странное удовольствие и даже радость, пробравшую до костей, когда услышал от Анны-Марии, что ей нужна его защита. Это было так непохоже на нее. И уж тем более нетипично то, что она сказала это вслух. Ему хотелось погладить ее по волосам, положить ее голову к себе на плечо, обнять. С той ночи, когда непреодолимая тяга привела Маэльена в ее спальню, Рия все чаще крутилась в его мыслях, и это начинало напрягать. Но Маэль был честен с собой и не отрицал своих желаний: да, она ему нравится, да, он ее хочет и да, ему, черт возьми, хочется обнять ее сейчас. Просто хочется, и все тут. Но Маэль знал, что, скорее всего, получит за это, поэтому поборол свое желание.

Он вынырнул из своей задумчивости и заметил, как пристально Рия смотрит на него. Моргнув, Маэль спросил:

– Что такое?

– Никогда не видела у тебя столь глупого выражения лица, – ехидно ответила Анна-Мария.

Ну ладно, не так уж ему и хотелось ее обнять.

Ему захотелось съязвить в ответ, и прежде, чем подумать, он выпалил:

– Именно поэтому твоя семья тебя и не выносит – ты язва, Рия.

Ее ярко-синие глаза моментально наполнились яростью. Анна-Мария подскочила к Маэлю и прошипела ему в лицо:

– Еще раз ты скажешь что-то обо мне и моей семье – я вырву тебе язык!

– Не относись к этому так болезненно, – спокойно сказал он, даже не попятившись, а смело встретив напор. – Это только выдает твои слабости.

– Да что ты вообще знаешь об этом? – фыркнула Анна-Мария. – Что тебе вообще известно о моей семье?!

– Достаточно, чтобы судить об этом!

Анна-Мария хотела было сказать Маэлю, что он, любимый сын у своей матери, не поймет ее никогда. Но что-то в его словах напрягло Рию. Она застыла, глядя на мужчину своими подведенными черным глазами, губы в красной помаде еле заметно дрогнули.

– Что?.. Что ты имеешь в виду?

– Я знаю больше, чем ты думаешь.

Он спокойно развернулся и стал надевать часы, собирать вещи, искать ключи от машины. Рия осталась стоять, всматриваясь мутным взглядом в никуда. Она просто не понимала.

Маэль же проклинал себя за свой язык, и злился, что вовремя его не прикусил. Нельзя говорить Анне-Марии, что он рылся в ее вещах. Нельзя говорить, что нашел письмо. И особенно нельзя говорить, что он смог его прочесть.

Содержание письма настолько впечатлило Маэля, что он перечитывал его снова и снова, пока не выучил наизусть. Слова, написанные изящным почерком, его глубоко поразили. И он понял, откуда проблемы Анны-Марии. Текст снова всплыл у него в голове. Взять хотя бы первые строки.

«Моя дочь Анна-Мария!» Какой нормальный родитель напишет такое обращение в письме? Ничего более странного, отстраненного и холодного придумать нельзя. Это было так официально и при этом бездушно, что еще с первых строк письма Маэль понял, что читать будет непросто.

«Спасибо, что у тебя хватает совести не позорить нас настолько, чтобы сидеть в солистках. Уж спасибо хотя бы за то, что стала примой второго состава.

Конечно же, это смешно. Смешно и позорно, что ты все-таки не полноправная прима. Ты, быть может, пытаешься специально унизить наш род? Вспоминая тебя в детстве, могу сказать, что ты всегда обладала незаурядной вредностью и злопамятностью. Месть ли это? Или ты столь бездарна, что у тебя не хватает способностей стать первой среди первых? Прискорбно, Анна-Мария, очень прискорбно. Стало быть, тебе недостает мотивации? Позволь рассказать тебе о твоих близких.

Твоя сестра вовлечена во все дела своего мужа Пабло. Она занимает должность вице-президента в его ресторанном бизнесе. Она очень известный человек и только добавляет престижа нашей семье, пусть у нее уже и другая фамилия.

Твои кузены и кузины также блистательны и успешны: только рывки вперед, хорошие новости и лавры. Тетушки и дядюшки спрашивают о тебе. А я не знаю, что им ответить. Что моя дочь всего лишь во втором составе? Что моя дочь живет одна в Марселе, имея теперь сомнительную славу? Что мою дочь взяли в заложники, и тем самым она сорвала премьеру?..»



