Волчье лето

Все планы на будущее, все мечты о жизни маленького комочка, который уже так сильно на него повлиял, изменил его, может быть даже спас — все погибло.

Стина только злилась.

На все: на жизнь, на то, что все пошло не так, как она планировала.

Она ненавидела других мам и их здоровых детей, не хотела покидать палату. Через неделю ее все-таки отправили домой, без Ловисы — та попала домой только через четыре месяца. К тому моменту он отсидел уже две трети срока и его освободили условно.

Он вышел и попал домой, в хаос.

Стина круглые сутки не спускала с Ловисы глаз, но погружалась в тревогу и выматывающее чувство, что усилий всегда недостаточно. Каким-то образом они сумели все наладить — преодолели все госпитализации, анализы, операции, процедуры, лекарства, все заявления и общение с властями и местными чиновниками. Получили бесценную помощь сиделок. Те же люди день за днем следили, чтобы несмотря ни на что у родителей была возможность заняться чем-то другим, тем, чем занимаются обычные родители.

Жизнь шла своим чередом.

Потом они приняли решение сократить время сторонней помощи, и все снова завертелось.

Его размышления прервал звонок в дверь. УВ мельком взглянул на часы. Кто это? Их круг общения всегда был невелик, а с годами визитов становилось все меньше и меньше. Посмотрев на дочь, он вышел из комнаты, быстро прошел по квартире и открыл наружную дверь.

Конечно, легавая. Жена Томпы. Ханна. Немного запыхавшаяся после подъема по лестнице, с пакетом из супермаркета в руке.

— Простите, что беспокою так поздно, — сказала она и ее слова прозвучали искренне.

— Что вы хотите?

— Кое-что спросить, если позволите. Это быстро, обещаю.

Когда к нему заявилась русская или, как минимум, со связями в России, как он полагал, женщина и заговорила об амфетамине, он знал, что к нему наведается и легавая. Хотя он отсидел свой срок и, как им было известно, три года вел законопослушную жизнь. На самом деле все это его раздражало, но теперь у него есть два варианта действий.

Рискнуть и увести ее в сторону, тогда она подумает, что ему есть что скрывать, и начнет пристальнее следить за ним и мастерской, или же убедить ее, что он ничего не сделал, ничего не знает, и выпроводить ее. Вдобавок получить нужную информацию. Он кивнул и отошел в сторону.

— Обувь можете не снимать.

Он не любил оставлять Ловису одну в комнате даже на пару минут, так что пошел назад по погрязшей в беспорядке квартире. Уборка находилась внизу в списке приоритетов, уже довольно давно.

— Давайте сядем здесь, — сказал он и показал на комнату Ловисы. Ханна последовала за ним, сделала пару шагов от двери и остановилась. Регулируемая по высоте кровать со стальной решеткой по бокам, хотя во сне Ловиса не могла двигаться, инвалидная коляска, медицинский подъемник, отсос слизи, кислородный концентратор, лекарства, мази, ремни, подвесная система. Никакие разноцветные картины, декор и мягкие игрушки не сделали бы эту комнату больше похожей на детскую, чем больничную палату.

— Мы ее не разбудим? — почти шепотом спросила Ханна.

— Нет, — ответил УВ и сел к себе на кровать. — Что вы хотели?

— Та синяя машина, о которой мы говорили… — начала Ханна немного обескураженно. Ему кажется или она теперь по-другому на него смотрит? Как будто жалеет его? Он не нуждался в ее сострадании. Дело не в Ловисе.

— Да…

— Это «Хонда», CR-V 2015 года, не знаю, слышали ли вы?

— Все еще не видел ее.

— В ней были наркотики. Амфетамин.

— Окей… Что-то еще?

— В смысле что-то еще?

— В машине.

Она не ожидала такого вопроса, он заметил, как она размышляет и сомневается, что навело его на мысли, что в машине было что-то еще, о чем она не собиралась рассказывать.

— А что?

— Вы разве не хотите, чтобы я был начеку? Порасспрашивал немного. Вы здесь разве не для этого?

— Да, — согласилась Ханна. — Вы что-нибудь знаете?

УВ быстро прокрутил в голове, может ли выжать из этого разговора что-то еще, что-то, что поможет ему выбрать дальнейший план действий, но пришел к выводу, что уже знает достаточно.

— Я завязал, как вы, возможно, осведомлены.

— Никто не узнает, что вы нам помогли.

Он только собирался сказать, что ничего не может сделать, и попросить ее уйти, но резко передумал. Женщине на «Ауди» хватило перенаправления на другой адрес. Того, что она получила имя. Может, этого хватит и чтобы легавая оставила его в покое.

Он сделал вид, что размышляет, хотя уже принял решение, взглянул на Ханну, скорчив такую мину, чтобы Ханна была уверена, как крайне неохотно, делая одолжение, он выдает ей информацию.


— Вы знаете Йонте Лундина?



В маленькой однушке пахло спертым воздухом, сигаретным дымом, окурками, грязью и перегаром. В углу стояла незаправленная кровать, и невооруженным глазом было видно, что белье очень грязное. На столе перед потрепанным, запачканным диваном стояло мертвое растение в горшке, служившем пепельницей, пивные банки и тарелка с остатками чего-то похожего на присохший к керамике томатный соус. Катя попробовала приподнять ее, взявшись только за лежавшую на ней вилку.

