Волчье лето
Часть 14 из 53 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Продать.
— Нет! Исключено.
Это еще более высокие риски, чем пустить в ход деньги. У нее появился шанс. Никто его не отнимет. Если уж ей приходится жить с мыслью об участии в убийстве человека, то, по крайней мере, она уж имеет право извлечь из этого какую-то пользу. Она любила Кеннета, но ее жизнь изменит не он. Не он увезет ее от дома из заплесневелого этернита в Норра Стуртрэск, даст ей возможности, о которых она всю жизнь мечтала.
Не он, а сумки на столе.
Около 1580000 результатов. Издевательство.
Ханна добавила в поисковую строку «травы», ей вспомнилось что-то о базилике, может, тимьяне, и теперь оставалось просмотреть только 244 тысячи рецептов. Она просмотрела первые две страницы, но не узнала ни один из них. Они были вполне ничего, и она могла взять любой, в конце концов, это просто обычный ужин, но она настроилась найти один, определенный рецепт. Его легко готовить и Томасу нравится. Она выругалась про себя и закрыла поиск.
— Что делаешь?
Она обернулась к двери, где стоял Гордон, который выглядел так, будто собрался уходить с работы.
— Ищу рецепт пасты с курицей, которую делала пару месяцев назад, но не могу найти.
— Пойдем лучше сходим куда-нибудь, а ты что-нибудь поешь.
Звучало привлекательно, но она надеялась, что ее планы на вечер приведут к сексу.
— Я обещала провести вечер с Томасом, мы давно не виделись.
— Тогда в другой раз, — сказал Гордон, пожав плечами. Если он и был расстроен, то хорошо скрывал это.
Ханна думала, что он попрощается, скажет «до завтра» и уйдет, но он вошел и сел на свое обычное место у двери. Ханна взглянула на часы. Переодеться, сходить в магазин, домой, приготовить еду. Минут пять у него есть.
— То есть ты думаешь, что кто-то спустит тридцать миллионов в унитаз!
— Я просто имела в виду, что простые люди не умеют торговать наркотиками.
— Возможно, ты права, так что будем делать?
Ханна колебалась — после встречи у нее возникла одна мысль, пока не до конца оформившаяся. Она собиралась отложить разговор до завтра, но почему бы не проверить ее на Гордоне.
— Может, дурацкая идея, но что если мы заявим, будто знаем о том, что лежало в машине, и предоставляем амнистию. Тот, кто нам это вернет, может сохранить анонимность.
Гордон пару секунд молча обдумывал услышанное. В прошлом году у них по всей стране шла оружейная амнистия. В течение трех месяцев кто угодно мог сдать любое оружие в любом количестве без всяких вопросов или дальнейшего расследования. Позднее то же самое для взрывчатых веществ. Операция была успешной, но с наркотиками такого никогда не делали. Насколько известно Ханне, на уровне страны такие планы тоже отсутствовали. Она не была уверена, что полиции Хапаранды разрешат организовать подобное, даже в качестве исключения.
— Проблема в том, что они заполучили все, сбив того парня на смерть, — наконец произнес Гордон.
— Мы амнистируем только наркотики, продолжим расследовать ДТП.
— Но скажем, что деньги они могут оставить себе?
— Не знаю, — вздохнула Ханна, пожалев, что не отложила этот разговор на завтра и не дала себе больше времени на обдумывание предложения. — Я еще не продумала детали, это просто идея, чтобы убрать это дерьмо с улиц.
— В ней есть разумное зерно, — сообщил Гордон.
— Спасибо огромное.
— Я завтра обсужу это с Эксом, если ты не захочешь. Возможно, начальство разрешит нам что-то такое организовать.
Ханна кивнула, выключила компьютер и встала. Гордон неподвижно сидел на месте. Она догадывалась, что он последует за ней в раздевалку. По-видимому, откладывает поездку домой.
— Каково это, когда он здесь? — спросила она и начала собирать вещи со стола.
— Хорошо, а что?
— Он пришел и забрал твое расследование.
— Он забрал его, когда мы нашли тело.