На этом моменте Маэльен действительно хотел разорвать письмо. Да что с этой старой русской сукой не так? Ее дочь взяли в заложники, а единственное, о чем она переживает, – это репутация. Хотя, как он помнил, в тот момент Анну-Марию беспокоило то же самое. Чокнутые! Хотя его именно это тогда и привлекло в ней…


«…Что же не так с тобой, моя девочка? Как много сил я вложила в тебя, как старался твой отец, взращивая в тебе нашу породу. Как много надежд было возложено, – и как много разочарований! Злая шутка судьбы – ты была первым ребенком, от тебя ждали так много. И ты разрушила эти ожидания, ты перечеркнула все. Все в нашей семье считают, что ты самая никчемная.

Кстати, новость. Я, твоя младшая сестра Дия-Августа и отец приедем на премьеру «Жизель, или Виллисы». Мы взяли билеты на обе премьеры: на первый и второй состав. Посмотрим, в чем ты уступаешь приме вашего театра – Софи Монтескье. Мы о ней наслышаны. Не кажется ли тебе, что это ужасно стыдно – уступать в таланте такой простушке!

Мы еще поговорим об этом, моя девочка.

Твоя мать, Эльза-Франциска Валевская».



Маэль сморщился. Ну и мерзко же это. Все это. Совершенно все.

– Маэль, ты что… – растерянно начала Рия.

– Потом во всем разберемся, – нервно перебил ее он. – Поехали.





* * *


Зал был действительно роскошный. Потолки высотой в несколько метров, грандиозные хрустальные люстры, деревянные панели со старинной резьбой, красочная фреска на потолке, на которой были изображены сцены из греческих и римских мифов: рождение Венеры, Эрос с прекрасными ангельскими крыльями, обнимающий Психею, воинственная Артемида на охоте, преследующая Амфиона, смерть жестокого Кроноса, похищение Аидом Персефоны. Если увлечься и начать рассматривать потолок, можно было забыть о времени. Крупные позолоченные канделябры висели на стенах, а огромные окна украшали плотные велюровые шторы с кисточками.

Между красиво и дорого одетых мужчин и женщин сновали официанты, предлагая шампанское, вино и закуски. Они были одеты как полагается: белые рубашки и перчатки, черные жилеты, бабочки и брюки. Одна рука заложена за спину, вторая держит поднос. Наряды гостей поражали великолепием: яркие платья разных фасонов, элегантные прически, дорогие туфли и украшения, мужские запонки на рубашках за тысячи евро с драгоценными камнями.

В зале стоял негромкий гул, гости, как на любом нормальном светском мероприятии, оживленно обсуждали искусство, последние новости политики и экономики и аукционные лоты этого вечера. В зале играла классическая музыка.

Най Леманн, одетый в черный смокинг и очки, уже час вел беседу о состоянии экономики в Германии. Разговор шел на немецком, потому что участники обсуждения были такие: бухгалтер Немецкого федерального банка в Берлине, коллекционер из Вольфсбурга и финансовый директор немецкой компании.

Ная начинало все это утомлять, однако он прекрасно знал, что и для чего делает. Его зеленые глаза раз в десять минут обводили зал в поисках Кристиана, Маэля, Кайле или Рии. И каждый был занят своим.

– Осмелюсь не согласиться, – сказал финансовый директор, почему-то перейдя обратно на французский. – Ликвидность акций не изменилась, даже после того, как в здание Акционерного общества проникла та группировка.

– Там не случилось ничего сверхъестественного или опасного, – сказал Най. – Здание окружили раньше, чем группировка успела что-либо сделать. Поэтому нет причин для беспокойства.

– Совершенно согласен, – сказал коллекционер. – Все благодаря капитану, который ведет это дело. Я знаком с ним – чрезвычайно достойный молодой человек. Поэтому, как мне кажется, в усиленной охране смысла сегодня нет. Однако кто знает?..

Найлим раздраженно подумал, что ему придется еще час чесать языком, чтобы склонить собеседников к мысли, что «Волки» не представляют никакой опасности. Этим он и занимался весь вечер.