Получилось.

На кухне дела обстояли еще хуже. Плита, покрытая пригоревшей едой, две кастрюли с давно застывшим на дне содержимым, банки, бутылки, остатки еды быстрого приготовления, упаковки, все оставлено или брошено там, где последний раз использовалось или открывалось.

Ей не нравилось здесь ждать.

Она начала расставлять пивные банки в ряд на журнальном столике, но обнаружила их на кухне, у кровати, даже в ванной. Просто организовать частичку хаоса раздражало больше, чем оставить все как есть.

В итоге она встала посреди комнаты.

Ничего не трогала. Ничего не делала. Ждала.

В дверь позвонили. Катя вышла в микроскопическую прихожую и молча посмотрела в глазок. Снаружи стояла женщина. Около пятидесяти, непримечательная фигура, прическа, одежда. В руке пакет из супермаркета «Ика». Наверное, мама Лундина, подумала Катя. Пришла наполнить шкафы на кухне и холодильник, чтобы сын хотя бы не умер от голода. Заходит ли она сама с ключом, если он не открывает? Катя как раз собиралась отойти назад, как услышала на лестнице голоса. Она снова глянула в глазок. Мужчина, в котором она узнала Йонатана Лундина, поднялся по лестнице, а женщина вышла к нему навстречу. Катя не слышала, о чем они говорят, но Лундин несколько раз покачал головой и попытался протиснуться мимо. Женщина уперлась рукой в стену и остановила его, снова заговорила и по-видимому о чем-то спрашивала. Лундин прижал подбородок к груди, продолжая качать головой. Женщина, похоже, поняла, что ничего от него не добьется, и убрала руку. Он быстро, но покачиваясь, зашагал к двери. Катя поспешно вернулась в комнату. Слышала, как поворачивается ключ, дверь открывается и закрывается, и как Лундин бормочет что-то еле слышно себе под нос, а потом заходит в комнату и тяжело, как мешок, плюхается на диван. Катя стояла хоть и неподвижно, но совершенно на виду посреди комнаты, но, казалось, он ее не замечал. По глазам, языку тела, и вялым движениям, когда он с трудом попытался развязать обувь, Катя угадывала влияние смеси наркотиков и алкоголя.

— Привет, Йонте, — спокойно сказала она.

— Привет… — ответил он таким тоном и с такой улыбкой, будто был рад встрече, но вот в данный момент не мог точно вспомнить, кто она. К нему медленно пришло осознание, что они вероятно никогда не виделись. — Подождите, вы тоже легавая?

— А кто еще?

— Она, она там снаружи.

— Я не из полиции, — сказала Катя, подойдя и сев на край подлокотника дивана. Йонте кивнул, на вид удовлетворился ответом, не анализируя странное присутствие незнакомой женщины, которая ждала его у него в квартире.

— Я хочу поговорить, — продолжила Катя, пытаясь поймать его блуждающий, плавающий взгляд. — О наркотиках.

— Она тоже хотела.

— Полицейская? Что она сказала? Помнишь?

— Она хотела знать о… продает ли кто-то. Или кто покупает…

Раз они ищут того же человека, что и она, в тех же кругах, значит, опознали Вадима, связали его с Рованиеми. Важная информация.

— А что ты сказал?

— Ничего.

— Потому что не знаешь или не хочешь никого сдавать копам?

— Что?

Он посмотрел на нее так, будто предложение было, по меньшей мере, на пару слов длиннее того, что он способен понять. Катя внимательно на него смотрела. Кто знает, что он пережил, почему решил себя задурманить. Если его детство было вполовину таким же ужасным, как первые восемь лет ее жизни, то она понимала, что он не упускал ни единой возможности забыться и подавить эмоции. Есть, конечно, вероятность, что у него было обычное счастливое детство, наркотики показались ему чем-то крутым и его затянуло. Может, он унаследовал склонность к зависимости.

Неважно, как все было, но он был слаб. Слабых людей можно использовать.

Она достала пачку купюр из переднего кармана джинсов и начала их листать. Йонте следил за ее движениями взглядом голодного лабрадора. Пять пятисотенных купюр на столе. Когда он наклонился, чтобы взять их, она закрыла купюры ладонью.

— Сначала ты должен ответить на вопросы.

Йонте кивнул и с усилием отвел глаза от купюр — Катя видела, как тяжело ему удерживать концентрацию.

— Появился кто-то, кто торгует? Кто-то новый? За последнюю неделю?

— Не знаю о таком.

— Ты слышал что-нибудь о большой партии амфетамина?

Он сильно покачал головой, как трехлетний ребенок, которому дали тарелку с брокколи.

— Уверен? — спросила она и положила на стол еще одну купюру. Он сделал глубокий вдох, твердо настроенный это выдержать.

— Нет, не слышал ничего, — ответил он на удивление бодро.

— А кто слышал? У кого ты покупаешь?

— Не знаю.

Она впервые начала терять терпение, наклонилась и сильно схватила его за щеки одной рукой.