— Но когда он здесь, все совсем по-другому.
Это был всего лишь третий раз за время, что Гордон возглавлял отдел, когда из Лулео приезжали и вели расследование на месте. Каждый раз всем становилось очевидно, что он больше не главный начальник, а на ступень ниже. Ханна не думала, что приезд Александра представляет для Гордона проблему, но будет не лишним спросить, немного поинтересоваться его жизнью.
— Что есть, то есть, — пожал плечами Гордон. — Не в первый раз и, видимо, не в последний.
Он бросил взгляд на доску объявлений у нее на стене, где рядом с картой висела фотография молодого, чисто выбритого мужчины с аккуратным боковым пробором и уверенным взглядом в камеру. Она взяла ее в базе паспортов, и для паспортного снимка она была хорошего качества.
— Парень у Хельгрена, — сказал Гордон, поднимаясь и подходя ближе к доске.
— Ренé Фукé. — Ханна слышала, как сама произнесла фамилию как fucker. — Французское имя, не знаю, как произносится.
— Ну, будем надеяться, что не вот так, — улыбнулся Гордон. — Что мы о нем знаем?
— Родился в Леоне, семья переехала в Гетеборг, когда ему было пять. Сюда приехал года три назад, работает на полставки в «Максе» и учится дистанционно. Молодой парень, двадцать шесть лет.
— Как он связан с Хельгреном?
— Понятия не имею, — ответила Ханна, окидывая взглядом стол, все ли взяла. — Его нет у нас в базах, даже не получал штраф за парковку.
— Образцовый гражданин.
— Который общается с Антоном Хельгреном.
— У него есть разрешение на охоту?
— Нет, и я не нашла его на Facebook или где-нибудь в сети, так что не знаю, что он думает об охоте и хищных животных.
— Или о возрастных мужчинах во фланелевых рубашках.
Она вопросительно посмотрела на него, выключила свет, и они вместе вышли из ее кабинета. У нее даже мысли не было, что визит молодого мужчины к Хельгрену может быть связан с чем-то сексуальным или романтическим.
— Думаешь, Хельгрен — гей?
— Он никогда не был женат.
— Ты тоже.
— Но ко мне и не приходят гладко причесанные, аккуратные молодые мужчины в кофтах с двумя пуговицами.
— Я почти уверена, что это во всех отношениях предвзятое суждение, — улыбнулась она.
Они прошли мимо офиса Гордона и вниз по лестнице. Остановились у двери, ведущей к стойке администрации. Ей нужно направо, мимо изолятора, вниз в раздевалку.
— До завтра, — сказал он, держа руку на ручке.
— Что будешь делать вечером?
— Сейчас, когда мне не удалось с тобой поужинать?
— Да.
— Ничего. Собирался узнать, не зайдет ли брательник поиграть в FIFA.
Когда Гордон говорил о чем-то вроде этого, она остро чувствовала их разницу в возрасте. Не потому что не знала, о чем он говорит. Она хорошо знала, что такое FIFA — ее сын, когда еще жил дома, играл в нее с друзьями. Как Гордон с братом. На три года младше. Разведен и проводит с двумя детьми полмесяца. Дом в Никкале. Ханна несколько раз видела Адриана и понятия не имела, знает ли он о том, что она спала с его старшим братом. Рассказывают ли братья о таком друг другу?
Она не собиралась спрашивать, не хотела знать.
— Хорошего вечера!
— Тебе тоже.
Он ушел. Ханна задержалась на пару секунд, прежде чем поспешила по коридору. Снова мысли о работе. Она хотела еще кое-что успеть до домашних посиделок. Ужин сегодня будет поздним.
* * *
Ловиса спала. Как она обычно и делала в это время.
Суточный ритм и вечерние ритуалы были важны. Предсказуемость означала безопасность. УВ сидел на кровати, которую они поставили к ней в комнату, и слушал на телефоне подкаст на маленькой громкости. Телефон издал короткий сигнал, когда на него пришел снэп. От Стины. Половина ее лица на фоне гостиной в доме в Каликсе. «Как дела?» Он нажал на ответить, сфотографировал сверху кровать Ловисы с зажженным ночником. «Отлично. Она спит. Все спокойно». Отправить.
