Волк в ее голове. Книга I
Часть 9 из 29 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Отец Николай складывает руки на внушительном животе.
— Нет, Олеся. К сожалению… нет. Хотя я и прикладываю все усилия, чтобы одержать победу над сиюминутными эмоциями, мне есть, за что себя винить.
— Но вы еще, как бы, думаете про воскресную школу?
— Олеся, думаем, конечно, — отвечает отец Николай, и в верхнюю часть кадра влезает меховая ветрозащита.
О, Господи.
Коваль!
Тебе только и нужно, что ровно держать микрофон.
— Мы уже посещаем уроки в гимназии имени Усиевича, — продолжает отец Николай, не замечая мохнатого зверя над собой, — и кадетском училище номер пять. Читаем бесплатные лекции, проводим обсуждения. Приглашаются все желающие, в том числе взрослые. Я очень, надеюсь, что мы завершим строительство собственного учебного заведения для детей с ограниченными возможностями… к сожалению, пока мы лишились должной поддержки.
Меховое пугало наконец исчезает за верхним краем кадра.
Олеся кивает и сверяется с записочками. Пальцы ее дрожат. От волнения? Словно это не выпуск доморощенного подкаста, а «Вечерний Ургант».
И все же «Три ко» сняли интервью. Они сняли его меня. Да, я никогда не выказывал интереса к их «каналу», скорее, пренебрежение или легкое презрение — как взрослый смотрит на рисунки первоклашек, — но отлично бы чувствовал себя там, в кадре. Задавал бы вопросы на месте Олеси, вертел бы камерой «яблофона» не хуже Валентина или хотя бы держал чертов микрофон так, чтобы он не влезал в кадр.
Кислая смесь зависти и разочарования обжигает мне желудок, и я бросаю ей на съедение еще один ломоть конской колбасы.
Жри.
— И все это… — Олеся наконец выуживает нужный вопрос, — вы делаете на свечки и пожертвования?
— Да, свечи, записки, молитвы, панихиды… Последнее время, стали приносить доход книги, видимо, в связи с популярностью нашей страницы в социальной сети. Кстати, хочу отметить, что данная страница — целиком инициатива моего внука. — Отец Николай чуть улыбается. — Духовенство, с нашей стороны, нисколько не цензурирует ее содержание.
— Между прочим, очень интересная страница, много познавательного. — Олеся бросает лукавый взгляд за камеру и опять сверяется с записями. — Вот в Свято-Алексиевской пустыни, сколько на данный момент проживает здесь, мм, постоянно?
Отец Николай поправляет мизинцем черные роговые очки и беззвучно шевелит губами.
— Предполагаю, пятьдесят два человека.
— Так мало? — Олеся наклоняется вперед. — Тут кажется, что попадаешь в отдельный город… поселок.
— Все относительно, Олеся. Я помню, когда в девяностом году был принят закон о свободе вероисповедания, я самолично крестил несколько сотен. Никто из них больше не посетил церковь. Так что эти пятьдесят два человека куда больше значат для меня, чем те сотни.
— Эти пятьдесят два человека — одиночки или семейные люди? Духовенство? Мирские?..
— Олеся, по-разному. — Отец Николай оправляет длинную бороду. — Кто-то находит у нас необходимое уединение, кто-то — семью. Кто-то приезжает с семьей. Наши двери для всех открыты.
— Скажите, а… ну, а много ли тех, кто однажды поселился среди вас и потом уезжает?
Отец Николай отпивает воды из бутылочки. Его светло-карие глаза затуманиваются, и ответ звучит далеким, суховатым эхом:
— На моей памяти был один такой человек.
— Как интересненько. — Олеся кивает и перебирает записки, но вскоре останавливается. Секунду она медлит, затем все же спрашивает: — А какая причина?
— Я бы не хотел об этом говорить, Вероника.
Камера слегка дергается.
— О… олеся.
Дед Валентина замирает и секунд десять вовсе не дышит.
