Война стрелка Шарпа

– Надеюсь, борода отрасти не успеет, – заметил Виченте.

Дальше дорога лежала между высокими холмами. Точнее, это была даже не дорога, а широкая тропа, разбитая, местами заросшая кустарником и постоянно петляющая, так что шли медленно. Но враг не встретился, а потом холмы отступили, сменившись равниной, тропа выровнялась, с обеих сторон к ней подступили виноградники, и наконец впереди показались белые, ярко освещенные поднявшимся солнцем стены Барка-д’Авинташ.

Французов в деревне не было. Местные жители при виде людей в форме поспешно исчезали в домах, но с некоторыми Виченте удалось поговорить. Его собеседники сообщили, что лодок в деревне нет, что все их сожгли или забрали с собой французы. Французы появлялись редко. Иногда наведывались драгуны, которые смотрели на реку, прихватывали, что плохо лежит, и уезжали. Новостей было мало. Одна женщина, продававшая на рынке в Порто оливковое масло, яйца и копченую рыбу, рассказала, что все французы охраняют побережье между городом и морем, но Шарп не очень ей поверил. Ее муж, согбенный здоровяк с заскорузлыми пальцами, осторожно допустил, что плот построить можно, если собрать в деревне поломанную мебель.

Шарп выставил пикеты на западной околице, там, где ранили Хэгмэна, потом забрался на дерево и с изумлением обнаружил, что видит на холмистом горизонте окраинные здания Порто. Он сразу узнал большой белый дом с плоской крышей, неподалеку от которого в первый раз встретился с Виченте. Как же близко! До города было никак не больше трех миль, и за подступами к нему, несомненно, наблюдали французские пикеты.

Шарп быстро слез с дерева и отряхивал от коры и веточек мундир, когда его поманил какой-то молодой человек в лохмотьях и с растрепанными волосами. Незнакомец не издавал членораздельных звуков и лишь тупо мычал. У него были голубые глаза и рыжие волосы, а из уголка приоткрытого рта стекала слюна. Шарп уставился на него, и незнакомец замычал снова и сделал приглашающий жест. Ну конечно, деревенский дурачок. Вроде Ронни, парня в Йоркшире, которого родители привязывали на день к вязу на деревенском лугу и который ревел на пощипывающих травку коров, говорил сам с собой и рычал на местных девчушек. Этот во многом походил на Ронни, разве что вел себя назойливее: хватал за рукав и пытался куда-то тащить.

Нет, не куда-то. К реке.

– Нашли дружка, сэр? – осведомился с ухмылкой Танг.

– Вот прицепился, – покачал головой Перкинс. – Как репей.

– Вреда от него никакого, сэр, – добавил Танг. – Просто приглашает вас, сэр, искупаться.

Шарп отступил от дурачка, сбросил с плеча его руку.

– Тебя как зовут? – спросил он и тут же спохватился – какой смысл разговаривать по-английски с идиотом-португальцем.

Дурачок, однако, обрадовался, что к нему обратились, заулыбался во весь рот и запрыгал на месте. Потом снова схватил Шарпа за локоть.

– Буду звать тебя Ронни. Что тебе надо?

Стрелки смеялись, но лейтенант все равно собирался сходить на берег поискать что-нибудь для плота, а потому позволил Ронни вести себя. Дурачок оказался словоохотливым и всю дорогу до реки бубнил без передыху. На берегу Шарп попытался освободиться, однако хватка у португальца оказалась на редкость сильная. Дотащив англичанина до густых кустов, подходивших к самой воде, Ронни разжал наконец пальцы и захлопал в ладоши.

– А ты не такой уж и дурак, а, приятель? Я бы даже сказал, что ты чертовски умен.

Лодка. Шарп сам видел, как французы сожгли и затопили паром, но, должно быть, лодок было две, и вторую местные спрятали здесь. Плоскодонное, неповоротливое, неуклюжее суденышко, годящееся для перевозки скота или даже повозки с лошадью, лежало на дне небольшого заливчика, придавленное грузом камней. Почему крестьяне ничего не сказали о нем в первый раз? Наверное, потому что боялись всех солдат, независимо от формы, и хотели сохранить свое самое ценное достояние до наступления мирного времени. Все прочие лодки французы уничтожили, а о существовании этой не догадались.

– Да, приятель, ты чертовски умен, – повторил Шарп и дал своему новому знакомцу свой последний кусок хлеба. Ничего лучшего для подарка у него не было.

Зато теперь он заполучил лодку.

А потом Шарп получил и кое-что еще. Гром, который он слышал невнятно ночью, загремел снова, уже ближе, только это был не гром. Подполковник Кристофер солгал ему – мир в Португалии не наступил.

Пушки еще стреляли.





Глава восьмая




Звук стрельбы доносился с запада и шел по речной долине, зажатой между крутыми берегами. На каком берегу Дору, северном или южном, идет бой, Шарп определить не мог. Он даже не мог уверенно сказать, бой ли это. Может быть, французы установили артиллерийские батареи для защиты города с моря, и эти орудия практики ради палят по каким-то слишком близко подошедшим фрегатам. Узнать, чем заняты орудия, можно было только одним способом – подойти поближе.

