Война стрелка Шарпа

Сульт уставился на капитана, еще не веря тому, что услышал:

– Британцы? Где они?

– В семинарии, сир.

– Но… но Кенел уверил меня, что на реке нет лодок! – запротестовал маршал.

Кенел был французским губернатором Порто.

– Их нет на южном берегу, сир. – Все имевшиеся на реке лодки давно вытащили из воды и сложили на набережной. – Тем не менее они как-то переправились. И уже заняли холм.

Сульт замер. Семинария располагалась на холме, под которым проходила дорога на Амаранте. Дорога, имевшая стратегическое значение, поскольку по ней осуществлялись поставки со складов в Испании, и она же связывала гарнизон в Порто с частями генерала Луасона на Тамеге. Перерезав дорогу, британцы смогли бы разделаться с французской армией по частям, а репутации маршала в глазах его собственных солдат был бы нанесен смертельный удар.

Отброшенный стул полетел на пол. Сульт поднялся.

– Передайте генералу Фуа мой приказ: сбросить британцев в реку! – проревел он. – Немедленно! Ступайте! Сбросить их в реку!

Через минуту в зале никого не осталось, кроме Кейт и Кристофера. Взглянув на мужа, Кейт увидела панику на его лице и ощутила прилив радости. Снова задрожали стекла и зазвенели хрустальные подвески на люстрах.

Британцы наступали.





* * *


– Ну и ну! Даже стрелки здесь! Вот уж Небесное благословение. А я и не знал, что здесь у нас еще и Девяносто пятый!

Говоривший был высоким, плотным мужчиной с круглым, пышущим здоровьем лицом и изрядной лысиной. Если бы не форма, его вполне можно было бы принять за дружелюбного фермера, и Шарп подумал, что он выглядел бы своим на рыночной площади какого-нибудь английского городка – у плетня, с упитанной овечкой и в ожидании начала торга.

– Вот тебе и Папаша Хилл, – сказал Харрис, подталкивая юного Пендлтона.

– Ну-ну, молодой человек, – прогремел генерал Хилл, – так и наказание заработать можно.

– Виноват, сэр, – покаялся Харрис, никак не ожидавший, что генерал его услышит.

– Прощаю только потому, что ты стрелок. И изрядный неряха, должен сказать. До чего докатится армия, если мы и внешний вид поддержать не можем, а? – Он сунул руку в карман, извлек пригоршню миндальных орехов и протянул Харрису. – Держи. Да в следующий раз языку воли не давай.

– Спасибо, сэр.

На крыше семинарии было теперь два генерала. Генерал Хилл, командир Первой бригады, прозванный за добродушие Папашей, присоединился к сэру Эдварду Педжету как раз в тот момент, когда вышедшие из восточного пригорода три батальона перестроились в две колонны, готовые двинуться в наступление на холм. Французы явно торопились, сержанты и капралы загоняли солдат в строй. Одна колонна должна была, по-видимому, наступать из долины в направлении главного входа семинарии, тогда как другая, формировавшаяся у дороги на Амаранте, могла бы ударить по северному флангу. Понимая, что британцы получают подкрепление с южного берега, французы выслали к реке артиллерийскую батарею с задачей потопить три баржи, и теперь колонны ожидали, когда артиллеристы откроют огонь, возможно надеясь, что пушкари, решив одну проблему, ударят и по семинарии.

Однако стоило французской батарее развернуться на берегу, как и британцы предприняли контрмеры, выдвинув на передовые позиции дюжину своих орудий, скрывавшихся прежде в тени в глубине террасы.

– Вот и пилюли для французов! – воскликнул генерал Хилл.

Первой выстрелила пятидюймовая гаубица, британская сестричка той, что бомбардировала Шарпа на холме в Вилья-Реал-де-Жедеш. Заряжалась она сферическим снарядом, изобретенным подполковником Шрапнелем. Применялся сей снаряд только британской армией, и секрет его тщательно оберегался. Помимо порохового заряда, в него закладывали мушкетные пули, которые и поражали врага вместе с кусками оболочки. Весь фокус заключался в том, чтобы снаряд взорвался в воздухе, при приближении к цели, и поражающие элементы несла дальше уже сила инерции. Разумеется, рассчитать момент взрыва и правильно обрезать огнепроводный шнур мог только опытный и искусный артиллерист. Пушкарь, стрелявший из гаубицы, оказался мастером своего дела. Пушка пальнула, отпрыгнула, снаряд пролетел над рекой, оставляя за собой хвостик дыма, и взорвался в двадцати футах от французской позиции примерно на такой же высоте. Последствия взрыва были ужасными: всех лошадей посекло осколками, все четырнадцать человек обслуги получили ранения или погибли, а само орудие просто слетело с лафета.