— Прости меня… — выдыхает он. — Конечно, Олеся. Олеся. Прости.
Изображение моргает от резкой монтажной склейки — словно Валентин выдрал с корнями длинную неловкую паузу.
— Если коротко… — спрашивает Олеся, — причина была в каких-то особенностях жизни в пустыни? Или…
— Нет. — Отец Николай снова отпивает воды и горбится еще сильнее, будто крест с каждой секундой тяжелеет и прижимает его к земле. — Она… этот человек имел свои причины. Ребенка, о котором следовало позаботиться. Дела, которые следовало завершить.
— А нельзя это было сделать, уже живя в здесь, помогая…
Слово «ребенок» еще звучит в моих мыслях и заглушает вопрос Олеси. Неужели отец Николай говорит о Диане и ее матери? Ведь именно Вероника Игоревна ушла жить в Свято-Алексиевскую пустынь и именно она вернулась. Больше некому.
Я машинально отрезаю кусок махана и кладу с ножа в рот.
С чего же тогда все началось?
С листовок. С четверок? Я помню, что гимназию перевели с двухсотбальной системы на пятибальную, и на уроках Вероники Игоревны не стало «хорошистов».
С месяц гнойник набухал, разрастался, а затем посыпались жалобы родителей. Начались проверки, и воздух классов наполнило скрытое напряжение. Тогда же в нашу гимназию пришёл дед Валентина. От него веяло обаянием светлого, настрадавшегося человека, которое притягивало людей и Веронику Игоревну тоже зацепило, но зацепило неправильно. Не как пример добродушия или открытости, а как ледяной шип Снежной королевы, что попадает человеку в сердце и лишает покоя.
Со стороны все выглядело невинно: Вероника Игоревна зачастила в церковь, а на подоконниках у нас зацвели глянцевитые листовки. Карандашные голубые ручейки текли на карандашных зелененьких полях и ругались непонятными словами: ЕВХАРИСТИЧЕСКИЙ! ЛИТУРГИЯ! КАТЕХИЗАЦИЯ! ВОЦЕРКВОВЛЕНИЕ! Через пару месяцев в углах комнат поселились иконы седобородых старцев, а на кухне, что ни день, выгорали тоненькие свечки.
На Масленицу Вероника Игоревна пропала. Ушла посреди лабораторной, как уходят за туалетной бумагой или шоколадкой к чаю — и след простыл.
Диана словно впала в душевный паралич: на уроках отвечала невпопад и каждую большую перемену бегала домой — проверяла, вернулась ли мама. Снова звонила Веронике Игоревне на сотовый, часами слушала протяжные гудки. Заклеила скотчем выключатель в прихожей и запрещала его трогать, как раньше оставляла свет до возврата мамы из гимназии. Диана не училась, не мылась, не ела, и кормил я ее чуть не с ложки.
Через две недели Вероника Игоревна вернулась. Так же просто, как и ушла, будто торчала все это время в длинной очереди.
Понимания она не встретила. Из гимназии ее уволили, мой батя устраивал дикие скандалы, и скоро Вероника Игоревна с Дианой съехали от нас.
До обета молчания Дианы ещё сохранялась иллюзия, что все рано или поздно вернётся на круги своя. Через год после этой кутерьмы Аида Садофиевна — нынешний директор — возвратила Веронику Игоревну в гимназию. С грехом пополам появились четверки, а следом — новый кабинет, похожий на рождение сверхновой. Вернулись допы и элективы, но…
Вы заметили? Который раз это слово «вернуться». Забавно, что в нем самом заключен временной парадокс. Даже если ты вышел из дома, а потом, блин, «вернулся», ибо зонтик забыл, тебя встречает другой дом. В нем уже сместились частицы воздуха и пыли, и фотоны навыбивали электронов. Распался атом в деревянной швабре, Земля провернулась на несколько тысяч метров вокруг своей оси — ЭТО УЖЕ СОВСЕМ ДРУГОЙ ДОМ. Ты в другой дом пришел! Не вернулся!