Он едва мог вспомнить, когда в последний раз спал со Стиной в одной кровати. Наверное, тогда, когда к ним на ночь приходила сиделка. Теперь один из них всегда проводил ночь в комнате Ловисы, другой — чаще всего в одиночестве на двуспальной кровати, иногда, если нужно было хорошо выспаться, то у друзей или, как Стина сегодня, — у ее родителей. Для него не существовало такого варианта. Ее семья всегда его недолюбливала, а после его трехлетнего тюремного заключения за наркотики отношения из натянутых превратились в безвозвратно утраченные. И с Ловисой семья не очень помогала. Они не знали, как себя с ней вести, а поскольку они так и не решились находиться с ней один на один, то об их помощи даже и мысли не было.
Стина забеременела, когда он сидел в тюрьме. В ту же секунду как она положила тест на беременность на стол в семейной комнате в учреждении, он принял для себя решение завязать. Он знал, что так надо. Не собирался больше рисковать своей свободой. Уже и без того плохо, что его не будет рядом первое время, а потом он собирался активно участвовать, быть таким отцом, какого он сам хотел бы иметь, когда был маленьким.
Ему не дали разрешение присутствовать на родах, но на следующее утро он с двумя конвоирами поехал в больницу в Лулео, его вызвали в кабинет, где доктор негромко сообщил ему, что случились осложнения, кислородное голодание во время родов, но многое указывает и на наличие хромосомных отклонений. Масштаб повреждений пока не ясен, но он серьезный. Его дочь лежала в реанимации для младенцев.
Он по-прежнему помнил захлестнувшее его горе, когда он впервые увидел Ловису. Он ждал этого момента, с тех пор как увидел голубой плюсик в семейной комнате, когда у них со Стиной появился ребенок. Когда они стали семьей. Но вместо того, чтобы приобрести что-то, он чувствовал, как будто у него что-то отняли.
Он стоял около бокса и оплакивал живого ребенка.
— Нет! Исключено.
Это еще более высокие риски, чем пустить в ход деньги. У нее появился шанс. Никто его не отнимет. Если уж ей приходится жить с мыслью об участии в убийстве человека, то, по крайней мере, она уж имеет право извлечь из этого какую-то пользу. Она любила Кеннета, но ее жизнь изменит не он. Не он увезет ее от дома из заплесневелого этернита в Норра Стуртрэск, даст ей возможности, о которых она всю жизнь мечтала.
Не он, а сумки на столе.
Около 1580000 результатов. Издевательство.
Ханна добавила в поисковую строку «травы», ей вспомнилось что-то о базилике, может, тимьяне, и теперь оставалось просмотреть только 244 тысячи рецептов. Она просмотрела первые две страницы, но не узнала ни один из них. Они были вполне ничего, и она могла взять любой, в конце концов, это просто обычный ужин, но она настроилась найти один, определенный рецепт. Его легко готовить и Томасу нравится. Она выругалась про себя и закрыла поиск.
— Что делаешь?
Она обернулась к двери, где стоял Гордон, который выглядел так, будто собрался уходить с работы.
— Ищу рецепт пасты с курицей, которую делала пару месяцев назад, но не могу найти.
— Пойдем лучше сходим куда-нибудь, а ты что-нибудь поешь.
Звучало привлекательно, но она надеялась, что ее планы на вечер приведут к сексу.
— Я обещала провести вечер с Томасом, мы давно не виделись.
— Тогда в другой раз, — сказал Гордон, пожав плечами. Если он и был расстроен, то хорошо скрывал это.
Ханна думала, что он попрощается, скажет «до завтра» и уйдет, но он вошел и сел на свое обычное место у двери. Ханна взглянула на часы. Переодеться, сходить в магазин, домой, приготовить еду. Минут пять у него есть.
— То есть ты думаешь, что кто-то спустит тридцать миллионов в унитаз!
— Я просто имела в виду, что простые люди не умеют торговать наркотиками.