– О господи… – пробормотал генерал Хилл, моментально позабыв, с какой кровожадностью приветствовал только что появление своей артиллерии. – Бедняги…

Восторженные вопли британских и португальских солдат утонули в громе открывших огонь остальных орудий. Поскольку били они с более высокого южного берега, их снаряды и ядра наносили противнику страшный урон.

После первых же залпов французские канониры побросали свои пушки, бросили умирающих и покалеченных лошадей и пустились наутек, тогда как британские артиллеристы, поменяв прицел и развернув орудия, взялись обрабатывать ближайшую французскую колонну. Ядра пробивали спрессованную людскую массу, шрапнель косила фланги, и это уже походило на избиение.

Французские офицеры, видя, что лишились артиллерийской поддержки, погнали пехоту на склон. Ритм задавали находившиеся в центре колонн барабанщики. Передние шеренги прибавили шагу, несмотря на то что летящие навстречу ядра пронзали синий строй, оставляя за собой кровавые борозды. Солдаты кричали и умирали, но барабаны били все настойчивее, делая короткую паузу только для того, чтобы сотни глоток успевали прореветь: «Vive l’Empereur!»

Шарп видел колонны и раньше и каждый раз недоумевал – зачем? Британская пехота, идя в наступление против неприятельской пехоты, растягивалась двойной шеренгой, и каждый солдат имел полную возможность разрядить во врага мушкет. В случае же появления кавалерии шеренга трансформировалась в каре из четырех шеренг, но и опять-таки каждый солдат мог стрелять без каких-либо помех. У французов при наступлении колонной идущие в середине солдаты зачастую не успевали выстрелить даже по разу, поскольку им мешали передние.

Каждая из колонн имела примерно сорок человек в шеренге и двадцать в ряду. Используя такое построение, офицерам было легче контролировать новичков. К тому же на неопытного противника вид громадной людской массы действовал зачастую устрашающе. Но пускать колонну против красномундирников? Самоубийство.

– Vive l’Empereur! – выкрикивали французы под барабанный бой, хотя получалось у них это не слишком хорошо: как-никак колонна поднималась по крутому склону и люди уже запыхались.

– Боже, спаси нашего доброго короля Георга, – запел генерал Хилл на удивление чистым голосом, – и не стреляйте слишком высоко!

Услышав последние слова, солдаты на крыше заулыбались. Хэгмэн взял на мушку белобрысого офицера, лезшего на склон с саблей в руке. Стрелки расположились на северном крыле семинарии и противостояли той колонне, что не пострадала от британских пушек. К двум прежним батареям на южном берегу добавилась третья, но все вели огонь по другой колонне, так что остановить северную могли только винтовки и мушкеты. Португальцы заняли позицию у садовой стены, и народу там оказалось теперь так много, что на каждую бойницу приходилось по три, а то и четыре солдата. У некоторых на красных мундирах были зеленые обшлага и канты. Беркширцы. Значит, к семинарии прибыл весь Кентский полк.

– Целиться в офицеров! – крикнул Шарп. – Мушкеты, не стрелять! Приказ только для стрелков. – Стрелять из мушкета на таком расстоянии было бы бесполезной тратой пороха и пуль, а вот винтовки уже могли убивать. Он выждал еще секунду, набрал воздуху… – Огонь!

Выбранный Хэгмэном офицер дернулся, взмахнул обеими руками и выронил саблю. Другой офицер упал на колени и схватился за живот. Третий держался за плечо. Шедшие первыми переступили через трупы, и сразу по всей шеренге как будто прошла легкая дрожь – в нее ударили новые пули. Напуганные свистом пуль, французы запаниковали и открыли огонь по семинарии. От треска мушкетов закладывало уши. Дым раскатился по склону, как морской туман. Пули простучали по каменным стенам. Зазвенели, лопаясь, стекла. На несколько секунд наступающие скрылись за дымной завесой, но, выступив из нее, тут же попали под новый залп. Еще один офицер свалился на землю. Колонна разделилась, чтобы обойти одинокое дерево, и снова сомкнулась.

