Война стрелка Шарпа
Часть 33 из 45 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Португалец вроде бы собрался возразить, затем согласно кивнул, и Шарп сделал знак стрелкам следовать за ним. Уже ступая под сень тополей, он оглянулся и увидел, что Луиш почти достиг южного берега. Шарп раздвинул кусты и обнаружил, что стоит перед дорогой. Той самой, по которой они ушли из Порто. Французов видно не было. Семинария казалась заброшенной. К черту, подумал он. Надо идти.
К холму двинулись стрелковой цепью. Склон был открытый, лишь кое-где торчали деревца да на полпути стоял покосившийся навес. Окажись в семинарии французы, спрятаться было бы негде. Шарп понимал, что сильно рискует, что надо бы выслать вперед разведчиков, но из окон никто не стрелял, никто не окликал, и он все прибавлял и прибавлял шагу, пока не закололо в боку.
Но вот наконец и вершина. Шарп поднял голову и увидел перед собой зарешеченные окна первого этажа и семь арочных дверей. Он толкнул первую – заперта. Пнул – и поморщился от боли. Дверь даже не шелохнулась. Шарп пригнулся, ожидая, пока подтянутся последние из его стрелков. Глядя на запад через долину, лежащую между семинарией и городом, он видел, что французские батареи бьют по какой-то цели за рекой, хотя саму цель закрывал холм на южном берегу.
– Все здесь, сэр, – сказал Харпер.
Шарп двинулся вдоль стены, сложенной из массивных каменных блоков. Шел он на запад, в сторону города, справедливо полагая, что главный вход должен выходить на Порто. Открытых дверей не попадалось. Но где же, черт возьми, французы? Почему их здесь нет? Мало того, их не было видно даже на окраине города, в полумиле от семинарии. Шарп свернул за угол и увидел каменные ступеньки, ведущие к резной двери. Вход никто не охранял, но французы наконец появились – по дороге, проходящей через долину к северу от семинарии, двигался конвой из нескольких десятков запряженных быками повозок под охраной драгун. Развернув трубу, он обнаружил, что повозки заполнены ранеными. Так что же, маршал Сульт отправляет раненых во Францию? Или просто освобождает госпитали перед очередной битвой? И разумеется, ни о каком марше на Лиссабон речь уже не шла. Скорее всего, сэр Артур Уэлсли прибыл-таки в Португалию и гальванизировал пребывавшие в спячке британские силы.
Вход в семинарию обрамлял декоративный фасад, восходивший к каменному распятию, изрядно попорченному мушкетным огнем. Поднявшись по ступенькам к главной двери, как и все прочие деревянной, Шарп повернул тяжелую кованую ручку, и дверь, к его величайшему изумлению, открылась. Он толкнул ее дулом винтовки – за дверью начинался пустой коридор с окрашенными в грязно-зеленый цвет стенами. На правой стене висела картина с изображением святого, истощенное тело которого было в нескольких местах пробито пулями. Другой рисунок на той же стене, менее искусный и еще более выразительный, – его героями были французский солдат и женщина – служил косвенным доказательством того, что французы в семинарии все-таки побывали. Шарп прошел по коридору – эхо шагов звучало между стенами.
– Иисус, Мария и Иосиф, – пробормотал Харпер, осеняя себя крестным знамением. – Ну и здоровенный же домище! – Взгляд его пробежал в конец коридора. – Сколько ж священников стране требуется?
– Все зависит от того, сколько в ней грешников, – сказал Шарп. – А теперь давай-ка осмотрим этажи.
Оставив шестерых у входа, он спустился, чтобы открыть одну из дверей, выходящих в сторону реки, – если явятся французы, через нее можно будет уйти. Позаботившись о безопасности, лейтенант осмотрел спальни, ванные комнаты, кухни, лекционные залы и трапезные. Повсюду поломанная мебель, а в библиотеке еще и сотни разбросанных по полу книг. И ни одной живой души. Побывали французы и в часовне – алтарь порублен на дрова, хоры послужили уборной.
