Волк в ее голове. Книга I

Сон пятый

Сквозь приоткрытую дверь





Колечко упирается в жестяную крышку, продавливает ее, и мне в нос с шипением ударяет лаймовый фонтан.

Глоток.

Холодный «Спрайт» подмораживает рот, и пузырьки СO2 кисло-сладкой картечью лопаются на онемелом языке.

Я мало-помалу прихожу в себя после двухчасового киносеанса и осматриваюсь.

Представьте сонный березняк на окраине Северо-Стрелецка. Днём прошёл ледяной дождь, и весеннее солнце зажигает искры в хрустальных космах, что повисли на ветках. Все похрустывает и позванивает, тут и там промеж стволов мелькают полумертвые рыбацкие бараки начала XX века. В одном-двух еще горит свет, но большинство покинуты. Далеко за ними вздымается меловая гряда, которая до макушки заросла хвойной щетиной. В тени этой громады изгибается Кижня: белой пеной исходит на порогах и уносит буруны волн к темно-синему стеклу моря.

Мне жарко, тревожно и холодно. Спина потеет из-за слишком теплой куртки, правую руку морозит банка «Спрайта».

Березы поскрипывают и постукивают обледенелыми ветками-пальцами над моей головой. Их разговор то затихает, то оживает на мартовском ветру.

Я допиваю «Спрайт» и со скрежетом сминаю банку. Триста тридцать миллилитров газировки повисают в животе холодным шаром и оставляю на языке сладковатое послевкусие.

Приближается море. Ближе к нему березы редеют и горбятся от постоянного ветра, словно исполняют ведьминский танец. У берега — лицом к прибою — приютилось обледенелое кресло. Я подмигиваю ему. Классе в четвёртом мы с Дианой притащили эту рухлядь со свалки. Думали, устроим пикник, посмотрим закат, но что-то неизменно мешало: зима, ветер, меланхолия Дианы.

С трудом, будто гирю, я швыряю в кресло пустую банку. Она со стуком отскакивает от спинки и падает в лужицу солнечных бликов.

Ну да. Весна. Не успели прийти заморозки, как начинается оттепель.

Дорога спотыкается о мшистые глыбы, что принёс древний ледник, и ведёт меня дальше — мимо заброшенной пристани к устью Кижни.

Ветер обжигает лицо, уклон растёт. Я чувствую, как кровь приливает к голове, когда примечаю знакомую бежевую изгородь. Она покосилась под весом ледяной коросты и полого спускается в пожухлую траву, словно два мира — человека и природы — медленно поглощают друг друга.

Справа завивается спиралью древний лабиринт из камней. Слева чернеет пустырь с озяблым ручьем, а пустырем вырастает сизая полоса ельника. Ещё дальше, — я не вижу и не слышу, но знаю, — Приморское шоссе. Шоссе, по которому непрерывно едут грузовики и легковушки, ошалелые, грязные, заледеневшие. Они едут и едут в бесконечном потоке, словно где-то в лесах дорога замыкается в круг или ленту Мёбиуса.

Мыски кроссовок накрывает тень. Я поднимаю взгляд и цепенею от страха и восторга одновременно — будто ничего не случилось, будто не было последних лет. Мучительно-сладостное чувство, когда прошлое и настоящее наслаиваются друг на друга, и на миг ты счастлив от этого чуда, а потом с ужасом и ознобом понимаешь, как они далеки, как различны. Иллюзия единства двух миров, что не способны объединиться.

Иллюзия, в которой живет Диана.

Слуховое окно разбито, доски стен и крыши гниют в цвет сырой говяжьей печенки. У двери висит погнутая табличка. Сквозь ржавчину едва проглядывают серп и молот и надпись:

ЖИТЕЛИ ДОМА

БОРЮТСЯ ЗА ЗВАНИЕ

ДОМА

ВЫСОКОЙ

КУЛЬТУРЫ



Где теперь эти борцы? В какие годы жили?

Я раздвигаю сухие корзинки пижмы, покрытые бесцветной карамелью льда, и с трудом продираюсь к двери.

Ох.

