Волчья Луна

Перед его лицом что-то есть. Лукасинью просыпается с паническим криком от клаустрофобии. Он в пов-скафе, все в том же гребаном пов-скафе. Во сне вытекла слюна и высохла на его щеке до кристаллической корочки. Он чувствует запах собственного лица внутри шлема.

– Ты проснулся. – Голос Малькольма. – Хорошо. У нас проблема.

Цзиньцзи показывает карту: на ней выделяется их процессия и старая база «Корта Элиу», а также линия неких объектов между роверами и убежищем.

– Это…

– Я знаю, кто они, малыш.

– Вы можете их объехать?

– Могу, но если нас заметят, в тот же момент набросятся. Мы большие и тяжелые, и я видел, как эти ублюдки двигаются.

– Что будем делать?

– Мы бросим тебя и девочку. Вы возьмете другой ровер – там достаточно заряда, чтобы справиться, – и рванете прямиком к базе. Мы постараемся отвлечь внимание ботов.

– Но вы сказали, что не можете их обогнать.

– Мать твою, пацан, ты будешь мне верить? Без вас мы можем от них оторваться. Может, даже прикончим парочку. Эти пушки против засранцев весьма неплохи. Что я знаю наверняка: если мы не разделимся, то умрем.

Ранцы нагружены водой и воздухом, аккумуляторы заряжены. Луна забирается на сиденье, Лукасинью аккуратно приматывает ее к роверу, а потом – себя к ней. Лукасинью объяснил ей просто и честно, какая опасность им угрожает, и она знает, что надо делать, без вопросов и инструкций. Их одноместный ровер включается по приказу Цзиньцзи. Малькольм касается указательным пальцем шлема: салют перед битвой. Он разворачивает свой большой ровер, дает газу и спустя мгновение оказывается за горизонтом. Лукасинью ждет, пока его пылевое облако уляжется, прежде чем пуститься в путь на своей одноместной машинке.

«Никаких коммов, – сказал Малькольм. – Увидимся в Секки или в следующей жизни».

«Вы знаете, кто мы, – ответил Лукасинью по частному каналу. – Почему вы нам помогаете?»

«Чем бы все ни закончилось, луна уже никогда не будет прежней», – сказал Малькольм.

– Луна, – говорит Лукасинью. Они опять подключены друг к другу кабелем, для радиомолчания и близости.

– Что?

– Водички попила?

– Попила.

– Скоро мы будем на месте.





* * *


Анелиза Маккензи ждет у внутренних дверей шлюза. Пока двери открываются, проходит целая вечность, но вот они идут; потемневшие от пыли, несмотря на «воздушные лезвия», шлемы и ранцы держат в руках. Ботинки каменные, костюмы свинцовые. Холодное изнеможение в каждом сухожилии. Бойцы тащатся мимо нее, не поднимая глаз. Они дали бой у ворот Ипатии. Взрывчатка уничтожила трех ботов, которые пережили град стрел, выпущенных АКА, но семь «черных звезд» заплатили за это собственными жизнями.

Самоубийственные миссии. И, по слухам, подкрепления уже появились в восточном секторе Моря Спокойствия – их тормозные двигатели словно заикаются в небесах.

«Подкрепления». Откуда она вообще знает такое слово?

А вот и он.

– Вагнер.

Он поворачивается, заслышав свое имя. Узнает. Он ее не забыл – не в темной ипостаси, в той единственной версии Вагнера Корты, которую она знала. Сомнения и сдержанность, что вынуждают его замедлить первые шаги в ее сторону, связаны не со страхом обознаться, но с угрызениями совести. Он сбежал в Меридиан. Она велела ему не возвращаться в их дом в Теофиле, но он знает, что вынудил ее в одиночку столкнуться с семьей. Маккензи никогда не прощают предателей. Она поплатилась. Он выжил, когда ее семья уничтожила его семью. Он спрятался и выжил. Теперь он похож на смерть. Теперь он выглядит побежденным.

Он смотрит на свой отряд. Красивая женщина с сильными чертами кивает. «Дальше я сама разберусь, лаода».

– Анелиза.

Он не верит своим глазам. Ее дом в Теофиле, что она делает в Ипатии?

– Идем со мной, маленький волк.

Кровать заполняет всю ячейку. Вагнер заполняет кровать – он распростерся и распластался, это даже не сон, это что-то более глубокое. Анелизе повезло, что удалось достать хотя бы эту миниатюрную капсулу. Когда железнодорожное сообщение прекратилось, Ипатия, как самая оживленная пересадочная станция в четверть-сфере, превратилась в лагерь беженцев, где спали на улицах и в душных бункерах, а застрявшие пассажиры лежали в тепле, исходящем от труб теплообмена.

Она прислоняется к стене коридора и смотрит на волка. Он выглядит ужасно. Кожа вся в синяках и отпечатках пов-скафа, который носили слишком долго. Светло-коричневый цвет – Анелиза любила касаться этой кожи – сменился на серый, тусклый от усталости. Он никогда не был массивным и мускулистым, но теперь весь состоит из костей и сухожилий. Наверное, не ел два-три дня. Он ужасно обезвожен. Он воняет.