– Ублюдки! – процедил Харпер.
Внимание Гейтакера привлекла любительская картина, запечатлевшая знакомство двух португалок с тремя французскими драгунами. Неизвестный художник выцарапал свое творение на оштукатуренной стене, там, где над алтарем висел некогда триптих, посвященный рождению Иисуса.
– Хороши, нечего сказать, – заметил Гейтакер тоном знатока, осматривающего новинку летней выставки в Королевской академии искусств.
– Мне больше бабенки попышней нравятся, – сказал Слэттери. – А эти уж больно отощалые.
– Хватит болтать! – рявкнул Шарп.
Первостепенная задача состояла в том, чтобы отыскать винный погреб, который наверняка был в семинарии, но когда он наконец нашел подвал, то с облегчением обнаружил, что все бочки расколоты, а бутылки разбиты.
– Вот ублюдки! – с чувством промолвил Харпер, хотя и знал, что лейтенант в любом случае сделал бы то же самое, дабы не дать стрелкам напиться до поросячьего визга.
Подумав об этом, он понял, что про себя уже принял решение задержаться здесь как можно дольше. Французы, конечно, хотели удержать Порто, и тот, кто владел семинарией, контролировал восточный фланг города.
Длинный фасад с множеством окон вводил в заблуждение, поскольку само здание было узким и в сторону Порто было обращено не больше десятка окон. В задней части семинарии, дальней от города, имелось еще одно, вытянутое на север, крыло. В углу, образованном двумя крыльями, приютился небольшой сад с дюжиной яблоневых деревьев, срубленных, увы, на дрова. Две внешние стороны сада были защищены высокой каменной стеной с красивыми железными воротами, которые открывались в сторону города. В сарайчике, скрытом сваленной на него сетью, которой укрывали от птиц плодовые кусты, обнаружилась кирка. Шарп вручил ее Куперу и показал на садовую стену:
– Пробивай амбразуры, Патрик! Найди еще какой-нибудь инструмент. Отправь шестерых в помощь Купсу. Остальные пусть лезут на крышу, но не высовываются. Понятно? Сидеть тихо.
Отдав распоряжения, Шарп прошел в большую комнату, бывшую, наверное, кабинетом ректора семинарии. Как и все прочие помещения, она была разграблена, и многочисленные полки пустовали. Разорванные, с переломанными корешками книги устилали пол, у стены лежал опрокинутый стол, а в камине валялась порезанная и наполовину сгоревшая картина с изображением некоего святого, в худосочном теле которого зияли пулевые отверстия. Не пострадало только большое, покрытое сажей распятие, висевшее на стене над каминной полкой.
Шарп распахнул окно, находившееся ровно над главной дверью, и, развернув подзорную трубу, долго смотрел на город, лежавший так соблазнительно близко, за долиной, – только руку протяни. Потом, в нарушение собственных инструкций, насчет «не высовываться», высунулся из окна и, вытянув шею, попытался увидеть, что происходит на южном берегу, однако ничего особенного не обнаружил. Он еще не успел слезть с подоконника, когда за спиной прогремел незнакомый зычный голос:
– Вы, должно быть, лейтенант Шарп. А я Уотерс. Подполковник Уотерс. Отлично сработали, Шарп. Молодцом.
Шарп повернулся – офицер-красномундирник шагнул навстречу через разбросанные книги и бумаги.
– Я Шарп, сэр.
– Чертовы лягушатники, похоже, дрыхнут. – Уотерс был плотный мужчина, с кривыми, как и положено кавалеристу, ногами и обветренным лицом. Лет сорока с небольшим, он выглядел старше из-за рано поседевших волос. – Любой на их месте прислал бы сюда батальон, а то и полтора. Вот какие у нас враги, Шарп. Чертовы сони.
– Это вас я видел за рекой?
– Меня. Собственной персоной. Ваш португалец переплыл через реку. Ловкий парень! И смышленый. Потом перевез меня, и вот теперь мы отправляем туда чертовы баржи. – Уотерс усмехнулся. – Придется потрудиться, но если мы спустим эти штуковины на воду, то сначала переправим Баффов, а потом и остальную Первую бригаду. То-то будет смеху, когда маршал Сульт обнаружит, что мы проникли через заднюю дверь. Кстати, выпивка здесь есть?