Так и Вероника Игоревна не «вернулась» из пустыни. Она изменилась, и Диана изменилась. Сместилось что-то, разошлось по шву, и поехало дальше, набирая ход.
Я останавливаю видео майонезными руками.
Отец Николай.
Вероника Игоревна.
Диана…
Как ты разговоришь человека, который молчит месяцами? Молчит тупо, упрямо, зло, потому что уже не верит в слова.
Я раздраженно протираю телефон от соуса и захожу на свою страницу в «Почтампе». Палец, будто сам, пересекает экран и вжимается посреди списка друзей в аватарку Дианы. На фото она застыла в жутковатой сепии — на коленях, разведя руки в стороны и выгнувшись назад, будто тело свела судорога. Или будто ее распяли?
Диана «Гекката» Фролкова
МУЗЫКА остается ГОЛОСА исчезают (с)
Была в сети 21 марта в 16:43
День рожденiя: 14 января 2001 г.
Городъ: Северо-Стрелецк
Семейный статусъ: чортъ разберетъ
Вебъ-сайтъ: http://www.youtube.com/Difrol
Образованіе
Гимназія: Гимназия им. Г. А. Усиевича
Северо-Стрелецк, съ 2008
Гимназія: Музыкальная школа № 8 '17
Северо-Стрелецк, 2014–2016 (г)
хоровое отделение
Жизненная позицiя
Дѣятельность: давно поняла, что спорт — не мое, мало говорю, мало сплю, мало ем, мало трусов и носков, легко могу дать совет по жизни или вбить зубы вам в глотку, но скорее всего ни то ни другое вам не нужно
Любимыя композицiи: Фекальный вопрос, Пепел и ветер, Гражданская оборона
Любимыя ленты: Все умрут а я останусь, Заводной апельсин, Бойцовский клуб, Груз 200
Любимыя потѣхи: Профессионально играю на нервах
Любимыя высказыванiя: Мир настолько испортился, что когда перед тобой чистый искренний человек, ты ищешь в этом подвох. (Р. Брэдбери)
Банк СеверМорПуть
— Нет, Олеся. К сожалению… нет. Хотя я и прикладываю все усилия, чтобы одержать победу над сиюминутными эмоциями, мне есть, за что себя винить.
— Но вы еще, как бы, думаете про воскресную школу?
— Олеся, думаем, конечно, — отвечает отец Николай, и в верхнюю часть кадра влезает меховая ветрозащита.
О, Господи.
Коваль!
Тебе только и нужно, что ровно держать микрофон.
— Мы уже посещаем уроки в гимназии имени Усиевича, — продолжает отец Николай, не замечая мохнатого зверя над собой, — и кадетском училище номер пять. Читаем бесплатные лекции, проводим обсуждения. Приглашаются все желающие, в том числе взрослые. Я очень, надеюсь, что мы завершим строительство собственного учебного заведения для детей с ограниченными возможностями… к сожалению, пока мы лишились должной поддержки.
Меховое пугало наконец исчезает за верхним краем кадра.
Олеся кивает и сверяется с записочками. Пальцы ее дрожат. От волнения? Словно это не выпуск доморощенного подкаста, а «Вечерний Ургант».
И все же «Три ко» сняли интервью. Они сняли его меня. Да, я никогда не выказывал интереса к их «каналу», скорее, пренебрежение или легкое презрение — как взрослый смотрит на рисунки первоклашек, — но отлично бы чувствовал себя там, в кадре. Задавал бы вопросы на месте Олеси, вертел бы камерой «яблофона» не хуже Валентина или хотя бы держал чертов микрофон так, чтобы он не влезал в кадр.
Кислая смесь зависти и разочарования обжигает мне желудок, и я бросаю ей на съедение еще один ломоть конской колбасы.
Жри.
— И все это… — Олеся наконец выуживает нужный вопрос, — вы делаете на свечки и пожертвования?