Вслед за стрелками Шарпа открыли огонь красномундирники и португальцы у садовой стены. К ним присоединились и те, что расположились на крыше и у окон семинарии. Трещали мушкеты, сгущался дым, пули валили идущих первыми, а следующие шеренги теряли темп и сплоченность, потому что старались не наступить на своих раненых товарищей.


– Стрелять ниже! – прокричал своим сержант из Баффов. – Не тратить попусту его величества свинец!

Подполковник Уотерс принес на крышу несколько фляжек с водой – у солдат, откусывавших патроны, быстро пересыхало во рту от входящей в состав пороха селитры, и они в промежутках между выстрелами успевали хватить по глотку.

Колонна, атаковавшая западное крыло семинарии, уже была рассеяна, причем самый страшный урон нанесли не винтовки и мушкеты, а ядра и снаряды британских пушек, бивших с южного берега. Артиллеристам редко выпадает случай пострелять по столь легкой цели, как поднимающаяся по крутому склону пехотная колонна, и они использовали возможность сполна, разрывая ее фланг буквально в клочья. Снаряды взрывались над головой, осыпая французов смертоносной шрапнелью, ядра прорубали в плотной массе кровавые просеки. В одном месте шрапнелью посекло сразу трех барабанщиков, в другом – мальчишке просто снесло голову ядром, и, когда их инструменты смолкли, пехотинцы как будто выдохлись и начали понемногу откатываться назад. С трех верхних этажей семинарии по ним ударили мушкеты. Казалось, громадное здание вспыхнуло – из всех окон повалил густой дым. Бойницы плевались огнем, пули терзали шеренги, и колонна сначала покатилась вниз быстрее, а потом и вовсе рассыпалась на охваченные паникой группки.

Некоторые из французов вместо того, чтобы искать спасения в домах на дальней стороне долины, домах, в которые даже теперь попадали ядра, домах, где трещали и ломались балки и где уже вспыхивали первые пожары, присоединялись к северной колонне, той, что не пострадала от британской артиллерии и продолжала наступление на семинарию. На ее долю выпало тяжкое испытание, но она как будто поглощала пули, а сержанты и капралы постоянно выталкивали кого-то вперед, чтобы заменить упавших и не оставлять брешей. Колонна шла упрямо, да только никто из французов, похоже, не подумал, что они будут делать, когда поднимутся на холм, а поднявшись, обнаружат, что никакой двери нет. Самым разумным было бы обойти семинарию сбоку и пытаться прорваться через ворота, ведущие в сад, но, когда первые шеренги увидели, что дальше идти некуда, они просто остановились и начали стрелять. Шарп почувствовал, как пуля прошила рукав. Слева от него недавно прибывший лейтенант из Нортгемптонширского полка с резким вздохом завалился на спину – пуля попала в лоб. Умер он еще до того, как упал, а потому выглядел странно умиротворенным. Народу на крыше было так много, что люди постоянно наталкивались друг на друга и, не имея возможности как следует прицелиться, стреляли наугад, в дым. Какой-то француз смело бросился к амбразуре, чтобы выстрелить через нее, но свалился, не добежав нескольких шагов. Шарп выстрелил всего один раз и потом только наблюдал за своими. Пендлтон и Перкинс, самые молодые, ухмылялись. Купер и Танг обслуживали Хэгмэна, заряжая и подавая ему винтовки, а старый браконьер спокойно, словно на охоте, укладывал французов каждым выстрелом.

Над головой просвистело ядро. Шарп обернулся и увидел, что французы развернули новую батарею на холме к западу. Стоявшую там часовню с колоколенкой заволокло дымом, и в следующее мгновение последняя рассыпалась – британские артиллеристы поразили «цель» с первого выстрела. Какой-то беркширец повернулся в ту же сторону, и пуля попала ему в рот, вышибла пару зубов и зацепила язык. Бедняга выругался неразборчиво и сплюнул кровь.

– Стреляй! – крикнул ему Шарп. – Не пялься на город! Стреляй!

Сотни французов палили из мушкетов вверх не глядя, и хотя бо́льшая часть пуль расплющилась о стену, некоторые находили цель. Додду попали в левую руку, но он продолжал стрелять. Какой-то красномундирник получил пулю в горло и захлебнулся кровью. Одинокое дерево на середине склона то и дело вздрагивало от пуль, теряя ветки, и последние зеленые листья кружились в сером дыму. Сержант из Баффов свалился с пулей в животе. И тут генерал Педжет послал людей с западной стороны крыши на северную.