– Уже нет, сэр.
– Молодцом, Шарп.
Уотерс ошибочно решил, что Шарп сам избавился от соблазна, не дожидаясь прибытия красномундирников. Он шагнул к окну, достал подзорную трубу из кожаной сумки, которая висела у него на плече, и направил ее на Порто.
– Так что происходит, сэр? – спросил Шарп.
– Что происходит? Гоним лягушатников из Португалии! Пусть теперь попрыгают. Посмотрите-ка! – Подполковник кивнул в сторону города. – Они ведь и не догадываются, что мы здесь! Ваш португальский друг сказал, что вас отрезали. Это правда?
– Да, с конца марта.
– Господи, так вы все пропустили! – Подполковник убрал трубу и, взгромоздясь на подоконник, рассказал, что сэр Артур Уэлсли прибыл наконец в Португалию. – Он здесь меньше трех недель, а дух в войсках уже совсем другой. Крэдок приличный парень, ничего сказать не могу, но духу ему не хватает. Так что мы на марше, Шарп. На одном месте не задерживаемся. А британская армия там. – Он протянул руку в направлении южного берега. – Чертовы лягушатники, похоже, вбили себе в голову, что мы придем с моря, и все теперь охраняют берег реки от города до моря. – (Шарп вспомнил – женщина в Барка-д’Авинташ говорила ему то же самое, а он ей не поверил.) – Сэр Артур хочет переправиться, – продолжал Уотерс, – а тут ваши парни предлагают три баржи. Говорите, есть еще и четвертая?
– В трех милях вверх по течению, сэр.
– А вы молодец, Шарп. Неплохо поработали. – Уотерс дружески усмехнулся. – Осталось только помолиться…
– Чтобы французы не заметили, что мы здесь?
– Точно. Так что мне, пожалуй, не стоит демонстрировать всем красный мундир. – Уотерс рассмеялся и прошелся по комнате. – Пусть себе дрыхнут да видят свои сладкие лягушачьи сны, потому что, когда проснутся, денек у них будет жаркий. Согласны? Сколько могут взять те баржи? Каждая? Человек тридцать? И бог знает сколько времени потребуется на всю эту переправу. Как бы нам не сунуть голову в пасть тигру.
Шарп хотел сказать, что все последние недели только и сует голову в пасть тигру, но сдержался. Глядя за долину, он пытался представить, как будут атаковать французы. Скорее всего, пойдут напрямую из города, через долину и вверх по совершенно голому склону. Северный фланг семинарии выходил к дороге в долине, и тот склон тоже был голый, если не считать одинокого дерева с блеклыми листьями примерно на середине подъема. Целью атакующих будут, вероятно, садовые ворота или главный вход, для чего им придется пересечь широкую террасу, где пехоту можно расстрелять из окон семинарии и с крыши.
– Западня! – Уотерс, похоже, думал о том же и пришел к тем же выводам.
– Не хотел бы атаковать через этот склон, – согласился Шарп.
– Уверен, мы сможем поставить на том берегу несколько пушек, чтобы подпортить им настроение.
Хорошо бы, подумал Шарп.
– Который час? – спросил подполковник и достал из кармана большие, похожие на луковицу часы. – Почти одиннадцать!
– Вы при штабе, сэр? – спросил Шарп, заметив, что на мундире Уотерса, украшенном золотыми галунами, нет полкового канта.
– Я в разведке, – объяснил подполковник. – Ездим везде, разнюхиваем, выведываем. Как те парни в Библии, которых Иисус Навин посылал к Иерихону. Помните? А дамочку, что дала им приют? Раав? Еврейское счастье, а? Посланников избранного народа встречает блудница, а меня стрелок. Но лучше уж так, чем получить слюнявый поцелуйчик драгуна-лягушатника.