Кто-то засадил в нее топор и повесил на рукоятку погребальный венок. Ниже белеет пугающая надпись:

НЕМЕДЛЕННО ОПЛАТИ ДОЛГ



Я вытираю холодный пот над верхней губой и боязливо стучусь. Под моими ударами дверь со скрипом приоткрывается в темную прихожую.

— Вероника Игоревна? — тихо зову я и добавлю громче: — Ве… Вероника Игоревна?

Отвечает лишь ветер: зловещим угрюмым басом. На крючке у двери вздувается малиновый пузырь — куртка Дианы, — рядом вздрагивает и постукивает ловушка снов. Больше в щелку ничего не видно: слишком темно в прихожей, слишком робею я толкнуть сильнее дверь.

— Вероника Игоревна?


В животе урчит от тревоги или от газировки. Мое внимание привлекает мусор под ногами. Комок с едва различимой надписью «…Гимна…».

Со смутным беспокойством я поднимаю его и разворачиваю.

Муниципальное автономное образовательное учреждение «Гимназия им. Г. А. Усиевича г. Северо-Стрелецка»

РАСПОРЯЖЕНИЕ

27.03.2018 № 01

В соответствии с Уставом МАОУ «Гимназия им. Г. А. Усиевича г. Северо-Стрелецка», локальными нормативными актами № 07 и 11-ПР, принятыми педагогическим советом гимназии, прошедшими согласование с родительской общественностью, утверждёнными приказом директора от 15.07.2013 № СЭД-059-01.13-162 «Требования к поведению, внешнему виду и одежде обучающихся муниципального автономного образовательного учреждения „Гимназия им. Г. А. Усиевича г. Северо-Стрелецка“», даю следующее распоряжение:

1. Отстранить от аудиторных занятий на 27 марта 2018 года и далее до особого распоряжения Фролкову Диану Игоревну, ученицу 9а класса гимназии, в связи с порчей фотовыставки 10 «В» класса, а также в связи с нарушением требований к внешнему виду и одежде обучающихся гимназии: окрашиванием волос, заменой классического костюма набором подходящей по цвету одежды, отсутствием эмблемы гимназии.

2. В целях разъяснения требований к поведению, внешнему виду и одежде обучающихся, установленных в гимназии, а также согласования формы обучения на период отстранения от аудиторных занятий, назначаю встречу с родителями ученицы на 27 марта 2018 года в 18.30 часов.

3. Контроль за исполнением настоящего распоряжения оставляю за собой.

Директор А. С. Гаврилова.



Приложение:

1. Копия локального нормативного акта № 07 «Требования к поведению, внешнему виду и одежде обучающихся муниципального автономного образовательного учреждения „Гимназия им. Г. А. Усиевича г. Северо-Стрелецка“».



М-да.

Диане досталось за черную прядь? Или она покрасилась в голубой? В розовый? Зеленый?

Я аккуратно кладу бумагу на пол прихожей, затем достаю связку ключей и вглядываюсь в темноту — в поисках места, куда их положить.

Память воскресает рыжую бестию, которая прыгает с ноги на ногу в двух шагах и в четырех годах позади от меня. Вот еще одна — образца середины 2010-х: хохочет до онемения, потому что я напеваю мультяшным голосом:

Хорошо живет на свете Винни-Пух!

У него четыре писи, он лопух.

Если пися оторвется — не беда!

У него есть запасная! Да-да-да!





— Вероника Игоревна?

Ключи все сильнее оттягивают руку и возмущённо дребезжат.

Положить их на пол? Бросить в карман малиновой куртки?

Какая-то немыслимо тупая ситуация.

Я нахожу запись «Классрук» в мобильном и жму «вызов».

— Абонент вне зоны доступа, — отвечает бодрый женский голос.

— Кто бы сомневался.

Ладно, попробуем Диану.

Отвечает ли на телефонные звонки человек, который молчит неделями?

Конечно.

Как два пальца об асфальт.

В динамике сотового щёлкает, и живот скручивает от напряжения.

— Абонент вне зоны доступа, — повторяет вежливая женщина.