— Возможно, ты права, так что будем делать?
Ханна колебалась — после встречи у нее возникла одна мысль, пока не до конца оформившаяся. Она собиралась отложить разговор до завтра, но почему бы не проверить ее на Гордоне.
— Может, дурацкая идея, но что если мы заявим, будто знаем о том, что лежало в машине, и предоставляем амнистию. Тот, кто нам это вернет, может сохранить анонимность.
Гордон пару секунд молча обдумывал услышанное. В прошлом году у них по всей стране шла оружейная амнистия. В течение трех месяцев кто угодно мог сдать любое оружие в любом количестве без всяких вопросов или дальнейшего расследования. Позднее то же самое для взрывчатых веществ. Операция была успешной, но с наркотиками такого никогда не делали. Насколько известно Ханне, на уровне страны такие планы тоже отсутствовали. Она не была уверена, что полиции Хапаранды разрешат организовать подобное, даже в качестве исключения.
— Проблема в том, что они заполучили все, сбив того парня на смерть, — наконец произнес Гордон.
— Мы амнистируем только наркотики, продолжим расследовать ДТП.
— Но скажем, что деньги они могут оставить себе?
— Не знаю, — вздохнула Ханна, пожалев, что не отложила этот разговор на завтра и не дала себе больше времени на обдумывание предложения. — Я еще не продумала детали, это просто идея, чтобы убрать это дерьмо с улиц.
— В ней есть разумное зерно, — сообщил Гордон.
— Спасибо огромное.
— Я завтра обсужу это с Эксом, если ты не захочешь. Возможно, начальство разрешит нам что-то такое организовать.
Ханна кивнула, выключила компьютер и встала. Гордон неподвижно сидел на месте. Она догадывалась, что он последует за ней в раздевалку. По-видимому, откладывает поездку домой.
— Каково это, когда он здесь? — спросила она и начала собирать вещи со стола.
— Хорошо, а что?
— Он пришел и забрал твое расследование.
— Он забрал его, когда мы нашли тело.
— Но когда он здесь, все совсем по-другому.
Это был всего лишь третий раз за время, что Гордон возглавлял отдел, когда из Лулео приезжали и вели расследование на месте. Каждый раз всем становилось очевидно, что он больше не главный начальник, а на ступень ниже. Ханна не думала, что приезд Александра представляет для Гордона проблему, но будет не лишним спросить, немного поинтересоваться его жизнью.
— Что есть, то есть, — пожал плечами Гордон. — Не в первый раз и, видимо, не в последний.
Он бросил взгляд на доску объявлений у нее на стене, где рядом с картой висела фотография молодого, чисто выбритого мужчины с аккуратным боковым пробором и уверенным взглядом в камеру. Она взяла ее в базе паспортов, и для паспортного снимка она была хорошего качества.
— Парень у Хельгрена, — сказал Гордон, поднимаясь и подходя ближе к доске.
— Ренé Фукé. — Ханна слышала, как сама произнесла фамилию как fucker. — Французское имя, не знаю, как произносится.
— Ну, будем надеяться, что не вот так, — улыбнулся Гордон. — Что мы о нем знаем?
— Родился в Леоне, семья переехала в Гетеборг, когда ему было пять. Сюда приехал года три назад, работает на полставки в «Максе» и учится дистанционно. Молодой парень, двадцать шесть лет.
— Как он связан с Хельгреном?
— Понятия не имею, — ответила Ханна, окидывая взглядом стол, все ли взяла. — Его нет у нас в базах, даже не получал штраф за парковку.
— Образцовый гражданин.
— Который общается с Антоном Хельгреном.
— У него есть разрешение на охоту?
— Нет, и я не нашла его на Facebook или где-нибудь в сети, так что не знаю, что он думает об охоте и хищных животных.
— Или о возрастных мужчинах во фланелевых рубашках.
Она вопросительно посмотрела на него, выключила свет, и они вместе вышли из ее кабинета. У нее даже мысли не было, что визит молодого мужчины к Хельгрену может быть связан с чем-то сексуальным или романтическим.
— Думаешь, Хельгрен — гей?