Шарп бегом вернулся в деревню, сопровождаемый Ронни, громким ревом оповещающим мир о своем славном достижении. Первым, на кого он наткнулся, был Виченте.

– Паром есть. Он мне показал.

– А кто стреляет? – спросил Виченте.

– Надо выяснить, и мы это сделаем. Сначала попроси местных поднять лодку. Она еще может нам понадобиться. Но мы пойдем к городу.

– Мы? Все?

– Да. Все. Скажи, что лодку нужно поднять до полудня.

Мать Ронни, сухонькая, закутанная в черное женщина, отвела сына в сторону и выговаривала ему пронзительным голосом. Шарп отдал ей кусок сыра из запасов Харпера, объяснил, что Ронни настоящий герой, и повел свой отряд вдоль берега.

Укрыться здесь было где. На узкой полоске земли жались друг к другу сады, оливковые рощицы, загоны для скота и крохотные виноградники. Пушки, скрытые высоким холмом, на котором стояло вытянутое здание с плоской крышей, напоминали о себе спорадическими выстрелами. Иногда они начинали вдруг палить с такой интенсивностью, словно там завязалось крупное сражение, иногда умолкали на несколько минут. Потом установившуюся тишину нарушал одиночный выстрел, и его эхо разносилось между холмами и катилось по речной долине.

– Может, нам стоит подняться к семинарии, – предложил Виченте, указывая на белое здание на холме.

– Лягушатники наверняка уже там. – Шарп сидел на корточках за кустом и по непонятной причине говорил тихо, почти шепотом. Странно – и это еще слабо сказано, – что французы не выставили пикеты с этой стороны города, но уж здание, занимающее доминирующее положение над рекой к востоку от города, они пропустить не могли. Тем более что такое здание можно легко превратить в крепость. – Как вы его назвали?

– Семинария. – Заметив на лице Шарпа озадаченное выражение, португалец пояснил: – Заведение, где обучают священников. Я и сам одно время собирался пойти в священники.

– Господи, – удивился Шарп, – вы хотели стать священником?


– Я об этом подумывал. А вам разве священники не нравятся?

– Теплых чувств у меня к ним нет.

– Тогда я рад, что стал юристом, – улыбнулся Виченте.

– Вы не юрист, Хорхе, а такой же солдат, как и все мы.

Отпустив сей комплимент, Шарп оглянулся – его люди, перебежав небольшую лужайку, прятались за кустами. Если в семинарии и есть французы, подумал лейтенант, то либо они дрыхнут, либо, увидев синие и зеленые мундиры, приняли их за своих. Хотя перепутать не так-то легко, потому что форма у португальцев и стрелков хотя и одного цвета с французской, но более темного тона. Впрочем, издали так сразу и не разберешь. А может, в семинарии никого нет? Шарп достал подзорную трубу и долго смотрел на заинтересовавший его объект. Здание было большое, четырехэтажное, и только на южной стороне помещалось не меньше девяноста окон, однако никакого движения ни в одном из них лейтенант не заметил, как и не обнаружил никого на плоской крыше с красным черепичным карнизом, представлявшей собой наилучший пункт наблюдения за восточной частью города.

– Ну что, проверим? – спросил Виченте.

– Может быть, – осторожно ответил Шарп. Предложение выглядело заманчивым, но он никак не мог поверить, что французы не оставили в семинарии хотя бы патруля. – Но сначала пройдем еще немного вдоль берега.

Первыми шли стрелки, чья зеленая форма сливалась с листьями и травой. Впрочем, никаких французских пикетов им не встретилось. Не заметил Шарп и признаков французской активности на южном берегу. Тем не менее пушки продолжали постреливать, и над холмом уже выросло грязно-белое облако дыма, которое медленно двигалось в сторону реки.

Чем дальше они продвигались на запад, тем больше встречалось домиков, окруженных огородами, крохотными виноградниками и оливковыми деревьями. Пробираясь между ними, Шарп постоянно ощущал грозное присутствие громадного здания на холме, из окон которого, как ему представлялось, за ними наблюдали сотни глаз притаившегося там неприятеля, тем не менее каждый раз, когда он поворачивался к семинарии, она отвечала ему равнодушным взглядом пустых стекол.

Французы появились неожиданно и не со стороны холма, а спереди. Точнее, не французы, а француз. Шарп свернул за угол и увидел его. Лягушатник стоял на середине мощеной дорожки, что вела от лодочной мастерской к реке. Мушкет и кивер лежали на камнях, а сам француз – это был пехотинец – наклонился, чтобы поиграть со щенком. Где один, там и другие. Не забрел же солдатик в деревню сам по себе! Шарп бросил взгляд в сторону тополиной рощицы у дальнего конца дороги. Может быть, патруль там? Но почему так тихо? И где все остальные?