Он заметил, как по залу идут Маэль и Рия. Со стороны они выглядели очень впечатляющей парой. Да и поведение их совершенно поменялось, ведь им нужно казаться как минимум хорошими друзьями, как максимум – любовниками. Маэльен неспешно двигался с бокалом шампанского в руке. Он постоянно кивал кому-то в знак приветствия и обаятельно улыбался. Рядом с ним, грациозная, как пантера, шла Анна-Мария, держа его под руку. Ее платье соблазнительно облегало каждый изгиб тела, подчеркивая талию, бедра, длину ног. Только зная ее по-настоящему близко, можно было понять, что на самом деле она сейчас ненавидит все это. Но с виду она казалась очень довольной, даже иногда смеялась над шутками какого-нибудь занудного собеседника. Несложно было заметить, как каждый третий мужчина провожал ее взглядом. Разбиравшийся в профайлинге[17]

и кинесике[18] Найлим, следящий за происходящим, мог заключить, своими ухмылками, облизыванием губ и прочим они открыто показывали, что им очень, мягко говоря, импонирует Анна-Мария. Некоторые осмеливались заговорить с ней о чем-нибудь, улыбались, шутили, но видя, что ее спутник, Маэльен Сантана, не отходит от нее ни на шаг, дальше заходить опасались. Фотограф мероприятия щелкал их с разных ракурсов, а Маэль и Анна-Мария, становясь в позу, улыбались.

– Я уже достаточно давно знаком с вашей работой, – улыбнулся один мужчина в костюме, его седые усы и борода были искусно уложены. – Вы, моя дорогая, бесспорно, талантливы. Что скажете о новом грядущем балетном сезоне?

– Ожидайте увидеть меня примой в первом составе, – гордо отозвалась Валевская.

– Это было предсказуемо, – кивнул мужчина. – Кощунством было бы не дать вам блистать на главной сцене.

Маэль ухмыльнулся, опустив свою руку на талию Анны-Марии и едва заметно прижав ее к себе. Как ревнивый мальчишка, он пытался показать всем, чья это кукла.

– Едва ли можно так сказать, уважаемый, – сказал он, поглаживая Рию по спине. – Вы же знаете балет: не так просто пробиться вперед, даже если талантлив.

– Но ваша спутница тому не пример. Такие, как она, незаметными не бывают. Тем более Аллен Неве не такой дурак, чтобы прятать это сокровище в сундуке.

– Я тоже считаю, что сокровища прятать не нужно, – ответила Рия, глядя мужчине прямо в глаза и сделав к нему шаг. – Ни меня, ни какие-либо другие.

Он неловко сглотнул, рассматривая ее лицо и приоткрытые красные губы. Линию ее тонкой шеи, где сплетаются ключицы и лежит ложбинка груди. Анна-Мария улыбнулась.

– Мсье Дебюсси, – обратился к мужчине Маэль, – я знаю, что один сегодняшний лот вас очень интересует. Это ацтекская антикварная ваза с росписью.

Валевская еще раз шагнула к Дебюсси и оказалась довольно близко к нему. Он даже мог почувствовать аромат ее духов – Givenchy Dahlia Noir.

– Он интересует не только вас. Стоит ожидать, что цену ему неприлично поднимут, – продолжила Рия.

Сантана поставил бокал на поднос официанта и кивнул. Официант – а это был Кристиан – пару раз моргнул в ответ. Они договорились о чем-то. Валевская отошла от них и направилась в другую сторону. За спиной она слышала голос Маэля:

– Вы же знаете, я специалист по ценным вещам. У меня есть информация, что сегодня ваза окажется не там, где ей полагается. Я предлагаю вам перепродажу по куда более демократичной цене…

Она устало вздохнула, двигаясь вдоль зала. Голова начинала раскалываться. Ей нужно было передохнуть. Пусть под своим именем, но играть сегодня все равно приходилось – эдакую довольную собой светскую львицу, звезду, которая рада быть здесь. Она все время улыбалась, поправляла волосы и томно смотрела на всех. А еще ей предстояло танцевать сегодня партию из «Лебединого озера», пока остальные растащат лоты. Но мысли ее были совсем далеко отсюда.

У нее возникла догадка, что Маэль рылся в ее прошлом и настоящем. Может, наводил справки, искал что-то о ее семье. Какого черта? Что значило это его заявление о том, что он знает больше, чем она думает? Что он вообще пытался сделать? Пришел к ней ночью, теперь лезет в прошлое. Чего он добивается? Или, может, он копался дома в ее вещах?