Война стрелка Шарпа

– Конечно, – отозвался португалец. Прицельное расстояние для мушкетов – не более шестидесяти шагов, и Шарп рассчитывал приберечь их на крайний случай, а пока собирался продемонстрировать французам преимущество семи винтовочных нарезов. Виченте заметно нервничал, нетерпеливо переступал с ноги на ногу, поглаживал усики и то и дело облизывал губы. – Ждем, пока приблизятся к вон тому белому камню, да?

– Да. Почему вы не сбриваете усы?

Виченте недоуменно взглянул на Шарпа:

– Почему я не сбриваю усы?

– Вам нужно их сбрить. Будете выглядеть постарше. И на адвоката меньше походить. – Шарп усмехнулся – прием сработал, Виченте отвлекся от беспокойных мыслей – и посмотрел на восток, туда, где над низиной висел туман.

Нет, оттуда им ничего не грозит. За южным склоном наблюдали четверо, но и этого было достаточно. Шарп не сомневался, что неприятель сосредоточит силы на одном направлении, и, окончательно удостоверившись в этом, отослал свою четверку на северный склон, а к южной тропинке поставил двоих португальцев.

– Быть начеку, парни! – крикнул он. – И целиться ниже!

Шарп этого не знал, но французы опаздывали. Дюлон хотел достичь вершины еще до рассвета, да вот только подъем в темноте потребовал гораздо больше времени, и к тому же его люди устали после беспокойной ночи, когда им пришлось гоняться за призраками. Только вот призраки оказались вполне реальными и убили одного артиллериста, ранили еще трех и нагнали страху на остальных пушкарей. Дюлон, приказав не брать пленных, испытывал к противнику невольное уважение.

А потом началось побоище.

Именно побоище. У французов были мушкеты, у британцев винтовки, и французам на пути к вершине пришлось в какой-то момент сосредоточиться на узком хребте, где они стали легкими мишенями для стрелков. Шестеро упали в первые же секунды, но Дюлон посчитал, что сломит врага за счет численного перевеса. Однако винтовки били и били, над склоном плыл дым, и пули находили цели. Лишь теперь майор на практике усвоил то, о чем раньше слышал только на лекциях. Да, нарезное оружие имело преимущество. Ведя огонь с расстояния, на котором мушкетный залп батальона не нанес бы неприятелю ни малейшего урона, британцы укладывали его людей с непостижимой точностью. Он также заметил, что винтовочные пули и звучат по-другому. Короткий, как удар хлыстом, едва различимый свист – и глухой удар. Сами винтовки не кашляли, как мушкеты, а издавали сухой, отрывистый треск. Отдача у них была сильнее, чем у мушкетов. Дюлон уже видел стрелков: не обращая внимания на летящие через их головы и взрывающиеся где-то на вершине снаряды, они поднимались из-за каменных стен редутов, чтобы перезарядить оружие. Майор кричал своим, чтобы стреляли, только мушкеты звучали хлипко, пули уходили в сторону, а пехотинцы не спешили лезть на узкую тропинку.

Зная, какое значение для солдат имеет личный пример офицера, Дюлон решил рискнуть. Может быть, ему повезет и пуля пройдет мимо, а он сумеет добраться до редута.

– За мной! – крикнул он, вытаскивая саблю и бросаясь вперед. – За Францию! За императора!

– Прекратить огонь! – скомандовал Шарп.

Никто не последовал за Дюлоном. Никто. Он остался один на склоне. Шарп оценил смелость врага и в знак признания шагнул вперед и отсалютовал ему саблей.

Дюлон, увидев, что его приветствует враг, остановился и оглянулся. Потом снова повернулся к Шарпу, поднял саблю в ответном салюте и бросил ее в ножны. Его люди отказались идти за ним и умирать за императора. Он кивнул Шарпу и побрел вниз, а через двадцать минут с холма ушли все французы. Солдатам Виченте, занявшим позицию на открытой террасе башни, так и не довелось пострелять. Тем не менее двое из них погибли от взрыва снаряда. Ранение получил и Гейтакер, которому осколком разрезало правое бедро. К счастью, кость оказалась не задета. Что гаубица вела огонь во время атаки, Шарп понял только тогда, когда она умолкла. Он огляделся. Солнце поднялось довольно высоко, и долины уже грелись под его лучами, а сержант Харпер, винтовка которого раскалилась от стрельбы, даже успел приготовить первый утренний чай.





Глава седьмая




Около полудня на холм вскарабкался французский солдат с белым флагом перемирия, привязанным к стволу мушкета. Солдата сопровождали два офицера, один – в синей форме французской пехоты, другой, подполковник Кристофер, в красном британском мундире с черным кантом и обшлагами.

Шарп и Виченте вышли навстречу офицерам, которые, оставив угрюмого солдата с белым флагом на склоне, направились к башне. Едва увидев француза, Виченте поразился сходству между ним и Шарпом: оба высокие, темноволосые и даже отмеченные шрамом. Потрепанный синий мундир украшали погоны с зеленой бахромой, указывавшие на принадлежность офицера к легкой инфантерии. Плюмаж из красных и белых перьев над белой металлической бляхой с изображением орла и числом «31» выглядел довольно новым и свежим на фоне замусоленного кивера.