Она прослеживает их путь от этой кровати до первой встречи – случайного взгляда в Университете Невидимой стороны, во время пятнадцатого симпозиума по паралогике, на семинаре, посвященном доксастической и прочим логикам, связанным с верой. Он отвернулся первым. Она наклонилась к своей коллеге Нан Аейн, все еще похмельной после пьянки в первую ночь, и спросила: «Кто это такой?» Фамильяр мог бы в мгновение ока назвать ей имя из списка участников, но такова была интрига: она хотела, чтобы он видел, как она о нем спрашивает.


– Это Вагнер Корта, – сказала Нан Аейн.

– Корта? Тот самый?

– Ага, из тех самых Корта.

– За такие ресницы можно все отдать.

– Он странный. Даже для Корта.

– Мне нравятся странные.

– А пугающе-странные?

– Я не боюсь Корта.

– А волков боишься?

Потом семинар завершился, все пошли пить чай, а она не сводила глаз с пугающего Корта, чтобы не упустить момент, когда он решит снова на нее посмотреть. И он посмотрел – у двойных дверей зала коллоквиума. У него были самые темные и самые печальные глаза из всех, что ей доводилось видеть. Темный лед времен рождения мира, погруженный в вечную тень. Ребенком она ранила все свои игрушки, чтобы потом выхаживать и лечить их. Она нашла его в точке гравитационной стабильности между тремя болтающими компаниями, со стаканом чая в руках.

– Мне он тоже никогда не нравился. – Она всегда была проницательна в том, что касалось мелочей, позволяющих завязать знакомство. Его чай был нетронутым. – Это негодная выпивка.

– А что ты называешь годной выпивкой?

– Могу показать.

За третьим «мокатини» он поведал ей про волка.

За пятым она сказала: «Ладно».





* * *


Маленький волк спит ночь, день и еще одну ночь, а потом просыпается мгновенно, и все его чувства напряжены. Его первые слова: «Мой отряд».

«Они в порядке», – отвечает Анелиза, но он ей не верит, он звонит в контору «Тайян-Ипатия». Зехра отчиталась перед начальством и отправила «Везучую восьмерку» в увольнительную. «Тайян» может предоставить ему фамильяр базового доступа, но полные резервные копии Доктора Луз и Сомбры – в Меридиане, а связь по всей Видимой стороне все еще лежит. Глядя на Вагнера, лишенного фамильяра, голого в цифровом смысле, Анелиза Маккензи чувствует возбуждение.

Ночь, день и еще одна ночь – это целая эпоха, если речь о войне. Там, где не хватает информации, буйным цветом распускаются слухи. Тве по-прежнему в осаде, погребен, молчит, а его аграрии умирают в сумерках, изголодавшись по свету. В Царице Южной осталось еды на пять дней. В Меридиане на три. Закусочные атакованы, 3D-принтеры взломаны. Кодеры «Тайяна» успешно произвели обратный взлом нескольких одержимых грейдеров, но всякая попытка направить их на эскадру, которая устроила осаду, вызывает огонь с орбиты. Лед. ВТО стреляет льдом из электромагнитной катапульты. Воронцовы пришвартовали к ней голову кометы; амуниции хватит, чтобы устроить новую Позднюю тяжелую бомбардировку[28]. Поезда без толку стоят на станциях, БАЛТРАН не работает, и любой ровер, отважившийся выехать на поверхность, привлекает ботов с лезвиями на лапах. Целый Экваториальный экспресс застрял прямо на рельсах посреди Моря Смита. У них закончилась вода. Пьют собственную мочу. Система снабжения воздухом отказала. Они едят друг друга.

Слухи и толки. Дункан Маккензи послал двадцать – пятьдесят – сто – пятьсот стрелков, все Джо Лунники и бывшие военные, чтобы прорвать осаду Тве. При поддержке лучников АКА они собираются атаковать наружные шлюзовые двери Тве и освободить город. Армию Асамоа-Маккензи порезали на части, куски их тел валяются по всему Морю Спокойствия. Меридиан в осаде. В Меридиане отключилось электричество, весь город во тьме. Меридиан захватили. Меридиан уже сдался.

«Мне надо попасть в Меридиан», – говорит Вагнер.

«Тебе надо выздороветь, Лобинью».

Она снимает частную кабинку в бане. Трех часов должно хватить. Там есть парилка, плита и небольшой бассейн. Вагнер лежит лицом вниз на плите из спеченного камня, блестящий от пота. Изогнутым стригилем Анелиза очищает его кожу от грязи, пыли и въевшегося пота.

– Ты меня ждала, – говорит Вагнер, прижавшись щекой к гладкому теплому камню, повернув голову набок.

– Я возвращалась после концерта в Тве, – говорит Анелиза. – Застряла, когда перестали ходить поезда.

– Ты помогла мне сбежать, а я тебя бросил.

Анелиза садится Вагнеру на спину и медленно счищает пропитавшуюся потом грязь с его шеи.

– Не разговаривай, – отвечает она. – Дай руку.

Это все еще больно – внезапно оторвать струп с раны, которая, как она считала, давно зажила. Свежая кровь.

– Прости, – говорит Вагнер.

Анелиза шлепает его по тощей заднице.

– Иди сюда.

Она опускает его – очищенного, со светящейся кожей – в горячую воду бассейна. Вагнер ахает, его кожа саднит. Анелиза соскальзывает в воду рядом с ним. Они прислоняются друг к другу. Анелиза убирает с лица мокрые волосы. Вагнер заправляет их ей за ухо и ведет пальцем вдоль края уха до бледного шрама – это все, что осталось от ее левой мочки.

– Что случилось? – спрашивает он.

– Несчастный случай, – врет она.