Шарп улыбнулся:
– Вы знаете капитана Хогана, сэр?
– Того, что составляет карты? Конечно знаю. Отличный парень. – Уотерс вдруг остановился и посмотрел на Шарпа. – Господи, ну конечно! Вы тот самый стрелок! Теперь вспомнил. Хоган так и сказал, что вы вернетесь. Молодцом, Шарп. А вот, кстати, и наши доблестные Баффы.
По склону в сопровождении Виченте и его людей поднимались человек тридцать красномундирников, но только вместо того, чтобы воспользоваться боковой дверью, они потянулись к главной. Темно-желтый кант указывал на их принадлежность к 3-му пехотному Кентскому полку, Баффам[2]. Подъем дался им нелегко, по лицам солдат стекал пот. Приведший их худощавый лейтенант заверил подполковника Уотерса, что на берегу разгружаются еще две баржи, и с любопытством посмотрел на Шарпа:
– А что тут делают стрелки?
– Первыми в схватку и последними с поля боя, – ответил Шарп хвастливым полковым девизом.
– Первыми? Вы, должно быть, перелетели через эту чертову реку. – Лейтенант вытер влажный лоб. – У вас водички не найдется?
– Бочка за дверью – пользуйтесь добротой Девяносто пятого.
Люди все прибывали и прибывали. Баржи ходили взад-вперед, и каждые двадцать минут на берег выгружались восемьдесят, а то и девяносто человек. На весла с удовольствием садились местные, почитавшие за честь помочь британцам. С одной группой прибыл генерал Эдвард Педжет, принявший от Уотерса командование растущим гарнизоном. Молодой, ему не было еще и сорока, он получил высокое звание отчасти благодаря аристократическому происхождению и богатству своей известной семьи, но за несколько лет заработал репутацию генерала, популярного у солдат. Поднявшись на крышу, где заняли позицию стрелки, он заметил подзорную трубу Шарпа и тут же попросил разрешения воспользоваться ею.
– Я свою потерял, – объяснил Педжет. – Наверное, осталась с багажом в Лиссабоне.
– Вы прибыли с сэром Артуром, сэр? – спросил Шарп.
– Да, три недели назад, – ответил генерал.
– Сэр Эдвард, – пояснил Уотерс, – заместитель сэра Артура.
– Это ничего не значит, – вставил сэр Эдвард, – потому что он никогда ничего мне не говорит. Что такое с вашей чертовой трубой?
– Надо придерживать внешнюю линзу, сэр.
– Возьмите мою. – Уотерс протянул генералу свой инструмент.
Оглядев город, сэр Эдвард нахмурился:
– Черт возьми, что они делают? Понять не могу.
– Спят, сэр.
– Ну и ну. – Педжет покачал головой. – Не думаю, что они сильно обрадуются, когда проснутся. – Он вернул трубу Уотерсу и кивнул Шарпу. – Не буду скрывать, рад, что вы здесь, лейтенант. Смею предположить, возможность себя проявить скоро представится.
Еще одна группа поднялась на холм. Красномундирники уже заняли все окна на короткой стене западного фасада и четверть окон на длинной северной стороне. Португальцы и гренадерская рота Кентского полка расположились у бойниц, проделанных в садовой стене. Пока французы держали под наблюдением участок реки между городом и морем, за спиной у них, на высоком холме, собирались красномундирные силы.
Боги войны затягивали гайки.
Что-то должно было лопнуть.
* * *
Обязанность офицеров, стоявших у входа в Паласио-дас-Карранкас, заключалась по большей части в том, чтобы напоминать приходящим о необходимости снимать обувь.
– Его светлость, – объясняли они, имея в виду маршала Никола Сульта, герцога Далматского, успевшего получить прозвище Король Николя, – почивает.
Высокий, просторный, выстеленный плиткой холл напоминал громадную пещеру, и звук шагов эхом уносился вверх по лестнице, туда, где спал Король Николя. Рано утром явившийся со срочным донесением гусар зацепился шпорой о ковер у подножия лестницы и рухнул с ужасным шумом, после чего маршал распорядился выставить у входа офицеров, чтобы больше никто не потревожил его сна. Часовые не могли приглушить звуки канонады, но маршал, вероятно, был более привычен к артиллерийской пальбе, чем к стуку подбитых сапог.