— Он никогда не был женат.
— Ты тоже.
— Но ко мне и не приходят гладко причесанные, аккуратные молодые мужчины в кофтах с двумя пуговицами.
— Я почти уверена, что это во всех отношениях предвзятое суждение, — улыбнулась она.
Они прошли мимо офиса Гордона и вниз по лестнице. Остановились у двери, ведущей к стойке администрации. Ей нужно направо, мимо изолятора, вниз в раздевалку.
— До завтра, — сказал он, держа руку на ручке.
— Что будешь делать вечером?
— Сейчас, когда мне не удалось с тобой поужинать?
— Да.
— Ничего. Собирался узнать, не зайдет ли брательник поиграть в FIFA.
Когда Гордон говорил о чем-то вроде этого, она остро чувствовала их разницу в возрасте. Не потому что не знала, о чем он говорит. Она хорошо знала, что такое FIFA — ее сын, когда еще жил дома, играл в нее с друзьями. Как Гордон с братом. На три года младше. Разведен и проводит с двумя детьми полмесяца. Дом в Никкале. Ханна несколько раз видела Адриана и понятия не имела, знает ли он о том, что она спала с его старшим братом. Рассказывают ли братья о таком друг другу?
Она не собиралась спрашивать, не хотела знать.
— Хорошего вечера!
— Тебе тоже.
Он ушел. Ханна задержалась на пару секунд, прежде чем поспешила по коридору. Снова мысли о работе. Она хотела еще кое-что успеть до домашних посиделок. Ужин сегодня будет поздним.
* * *
Ловиса спала. Как она обычно и делала в это время.
Суточный ритм и вечерние ритуалы были важны. Предсказуемость означала безопасность. УВ сидел на кровати, которую они поставили к ней в комнату, и слушал на телефоне подкаст на маленькой громкости. Телефон издал короткий сигнал, когда на него пришел снэп. От Стины. Половина ее лица на фоне гостиной в доме в Каликсе. «Как дела?» Он нажал на ответить, сфотографировал сверху кровать Ловисы с зажженным ночником. «Отлично. Она спит. Все спокойно». Отправить.
Он едва мог вспомнить, когда в последний раз спал со Стиной в одной кровати. Наверное, тогда, когда к ним на ночь приходила сиделка. Теперь один из них всегда проводил ночь в комнате Ловисы, другой — чаще всего в одиночестве на двуспальной кровати, иногда, если нужно было хорошо выспаться, то у друзей или, как Стина сегодня, — у ее родителей. Для него не существовало такого варианта. Ее семья всегда его недолюбливала, а после его трехлетнего тюремного заключения за наркотики отношения из натянутых превратились в безвозвратно утраченные. И с Ловисой семья не очень помогала. Они не знали, как себя с ней вести, а поскольку они так и не решились находиться с ней один на один, то об их помощи даже и мысли не было.
Стина забеременела, когда он сидел в тюрьме. В ту же секунду как она положила тест на беременность на стол в семейной комнате в учреждении, он принял для себя решение завязать. Он знал, что так надо. Не собирался больше рисковать своей свободой. Уже и без того плохо, что его не будет рядом первое время, а потом он собирался активно участвовать, быть таким отцом, какого он сам хотел бы иметь, когда был маленьким.
Ему не дали разрешение присутствовать на родах, но на следующее утро он с двумя конвоирами поехал в больницу в Лулео, его вызвали в кабинет, где доктор негромко сообщил ему, что случились осложнения, кислородное голодание во время родов, но многое указывает и на наличие хромосомных отклонений. Масштаб повреждений пока не ясен, но он серьезный. Его дочь лежала в реанимации для младенцев.
Он по-прежнему помнил захлестнувшее его горе, когда он впервые увидел Ловису. Он ждал этого момента, с тех пор как увидел голубой плюсик в семейной комнате, когда у них со Стиной появился ребенок. Когда они стали семьей. Но вместо того, чтобы приобрести что-то, он чувствовал, как будто у него что-то отняли.
Он стоял около бокса и оплакивал живого ребенка.