Война стрелка Шарпа

– Не можем ведь мы их просто бросить!

– А что вы предлагаете? – спросил Шарп. – Спуститься в деревню? Спасти их? Представляете, что случится, если мы это сделаем? Чертовы лягушатники сразу займут холм. – Он кивнул в сторону вольтижеров, все еще стоявших в нерешительности на тропинке. – А что вас ждет внизу? Драгуны. Сотни драгун. И когда вас порубят на куски, вы сможете умереть с чистой совестью, утешая себя тем, что сделали все возможное, чтобы спасти деревню. – Виченте молчал, и Шарп вздохнул. – Мы ничего не можем сделать.

– Мы должны хотя бы попытаться.

– Желаете сходить в дозор? Пожалуйста. Возьмите несколько человек и идите, но остальные останутся здесь. Этот холм – единственное место, где у нас есть шанс остаться в живых.

Португалец поежился:

– И вы не собираетесь идти на юг?

– Если мы спустимся с холма, драгуны и постригут нас, и побреют. Мы в ловушке, лейтенант. Мы в ловушке.

– Но вы разрешаете мне сходить в разведку?

– Возьмите троих, не больше. – Шарпу не хотелось отпускать и троих, но он видел и понимал состояние молодого лейтенанта, отчаянно желавшего знать, какова судьба его соотечественников. – Будьте осторожны. Не высовывайтесь. Не выходите на открытое пространство.

Виченте вернулся через три часа. Подойти к деревне не получилось – слишком много драгун и пехоты.

– Но я слышал крики, – сказал он.

– Да, – ответил Шарп. – Мы их тоже слышали.

Внизу, за Квинтой, на фоне сырой ночи догорала церковь. Никаких других огней видно не было. Ни звезд, ни свечей, ни ламп – только угрюмое красноватое мерцание.





* * *


Утром французские офицеры завтракали на террасе таверны. Продуктов в деревне нашлось немало, и на столе был свежий хлеб, ветчина, яйца и кофе. Ветер еще дышал сыростью, но в долине уже лежали тени, а в воздухе ощущалось тепло наступающего дна. Дымок от сгоревшей церкви дрейфовал на север, унося с собой запах запеченной плоти.

Кофе подполковнику подала рыженькая Мария. Кристофер вынул изо рта зубочистку и благодарно кивнул.

– Obrigado, Мария, – сказал он приятным тоном.

Мария поежилась, торопливо кивнула и поспешно удалилась.

– Заменила вам слугу? – осведомился Виллар.

– Мерзавец пропал. Сбежал. Исчез.

– Не такая уж плохая замена, – сказал бригадир, провожая девушку взглядом. – Эта, по крайней мере, приятнее.

– Была приятнее, – согласился Кристофер. Теперь лицо Марии потемнело от синяков и распухло, так что красоты в нем не осталось. – И будет.

– Сильно вы ее побили, – с легкой укоризной заметил француз.

Кристофер отхлебнул кофе.

– У англичан есть пословица. Спаниель, женщина и ореховое дерево тем лучше, чем больше их бьешь.

– Ореховое дерево?

– Говорят, что, если колотить ствол, оно дает больше орехов. Не знаю, так это или нет, но я точно знаю, что женщину нужно ломать так же, как собаку или лошадь.

– Ломать, – повторил Виллар. Хладнокровие англичанина определенно произвело на него сильное впечатление.

– Глупая девчонка… сопротивлялась… – объяснил Кристофер. – Попыталась драться… пришлось показать, кто здесь хозяин. Такой урок необходим каждой женщине.

– Даже жене?

– Особенно жене, хотя процесс может быть и не таким быстрым. Хорошую кобылу быстро ломать не следует, здесь требуется время. Но эта… – он кивнул в сторону Марии, – нуждалась в хорошей острастке. Может, она меня и ненавидит – наплевать, а вот жена ненавидеть мужа не должна.

Досталось не только Марии. Майор Дюлон, прибывший на холм раньше всех с небольшой группой солдат, был атакован противником и вернулся в таверну с подбитым носом и хмурый как туча.