К холму двинулись стрелковой цепью. Склон был открытый, лишь кое-где торчали деревца да на полпути стоял покосившийся навес. Окажись в семинарии французы, спрятаться было бы негде. Шарп понимал, что сильно рискует, что надо бы выслать вперед разведчиков, но из окон никто не стрелял, никто не окликал, и он все прибавлял и прибавлял шагу, пока не закололо в боку.
Но вот наконец и вершина. Шарп поднял голову и увидел перед собой зарешеченные окна первого этажа и семь арочных дверей. Он толкнул первую – заперта. Пнул – и поморщился от боли. Дверь даже не шелохнулась. Шарп пригнулся, ожидая, пока подтянутся последние из его стрелков. Глядя на запад через долину, лежащую между семинарией и городом, он видел, что французские батареи бьют по какой-то цели за рекой, хотя саму цель закрывал холм на южном берегу.
– Все здесь, сэр, – сказал Харпер.
Шарп двинулся вдоль стены, сложенной из массивных каменных блоков. Шел он на запад, в сторону города, справедливо полагая, что главный вход должен выходить на Порто. Открытых дверей не попадалось. Но где же, черт возьми, французы? Почему их здесь нет? Мало того, их не было видно даже на окраине города, в полумиле от семинарии. Шарп свернул за угол и увидел каменные ступеньки, ведущие к резной двери. Вход никто не охранял, но французы наконец появились – по дороге, проходящей через долину к северу от семинарии, двигался конвой из нескольких десятков запряженных быками повозок под охраной драгун. Развернув трубу, он обнаружил, что повозки заполнены ранеными. Так что же, маршал Сульт отправляет раненых во Францию? Или просто освобождает госпитали перед очередной битвой? И разумеется, ни о каком марше на Лиссабон речь уже не шла. Скорее всего, сэр Артур Уэлсли прибыл-таки в Португалию и гальванизировал пребывавшие в спячке британские силы.
Вход в семинарию обрамлял декоративный фасад, восходивший к каменному распятию, изрядно попорченному мушкетным огнем. Поднявшись по ступенькам к главной двери, как и все прочие деревянной, Шарп повернул тяжелую кованую ручку, и дверь, к его величайшему изумлению, открылась. Он толкнул ее дулом винтовки – за дверью начинался пустой коридор с окрашенными в грязно-зеленый цвет стенами. На правой стене висела картина с изображением святого, истощенное тело которого было в нескольких местах пробито пулями. Другой рисунок на той же стене, менее искусный и еще более выразительный, – его героями были французский солдат и женщина – служил косвенным доказательством того, что французы в семинарии все-таки побывали. Шарп прошел по коридору – эхо шагов звучало между стенами.
– Иисус, Мария и Иосиф, – пробормотал Харпер, осеняя себя крестным знамением. – Ну и здоровенный же домище! – Взгляд его пробежал в конец коридора. – Сколько ж священников стране требуется?
– Все зависит от того, сколько в ней грешников, – сказал Шарп. – А теперь давай-ка осмотрим этажи.
Оставив шестерых у входа, он спустился, чтобы открыть одну из дверей, выходящих в сторону реки, – если явятся французы, через нее можно будет уйти. Позаботившись о безопасности, лейтенант осмотрел спальни, ванные комнаты, кухни, лекционные залы и трапезные. Повсюду поломанная мебель, а в библиотеке еще и сотни разбросанных по полу книг. И ни одной живой души. Побывали французы и в часовне – алтарь порублен на дрова, хоры послужили уборной.
– Ублюдки! – процедил Харпер.
Внимание Гейтакера привлекла любительская картина, запечатлевшая знакомство двух португалок с тремя французскими драгунами. Неизвестный художник выцарапал свое творение на оштукатуренной стене, там, где над алтарем висел некогда триптих, посвященный рождению Иисуса.