– Первым убьем лягушатника, – пробормотал Шарп. – Опасный ублюдок. А потом возьмемся за предателя. Порежем на рагу.

– Что вы такое говорите! – ужаснулся португалец. – Над ними белый флаг!

Они остановились в нескольких шагах от подполковника, который вытащил изо рта зубочистку и приветливо кивнул Шарпу.

– Как дела, лейтенант? – спросил Кристофер и тут же поднял руку. – Подождите… секунду… – Он открыл трутницу, высек искру и стал прикуривать сигару. Раскурив ее должным образом, захлопнул крышку и улыбнулся. – Со мной майор Дюлон. По-английски ни слова не понимает, но почему-то захотел посмотреть на вас.

Шарп взглянул на француза, сразу признал в нем офицера, столь доблестно пытавшегося вести своих людей в атаку, и почувствовал жалость к человеку, вынужденному сопровождать предателя и вора.

– Где моя труба? – спросил он у Кристофера.

– Там, внизу. – Подполковник небрежно махнул рукой. – Можете взять, когда захотите. – Он затянулся и обвел взглядом склон, на котором лежали тела убитых. – Бригадир Виллар немного переусердствовал, не правда ли? Хотите сигару?

– Нет.

– Как хотите. – Кристофер выпустил струйку дыма. – Хорошо поработали, Шарп. Молодцом. Горжусь вами. Эти ребята, – он кивнул в сторону Дюлона, – не привыкли проигрывать. Показали чертовым лягушатникам, как умеют драться англичане, а?

– А еще ирландцы, – сказал Шарп. – И шотландцы. И валлийцы. И португальцы.

– Какой вы благородный, всех помните. Но теперь дело кончено, лейтенант. Пора собирать вещички и уходить. Лягушатники предлагают вам все воинские почести. Уйдете с оружием и под развернутым флагом. Без обид. Они, конечно, не очень довольны, но мне удалось их убедить.

Шарп снова взглянул на француза, который стоял с каменным выражением лица в паре шагов от подполковника, словно показывая, что не имеет никакого отношения к миссии предателя. Он повернулся к Кристоферу:

– Вы что, за дурака меня принимаете?

Подполковник оставил реплику без комментария.

– Не думаю, что вы успеете вернуться в Лиссабон. Крэдок уйдет через день-два, а с ним и вся армия. Они вернутся домой, лейтенант. В Англию. Так что для вас лучший вариант – подождать в Порто. Французы согласились репатриировать всех британских граждан, и корабль уйдет через неделю-другую. И вас прихватит.

– А вы тоже возвращаетесь?


– Очень возможно. Спасибо, что спросили. Не сочтите за нескромность, но, думаю, я вернусь на родину героем. Человеком, принесшим мир Португалии! За такое могут и в рыцари произвести, согласны? Мне, конечно, все равно, а вот Кейт была бы не против стать леди Кристофер.

– Не будь ты под белым флагом, я бы прямо здесь, на месте, выпустил тебе кишки, – сказал Шарп. – Знаю, чем ты занимаешься. Обедаешь с французскими генералами? Приводишь их сюда, чтобы они тут нас перехлопали? Ты предатель, Кристофер. Мерзкий, гнусный предатель, и ничего больше. – Тон Шарпа, очевидно, подсказал французу, о чем речь, потому что по губам майора скользнула улыбка.

– Ох, господи. – Кристофер скривился, словно от боли. – Ох, господи. – Несколько секунд он смотрел на лежащий неподалеку труп француза, потом покачал головой. – Я оставлю без внимания вашу наглость, лейтенант. Полагаю, без моего бывшего слуги здесь не обошлось? Да, у Луиша талант по-своему интерпретировать события и обстоятельства. – Подполковник затянулся, выдохнул и проводил взглядом подхваченный ветерком дым. – Меня направило сюда правительство его величества с целью определить, стоит ли нам воевать за Португалию, стоит ли проливать за нее английскую кровь. Я пришел к выводу – вы, скорее всего, с ним не согласитесь, – что она того не стоит. Теперь мне предстоит выполнить вторую часть поручения, то есть договориться с французами об урегулировании ситуации. Заметьте, речь идет не о капитуляции, а об урегулировании. Мы выведем наши войска, они выведут свои, хотя ради проформы им будет позволено пройти парадом и силами одной дивизии по улицам Лиссабона. А потом –bonsoir, adieu, au revoir. К концу июля на португальской земле не останется ни одного чужестранного солдата. Это большой успех, лейтенант, большое достижение, ради которого стоило обедать с французскими генералами, французскими маршалами и французскими чиновниками. – Кристофер сделал паузу, может быть ожидая какой-то реакции, но Шарп молчал, сохраняя скептическое выражение, и он вздохнул. – Такова правда, лейтенант, и, как бы ни трудно было вам поверить в нее, не забывайте, что есть многое…

– Знаю, – перебил его Шарп. – Слышал про мудрецов, которым чего-то там не снилось, только какого черта вы здесь делали? – В его голосе проступили сердитые нотки. – Почему надевали французскую форму? Луиш все рассказал.