То ли француз услышал какой-то шорох, то ли почувствовал, что за ним наблюдают, так или иначе, он выпрямился, повернулся, понял, что мушкет лежит на земле, потянулся за оружием и застыл, увидев перед собой черный глаз винтовки. Шарп покачал головой и жестом предложил французу оставаться на месте. Лягушатник повиновался. Был он совсем еще молодой, не старше Пендлтона или Перкинса, с круглым невинным лицом и голубыми испуганными глазами. Когда Шарп шагнул к нему, французик невольно попятился и заскулил. Лейтенант схватил его за грудки, оттащил за угол, выхватил из ножен штык и бросил его в реку.

– Связать, – приказал он Тангу.

– Легче глотку перерезать, – предложил Танг.

– Нет. Свяжи, заткни чем-нибудь рот и не упускай из виду. – Он повернулся к Виченте. – Я видел только одного.

– Их должно быть больше, – сказал португалец.

– Других не видать.

Шарп выглянул из-за угла – никого, кроме щенка, пытавшегося утащить оставшийся на дороге мушкет, – и подозвал Харпера:

– Я никого не вижу.

– Не один же он здесь.

Тем не менее никто не появлялся.

– Я хочу добраться до той рощицы. – Шарп посмотрел на тополя в конце дороги.

– Придется пробежаться, сэр.

Они рванули к деревьям через открытое пространство и, добежав до рощицы, бросились на землю. Никто не стрелял, никто не кричал им вслед, и только собачонка, решив, что с ней играют, с лаем помчалась за ними.

– Господи! – воскликнул Шарп.

Причиной восклицания стал не шумный щенок, а то, что лейтенант увидел на реке. Лодки. Предполагалось, что французы уничтожили или увели все, что могло плавать, но здесь перед ним лежали на грязном, илистом берегу три громадные винные баржи. Три! Может, их привели в негодность? Пробили дырки в днище? Пока Харпер пытался успокоить щенка, Шарп спустился к воде и забрался на борт ближайшей баржи. С севера его закрывали от любопытных глаз густорастущие деревья, из-за которых, возможно, французы и пропустили эти суда. Другая приятная новость заключалась в том, что баржа оказалась совершенно целой, без пробоин. Вода на днище, правда, плескалась, но это была пресная, дождевая вода, а не та соленая, что приносила по два раза на день приливная волна. Не обнаружив на стенках следов топора, Шарп прошел к носу, где обнаружил шесть громадных весел, связанные вместе обрывком растрепавшейся веревки, а потом вернулся к корме, где нашел крошечную шлюпку, потрескавшуюся и облупленную.

– Сэр! – прошипел с берега Харпер. – Сэр!

Сержант указывал куда-то за реку, и Шарп, обернувшись, увидел на южном берегу всадника в красном британском мундире и треуголке. Незнакомец смотрел на него. В первое мгновение Шарпу показалось, что это подполковник Кристофер, однако всадник был заметно плотнее, да и хвост у его лошади, как заведено в британской армии, был обрезан. Лейтенант помахал рукой, но всадник не ответил, – возможно, его смутила зеленая форма стрелка.

– Собери всех сюда, – распорядился Шарп и снова посмотрел на незнакомца.

Тот отвернулся, словно обращаясь к кому-то невидимому, а потом, указав на баржи, показал, что их нужно перевести через реку.

Что делать? Офицер на южном берегу был определенно старше его по званию, и Шарп, стоило ему переправиться, сразу попал бы в жесткие тиски армейской дисциплины. И тогда прощай свобода действий. А что, если отправить туда Луиша? Он не военный и приказы исполнять не обязан. Подозвав брадобрея, Шарп помог ему подняться на баржу:

– Со шлюпкой справишься?

Португалец поначалу растерялся, потом, подумав, решительно кивнул:

– Конечно справлюсь, сэр.

– Тогда плыви к южному берегу и узнай, чего хочет тот британский офицер. Скажи ему, что я собираюсь проверить, есть ли французы в семинарии. И передай, что в Барка-д’Авинташ есть еще одна лодка.

Судя по всему, армия вела наступление на север и остановилась, наткнувшись на Дору. Утренняя пальба, скорее всего, именно с этим и была связана. Да вот только без лодок британцы ничего не могли поделать. И где, черт возьми, их хваленый флот?

Харпер, Мачедо и Луиш общими усилиями спустили шлюпку на воду. Прилив гнал воду, но баржи пока сидели прочно. Оттолкнувшись от берега, Луиш взял весла, устроился поудобнее на узкой банке и с удивительной ловкостью пустился в плавание, время от времени оглядываясь через плечо, чтобы не отклониться от цели. Рядом с первым всадником появился второй, в красном мундире и черной треуголке, и Шарп, словно боясь, что армия утащит его в свои тенета, спрыгнул с баржи и выбрался на берег.

– Вы оставайтесь здесь, – сказал он Виченте, – а я взгляну на холм.