– Хороши, нечего сказать, – заметил Гейтакер тоном знатока, осматривающего новинку летней выставки в Королевской академии искусств.
– Мне больше бабенки попышней нравятся, – сказал Слэттери. – А эти уж больно отощалые.
– Хватит болтать! – рявкнул Шарп.
Первостепенная задача состояла в том, чтобы отыскать винный погреб, который наверняка был в семинарии, но когда он наконец нашел подвал, то с облегчением обнаружил, что все бочки расколоты, а бутылки разбиты.
– Вот ублюдки! – с чувством промолвил Харпер, хотя и знал, что лейтенант в любом случае сделал бы то же самое, дабы не дать стрелкам напиться до поросячьего визга.
Подумав об этом, он понял, что про себя уже принял решение задержаться здесь как можно дольше. Французы, конечно, хотели удержать Порто, и тот, кто владел семинарией, контролировал восточный фланг города.
Длинный фасад с множеством окон вводил в заблуждение, поскольку само здание было узким и в сторону Порто было обращено не больше десятка окон. В задней части семинарии, дальней от города, имелось еще одно, вытянутое на север, крыло. В углу, образованном двумя крыльями, приютился небольшой сад с дюжиной яблоневых деревьев, срубленных, увы, на дрова. Две внешние стороны сада были защищены высокой каменной стеной с красивыми железными воротами, которые открывались в сторону города. В сарайчике, скрытом сваленной на него сетью, которой укрывали от птиц плодовые кусты, обнаружилась кирка. Шарп вручил ее Куперу и показал на садовую стену:
– Пробивай амбразуры, Патрик! Найди еще какой-нибудь инструмент. Отправь шестерых в помощь Купсу. Остальные пусть лезут на крышу, но не высовываются. Понятно? Сидеть тихо.
Отдав распоряжения, Шарп прошел в большую комнату, бывшую, наверное, кабинетом ректора семинарии. Как и все прочие помещения, она была разграблена, и многочисленные полки пустовали. Разорванные, с переломанными корешками книги устилали пол, у стены лежал опрокинутый стол, а в камине валялась порезанная и наполовину сгоревшая картина с изображением некоего святого, в худосочном теле которого зияли пулевые отверстия. Не пострадало только большое, покрытое сажей распятие, висевшее на стене над каминной полкой.
Шарп распахнул окно, находившееся ровно над главной дверью, и, развернув подзорную трубу, долго смотрел на город, лежавший так соблазнительно близко, за долиной, – только руку протяни. Потом, в нарушение собственных инструкций, насчет «не высовываться», высунулся из окна и, вытянув шею, попытался увидеть, что происходит на южном берегу, однако ничего особенного не обнаружил. Он еще не успел слезть с подоконника, когда за спиной прогремел незнакомый зычный голос:
– Вы, должно быть, лейтенант Шарп. А я Уотерс. Подполковник Уотерс. Отлично сработали, Шарп. Молодцом.
Шарп повернулся – офицер-красномундирник шагнул навстречу через разбросанные книги и бумаги.
– Я Шарп, сэр.
– Чертовы лягушатники, похоже, дрыхнут. – Уотерс был плотный мужчина, с кривыми, как и положено кавалеристу, ногами и обветренным лицом. Лет сорока с небольшим, он выглядел старше из-за рано поседевших волос. – Любой на их месте прислал бы сюда батальон, а то и полтора. Вот какие у нас враги, Шарп. Чертовы сони.
– Это вас я видел за рекой?
– Меня. Собственной персоной. Ваш португалец переплыл через реку. Ловкий парень! И смышленый. Потом перевез меня, и вот теперь мы отправляем туда чертовы баржи. – Уотерс усмехнулся. – Придется потрудиться, но если мы спустим эти штуковины на воду, то сначала переправим Баффов, а потом и остальную Первую бригаду. То-то будет смеху, когда маршал Сульт обнаружит, что мы проникли через заднюю дверь. Кстати, выпивка здесь есть?