– Подумайте сами, не могу ведь я носить красный мундир в тылу у французов! А цивильная одежда в наши дни особого уважения не заслуживает. Да, приходилось носить и французскую форму. Это, лейтенант,ruse de guerre.

– Мне наплевать, что это такое! – рявкнул Шарп. – Эти ублюдки лезли сюда, чтобы убить нас, а привели их вы!

– Ах, лейтенант, лейтенант, – грустно вздохнул подполковник. – Нам потребовалось тихое местечко, чтобы спокойно все согласовать и подписать. Чтобы никто не мешал. Чтобы толпа не давила. Я предложил Квинту. Признаю, не подумал, чем это вам может грозить. Моя вина. Извините. – Он даже изобразил подобие поклона. – Французы пришли, сочли ваше присутствие здесь западней и вопреки моему совету решили вас атаковать. Еще раз простите. Но теперь все кончено, Шарп. Все позади. Вам позволено уйти. С оружием. С почетом. И вы сами пройдете с гордо поднятой головой. Так что примите мои самые искренние поздравления. Разумеется, я сделаю все, чтобы ваш полковник узнал о ваших подвигах. – Он подождал ответа, а когда такового не последовало, усмехнулся. – И конечно, для меня будет честью вернуть вам подзорную трубу. Поверьте, просто забыл захватить ее с собой.

– Ничего ты не забыл, ублюдок! – прорычал Шарп.

– Не будьте таким грубияном, лейтенант, – укорил его Кристофер. – Постарайтесь понять, что дипломатия подразумевает и разведку, и хитрость, и обман. И не забудьте, что это я выговорил для вас свободу. Так что можете сойти с этого холма как триумфаторы.

Секунду или две Шарп смотрел в невинное лицо предателя.

– А если мы останемся здесь? Что тогда?

– Понятия не имею, – пожал плечами подполковник. – Но конечно, попытаюсь выяснить, действительно ли таково ваше желание. И все же, боюсь, французы сочтут такое поведение как враждебный жест. К сожалению, в этой стране многие противятся достижению мирного соглашения. Некоторых людей ввели в заблуждение, и они предпочитают драться и отвергают любые договоренности. Думаю, если вы настоите на своем и останетесь, нарушив таким образом достигнутые соглашения, французы привезут из Порто мортиры и убедят вас уйти уже иными средствами. – Подполковник затянулся и вдруг вздрогнул – опустившийся на склон ворон принялся выклевывать убитому глаза. – Майор Дюлон хотел бы собрать своих. – Он ткнул сигарой в ближайший труп.

– У него есть один час, – сказал Шарп. – Может привести сюда десять человек, безоружных. И скажите, что здесь будут и мои люди. Тоже безоружные.

Кристофер нахмурился:

– А вашим людям что делать на склоне?

– Нам нужно похоронить своих, а наверху только камень.

Подполковник задумчиво затянулся, потом негромко сказал:

– Было бы лучше, лейтенант, если бы вы ушли с холма прямо сейчас.

– Я подумаю.

– Вы подумаете? – раздраженно повторил Кристофер. – И долго, позвольте осведомиться, собираетесь думать?

– Сколько понадобится, – отрезал Шарп. – Решать второпях не по мне.

– Так вот, лейтенант, у вас есть ровно один час.

Кристофер сказал что-то Дюлону. Тот кивнул Шарпу. Шарп кивнул в ответ. Потом подполковник бросил недокуренную сигару, повернулся и зашагал вниз по склону.





* * *


– Он врет, – сказал Шарп.

– Откуда вы знаете? – Виченте, похоже, не разделял его уверенности.

– Я вам скажу откуда. Этот ублюдок не отдал мне никакого приказа. В армии не предлагают, а приказывают. Сделай то, сделай это. А он не приказывал. Раньше приказывал, сегодня – нет.

Виченте перевел аргумент Шарпа сержанту Мачедо, которого, как и Харпера, пригласили для совета. Оба сержанта выглядели обеспокоенными, но молчали.

– И почему, по-вашему, он не приказал вам уйти отсюда?

– Потому что хочет, чтобы я сам принял такое решение. Потому что ничего хорошего нас там, внизу, не ждет. Потому что он врет.

– Это только ваше предположение, – твердо, как адвокат, сказал Виченте. – А наверняка вы и сами не знаете.

– Наверняка здесь никто ничего не знает, – проворчал Шарп.

Виченте повернулся к востоку:

– У Амаранте уже не стреляют. Может, они и впрямь договорились о мире.

– Договорились о мире? – усмехнулся Шарп. – А зачем им мир? Зачем французы вообще сюда явились?