— Да, свечи, записки, молитвы, панихиды… Последнее время, стали приносить доход книги, видимо, в связи с популярностью нашей страницы в социальной сети. Кстати, хочу отметить, что данная страница — целиком инициатива моего внука. — Отец Николай чуть улыбается. — Духовенство, с нашей стороны, нисколько не цензурирует ее содержание.
— Между прочим, очень интересная страница, много познавательного. — Олеся бросает лукавый взгляд за камеру и опять сверяется с записями. — Вот в Свято-Алексиевской пустыни, сколько на данный момент проживает здесь, мм, постоянно?
Отец Николай поправляет мизинцем черные роговые очки и беззвучно шевелит губами.
— Предполагаю, пятьдесят два человека.
— Так мало? — Олеся наклоняется вперед. — Тут кажется, что попадаешь в отдельный город… поселок.
— Все относительно, Олеся. Я помню, когда в девяностом году был принят закон о свободе вероисповедания, я самолично крестил несколько сотен. Никто из них больше не посетил церковь. Так что эти пятьдесят два человека куда больше значат для меня, чем те сотни.
— Эти пятьдесят два человека — одиночки или семейные люди? Духовенство? Мирские?..
— Олеся, по-разному. — Отец Николай оправляет длинную бороду. — Кто-то находит у нас необходимое уединение, кто-то — семью. Кто-то приезжает с семьей. Наши двери для всех открыты.
— Скажите, а… ну, а много ли тех, кто однажды поселился среди вас и потом уезжает?
Отец Николай отпивает воды из бутылочки. Его светло-карие глаза затуманиваются, и ответ звучит далеким, суховатым эхом:
— На моей памяти был один такой человек.
— Как интересненько. — Олеся кивает и перебирает записки, но вскоре останавливается. Секунду она медлит, затем все же спрашивает: — А какая причина?
— Я бы не хотел об этом говорить, Вероника.
Камера слегка дергается.
— О… олеся.
Дед Валентина замирает и секунд десять вовсе не дышит.
— Прости меня… — выдыхает он. — Конечно, Олеся. Олеся. Прости.
Изображение моргает от резкой монтажной склейки — словно Валентин выдрал с корнями длинную неловкую паузу.
— Если коротко… — спрашивает Олеся, — причина была в каких-то особенностях жизни в пустыни? Или…
— Нет. — Отец Николай снова отпивает воды и горбится еще сильнее, будто крест с каждой секундой тяжелеет и прижимает его к земле. — Она… этот человек имел свои причины. Ребенка, о котором следовало позаботиться. Дела, которые следовало завершить.
— А нельзя это было сделать, уже живя в здесь, помогая…
Слово «ребенок» еще звучит в моих мыслях и заглушает вопрос Олеси. Неужели отец Николай говорит о Диане и ее матери? Ведь именно Вероника Игоревна ушла жить в Свято-Алексиевскую пустынь и именно она вернулась. Больше некому.
Я машинально отрезаю кусок махана и кладу с ножа в рот.
С чего же тогда все началось?
С листовок. С четверок? Я помню, что гимназию перевели с двухсотбальной системы на пятибальную, и на уроках Вероники Игоревны не стало «хорошистов».
С месяц гнойник набухал, разрастался, а затем посыпались жалобы родителей. Начались проверки, и воздух классов наполнило скрытое напряжение. Тогда же в нашу гимназию пришёл дед Валентина. От него веяло обаянием светлого, настрадавшегося человека, которое притягивало людей и Веронику Игоревну тоже зацепило, но зацепило неправильно. Не как пример добродушия или открытости, а как ледяной шип Снежной королевы, что попадает человеку в сердце и лишает покоя.
Со стороны все выглядело невинно: Вероника Игоревна зачастила в церковь, а на подоконниках у нас зацвели глянцевитые листовки. Карандашные голубые ручейки текли на карандашных зелененьких полях и ругались непонятными словами: ЕВХАРИСТИЧЕСКИЙ! ЛИТУРГИЯ! КАТЕХИЗАЦИЯ! ВОЦЕРКВОВЛЕНИЕ! Через пару месяцев в углах комнат поселились иконы седобородых старцев, а на кухне, что ни день, выгорали тоненькие свечки.