– Уже нет, сэр.
– Молодцом, Шарп.
Уотерс ошибочно решил, что Шарп сам избавился от соблазна, не дожидаясь прибытия красномундирников. Он шагнул к окну, достал подзорную трубу из кожаной сумки, которая висела у него на плече, и направил ее на Порто.
– Так что происходит, сэр? – спросил Шарп.
– Что происходит? Гоним лягушатников из Португалии! Пусть теперь попрыгают. Посмотрите-ка! – Подполковник кивнул в сторону города. – Они ведь и не догадываются, что мы здесь! Ваш португальский друг сказал, что вас отрезали. Это правда?
– Да, с конца марта.
– Господи, так вы все пропустили! – Подполковник убрал трубу и, взгромоздясь на подоконник, рассказал, что сэр Артур Уэлсли прибыл наконец в Португалию. – Он здесь меньше трех недель, а дух в войсках уже совсем другой. Крэдок приличный парень, ничего сказать не могу, но духу ему не хватает. Так что мы на марше, Шарп. На одном месте не задерживаемся. А британская армия там. – Он протянул руку в направлении южного берега. – Чертовы лягушатники, похоже, вбили себе в голову, что мы придем с моря, и все теперь охраняют берег реки от города до моря. – (Шарп вспомнил – женщина в Барка-д’Авинташ говорила ему то же самое, а он ей не поверил.) – Сэр Артур хочет переправиться, – продолжал Уотерс, – а тут ваши парни предлагают три баржи. Говорите, есть еще и четвертая?
– В трех милях вверх по течению, сэр.
– А вы молодец, Шарп. Неплохо поработали. – Уотерс дружески усмехнулся. – Осталось только помолиться…
– Чтобы французы не заметили, что мы здесь?
– Точно. Так что мне, пожалуй, не стоит демонстрировать всем красный мундир. – Уотерс рассмеялся и прошелся по комнате. – Пусть себе дрыхнут да видят свои сладкие лягушачьи сны, потому что, когда проснутся, денек у них будет жаркий. Согласны? Сколько могут взять те баржи? Каждая? Человек тридцать? И бог знает сколько времени потребуется на всю эту переправу. Как бы нам не сунуть голову в пасть тигру.
Шарп хотел сказать, что все последние недели только и сует голову в пасть тигру, но сдержался. Глядя за долину, он пытался представить, как будут атаковать французы. Скорее всего, пойдут напрямую из города, через долину и вверх по совершенно голому склону. Северный фланг семинарии выходил к дороге в долине, и тот склон тоже был голый, если не считать одинокого дерева с блеклыми листьями примерно на середине подъема. Целью атакующих будут, вероятно, садовые ворота или главный вход, для чего им придется пересечь широкую террасу, где пехоту можно расстрелять из окон семинарии и с крыши.
– Западня! – Уотерс, похоже, думал о том же и пришел к тем же выводам.
– Не хотел бы атаковать через этот склон, – согласился Шарп.
– Уверен, мы сможем поставить на том берегу несколько пушек, чтобы подпортить им настроение.
Хорошо бы, подумал Шарп.
– Который час? – спросил подполковник и достал из кармана большие, похожие на луковицу часы. – Почти одиннадцать!
– Вы при штабе, сэр? – спросил Шарп, заметив, что на мундире Уотерса, украшенном золотыми галунами, нет полкового канта.
– Я в разведке, – объяснил подполковник. – Ездим везде, разнюхиваем, выведываем. Как те парни в Библии, которых Иисус Навин посылал к Иерихону. Помните? А дамочку, что дала им приют? Раав? Еврейское счастье, а? Посланников избранного народа встречает блудница, а меня стрелок. Но лучше уж так, чем получить слюнявый поцелуйчик драгуна-лягушатника.
Шарп улыбнулся:
– Вы знаете капитана Хогана, сэр?
– Того, что составляет карты? Конечно знаю. Отличный парень. – Уотерс вдруг остановился и посмотрел на Шарпа. – Господи, ну конечно! Вы тот самый стрелок! Теперь вспомнил. Хоган так и сказал, что вы вернетесь. Молодцом, Шарп. А вот, кстати, и наши доблестные Баффы.