– Отважные мерзавцы! – крикнул он Дэдди Хиллу, кивая в сторону французов.

– Им не устоять, Нед, – отозвался Хилл. – Не устоять!

Хилл был прав. Первые французы, осознав бессмысленность атаки, начали отходить. Сэр Эдвард, обрадованный столь легкой победой, подошел к парапету, чтобы взглянуть на отступающего противника, как вдруг пошатнулся и схватился за локоть. Шарп оглянулся – из разорванного рукава элегантного мундира торчала белая кость.

– Боже! – прохрипел Педжет, едва сдерживая боль.

Пуля не только раздробила локоть, но и прошла через мышцы. Генерал согнулся и побледнел.

– Отведите его вниз, – распорядился Хилл. – Ничего, Нед, все будет в порядке.

Педжет заставил себя выпрямиться. Подбежавший адъютант сорвал шейный платок и пытался перевязать руку, но генерал отмахнулся.

– Командуйте, – процедил он сквозь зубы Хиллу.

– Принял, – кивнул Хилл.

– Продолжать огонь! – заорал на своих Шарп.

Стволы винтовок раскалились так, что к ним невозможно было прикоснуться, да только сейчас важно было отогнать оставшихся французов к подножию холма и убить их как можно больше. Звук бегущих ног известил о прибытии еще одного подкрепления. Французские канониры еще пытались помешать переправе, но британская артиллерия решительно подавляла такого рода попытки, вынуждая французов забиваться в щели. Стоило нескольким смельчакам выскочить из укрытия и подбежать к стоящему на набережной орудию, как их тут же накрыло шрапнелью. Шесть или семь пушкарей были убиты и ранены, после чего уцелевшие скрылись в домах в конце пристани.

Огонь смолк как-то вдруг, и Шарп увидел, что французов на склоне больше нет. Повсюду валялись убитые и раненые, местами горела трава, и те, кто мог двигаться, убежали к дороге. Деревцо на склоне выглядело так, словно подверглось нашествию саранчи. Подпрыгивая на кочках, катился барабан. Сквозь дым Шарп разглядел французский флаг, но был ли на нем орел – разобрать не смог.

– Прекратить огонь! – скомандовал Хилл.

– Прочистить стволы! – крикнул Шарп. – Проверить кремни!

Французы вернутся. Он в этом не сомневался. Они вернутся.





Глава девятая




Все больше и больше народу собиралось в семинарии. Подошли и несколько десятков простых португальцев с охотничьими ружьями. Командовал ими полный священник с древним мушкетоном, наподобие тех, которыми вооружают театральных кучеров, готовящихся отразить нападение разбойников на большой дороге. Красномундирники развели внизу костер и принесли наверх несколько баков с горячим чаем и кипятком. Чай прочищал глотки, а водой промывали стволы от накопившегося нагара. Подняли и десять ящиков с боеприпасами. Харпер набрал целый кивер патронов, которые были похуже тех, которыми он обычно пользовался, но могли сойти за неимением лучшего.

– Это еще не нужда, сэр, – приговаривал он, раскладывая патроны на парапете, у которого стояли винтовки и шомпола.

Французы собирались в низине к северу от семинарии. Шарп думал, что на их месте доставил бы туда пару мортир, да только противник пока об этом не догадался. Или, может быть, все мортиры находились далеко от места событий и охраняли подступы с моря, а перебросить их просто не успели.

В северной садовой стене пробили еще несколько амбразур, а двое красномундирников подкатили пару тачек и приставили их к воротам, чтобы стрелять поверх стены.

Харрис принес Шарпу кружку чая и, убедившись, что рядом никого нет, достал из патронной сумки холодную куриную ножку:

– Подумал, сэр, что вам тоже надо бы подкрепиться.

– Ты где ее взял?

– Нашел, сэр, – туманно пояснил Харрис. – И для сержанта кое-что найдется.

Он протянул вторую ножку Харперу, с ловкостью фокусника извлек куриную грудку для себя, смахнул прилипший порох и жадно вцепился в нее зубами.

Голод не тетка, и ножка выглядела такой соблазнительной.

– Так откуда это? – спросил он еще раз.