На Масленицу Вероника Игоревна пропала. Ушла посреди лабораторной, как уходят за туалетной бумагой или шоколадкой к чаю — и след простыл.
Диана словно впала в душевный паралич: на уроках отвечала невпопад и каждую большую перемену бегала домой — проверяла, вернулась ли мама. Снова звонила Веронике Игоревне на сотовый, часами слушала протяжные гудки. Заклеила скотчем выключатель в прихожей и запрещала его трогать, как раньше оставляла свет до возврата мамы из гимназии. Диана не училась, не мылась, не ела, и кормил я ее чуть не с ложки.
Через две недели Вероника Игоревна вернулась. Так же просто, как и ушла, будто торчала все это время в длинной очереди.
Понимания она не встретила. Из гимназии ее уволили, мой батя устраивал дикие скандалы, и скоро Вероника Игоревна с Дианой съехали от нас.
До обета молчания Дианы ещё сохранялась иллюзия, что все рано или поздно вернётся на круги своя. Через год после этой кутерьмы Аида Садофиевна — нынешний директор — возвратила Веронику Игоревну в гимназию. С грехом пополам появились четверки, а следом — новый кабинет, похожий на рождение сверхновой. Вернулись допы и элективы, но…
Вы заметили? Который раз это слово «вернуться». Забавно, что в нем самом заключен временной парадокс. Даже если ты вышел из дома, а потом, блин, «вернулся», ибо зонтик забыл, тебя встречает другой дом. В нем уже сместились частицы воздуха и пыли, и фотоны навыбивали электронов. Распался атом в деревянной швабре, Земля провернулась на несколько тысяч метров вокруг своей оси — ЭТО УЖЕ СОВСЕМ ДРУГОЙ ДОМ. Ты в другой дом пришел! Не вернулся!
Так и Вероника Игоревна не «вернулась» из пустыни. Она изменилась, и Диана изменилась. Сместилось что-то, разошлось по шву, и поехало дальше, набирая ход.
Я останавливаю видео майонезными руками.
Отец Николай.
Вероника Игоревна.
Диана…
Как ты разговоришь человека, который молчит месяцами? Молчит тупо, упрямо, зло, потому что уже не верит в слова.
Я раздраженно протираю телефон от соуса и захожу на свою страницу в «Почтампе». Палец, будто сам, пересекает экран и вжимается посреди списка друзей в аватарку Дианы. На фото она застыла в жутковатой сепии — на коленях, разведя руки в стороны и выгнувшись назад, будто тело свела судорога. Или будто ее распяли?
Диана «Гекката» Фролкова
МУЗЫКА остается ГОЛОСА исчезают (с)
Была в сети 21 марта в 16:43
День рожденiя: 14 января 2001 г.
Городъ: Северо-Стрелецк
Семейный статусъ: чортъ разберетъ
Вебъ-сайтъ: http://www.youtube.com/Difrol
Образованіе
Гимназія: Гимназия им. Г. А. Усиевича
Северо-Стрелецк, съ 2008
Гимназія: Музыкальная школа № 8 '17
Северо-Стрелецк, 2014–2016 (г)
хоровое отделение
Жизненная позицiя
Дѣятельность: давно поняла, что спорт — не мое, мало говорю, мало сплю, мало ем, мало трусов и носков, легко могу дать совет по жизни или вбить зубы вам в глотку, но скорее всего ни то ни другое вам не нужно
Любимыя композицiи: Фекальный вопрос, Пепел и ветер, Гражданская оборона
Любимыя ленты: Все умрут а я останусь, Заводной апельсин, Бойцовский клуб, Груз 200
Любимыя потѣхи: Профессионально играю на нервах
Любимыя высказыванiя: Мир настолько испортился, что когда перед тобой чистый искренний человек, ты ищешь в этом подвох. (Р. Брэдбери)
Банк СеверМорПуть