По склону в сопровождении Виченте и его людей поднимались человек тридцать красномундирников, но только вместо того, чтобы воспользоваться боковой дверью, они потянулись к главной. Темно-желтый кант указывал на их принадлежность к 3-му пехотному Кентскому полку, Баффам[2]. Подъем дался им нелегко, по лицам солдат стекал пот. Приведший их худощавый лейтенант заверил подполковника Уотерса, что на берегу разгружаются еще две баржи, и с любопытством посмотрел на Шарпа:
– А что тут делают стрелки?
– Первыми в схватку и последними с поля боя, – ответил Шарп хвастливым полковым девизом.
– Первыми? Вы, должно быть, перелетели через эту чертову реку. – Лейтенант вытер влажный лоб. – У вас водички не найдется?
– Бочка за дверью – пользуйтесь добротой Девяносто пятого.
Люди все прибывали и прибывали. Баржи ходили взад-вперед, и каждые двадцать минут на берег выгружались восемьдесят, а то и девяносто человек. На весла с удовольствием садились местные, почитавшие за честь помочь британцам. С одной группой прибыл генерал Эдвард Педжет, принявший от Уотерса командование растущим гарнизоном. Молодой, ему не было еще и сорока, он получил высокое звание отчасти благодаря аристократическому происхождению и богатству своей известной семьи, но за несколько лет заработал репутацию генерала, популярного у солдат. Поднявшись на крышу, где заняли позицию стрелки, он заметил подзорную трубу Шарпа и тут же попросил разрешения воспользоваться ею.
– Я свою потерял, – объяснил Педжет. – Наверное, осталась с багажом в Лиссабоне.
– Вы прибыли с сэром Артуром, сэр? – спросил Шарп.
– Да, три недели назад, – ответил генерал.
– Сэр Эдвард, – пояснил Уотерс, – заместитель сэра Артура.
– Это ничего не значит, – вставил сэр Эдвард, – потому что он никогда ничего мне не говорит. Что такое с вашей чертовой трубой?
– Надо придерживать внешнюю линзу, сэр.
– Возьмите мою. – Уотерс протянул генералу свой инструмент.
Оглядев город, сэр Эдвард нахмурился:
– Черт возьми, что они делают? Понять не могу.
– Спят, сэр.
– Ну и ну. – Педжет покачал головой. – Не думаю, что они сильно обрадуются, когда проснутся. – Он вернул трубу Уотерсу и кивнул Шарпу. – Не буду скрывать, рад, что вы здесь, лейтенант. Смею предположить, возможность себя проявить скоро представится.
Еще одна группа поднялась на холм. Красномундирники уже заняли все окна на короткой стене западного фасада и четверть окон на длинной северной стороне. Португальцы и гренадерская рота Кентского полка расположились у бойниц, проделанных в садовой стене. Пока французы держали под наблюдением участок реки между городом и морем, за спиной у них, на высоком холме, собирались красномундирные силы.
Боги войны затягивали гайки.
Что-то должно было лопнуть.
* * *
Обязанность офицеров, стоявших у входа в Паласио-дас-Карранкас, заключалась по большей части в том, чтобы напоминать приходящим о необходимости снимать обувь.
– Его светлость, – объясняли они, имея в виду маршала Никола Сульта, герцога Далматского, успевшего получить прозвище Король Николя, – почивает.
Высокий, просторный, выстеленный плиткой холл напоминал громадную пещеру, и звук шагов эхом уносился вверх по лестнице, туда, где спал Король Николя. Рано утром явившийся со срочным донесением гусар зацепился шпорой о ковер у подножия лестницы и рухнул с ужасным шумом, после чего маршал распорядился выставить у входа офицеров, чтобы больше никто не потревожил его сна. Часовые не могли приглушить звуки канонады, но маршал, вероятно, был более привычен к артиллерийской пальбе, чем к стуку подбитых сапог.