– Разрешите мне вернуться,mon General, – умолял он Виллара.

– Конечно, конечно. – Бригадир не стал винить Дюлона в неудаче. Всякое случается. Кто ж мог предвидеть, что британцы и португальцы, коим полагалось быть в Квинте, именно в этот вечер решат двинуться на юг. Но сам майор, получивший удар по репутации, поражение переживал тяжело. – Конечно, вы вернетесь туда, но не сейчас. Сначала пусть с ними поговорят нашиles belles filles.

– Les belles filles? – удивился Кристофер. – Но зачем посылать туда девушек?


– Нет, подполковник, речь не о девушках. Так наш император называет пушки, – объяснил Виллар. –Les belles filles. В Валенго стоит наша батарея, и, кажется, у них найдется пара гаубиц. Уверен, артиллеристы будут только рады поделиться с нами своими игрушками. День огневой практики, и эти идиоты будут сломлены. Как та рыженькая. – Он посмотрел на девушек с подносами. – Вот позавтракаем и отправимся взглянуть на мишени. Вы не одолжите мне вашу подзорную трубу?

– Разумеется. – Кристофер протянул инструмент через стол. – Но осторожнее, мой дорогой Виллар. Эта вещь очень ценна для меня.

Француз осмотрел трубу, прочел надпись на табличке и взглянул на подполковника:

– Кто это АУ?

– Сэр Артур Уэлсли, разумеется.

– И за что он вас отблагодарил?

– Мой дорогой, вы же понимаете, что джентльмен не отвечает на такие вопросы. Достаточно сказать, что я не чистил ему сапоги. – Кристофер сдержанно улыбнулся и положил на тарелку яйца и хлеб.

Через полчаса офицер в сопровождении двух сотен драгун отправился в Валенго с просьбой выделить на время две гаубицы. Путь был близок, и драгуны вернулись еще до полудня.

Но только с одной гаубицей. Впрочем, Виллар не сомневался, что и этого будет достаточно. Стрелки были обречены.





Глава шестая




– Вообще-то, вам нужна мортира, – сказал лейтенант Пеллетье.

– Мортира? – спросил бригадир, удивленный самоуверенностью лейтенанта. – Вы указываете, что мне нужно?

– Вам нужна мортира, – повторил лейтенант. – Все дело в угле возвышения.

– Все дело, лейтенант, – Виллар сделал ударение на звании, подчеркнув разницу между ними, – в том, чтобы обрушить смерть, дерьмо, ужас и проклятие на тех наглецов, что залезли на ту чертову горку. – Он указал на холм. Они стояли на краю леса, куда по приказу генерала уже доставили гаубицу. – И не говорите мне ни о каком возвышении! Расскажите, как вы будете их убивать.

– Убивать – это наша работа, – сказал лейтенант, которого генеральский гнев нисколько не тронул, – но мне придется подойти поближе к тем чертовым наглецам. – Артиллерист был молод, так молод, что, наверное, еще не начал бриться. А еще он был тощ, как высохший прутик. Так тощ, что белые бриджи и синий мундир висели на нем, словно обноски на чучеле. Длинная, тонкая шея торчала из жесткого синего воротника, а на носу сидели очки с толстыми стеклами, придававшие ему сходство с недокормленной рыбиной, но рыбиной до невозможности самоуверенной. И теперь эта худосочная рыбина повернулась к сержанту. – Два фунта на двенадцать градусов, как вы думаете? Но только если мы сможем подойти на триста пятьдесят туазов.

– Туазов? – Генерал знал, что у пушкарей своя система мер, но эти чертовы туазы ничего для него не значили. – Вы что, дьявол вас побери, по-французски изъясняться не можете?

– Триста пятьдесят туазов? Это… – Пеллетье поднял глаза и наморщил лоб.

– Шестьсот восемьдесят метров, – подсказал сержант, такой же худой, бледный и молодой, как лейтенант.

– Шестьсот восемьдесят два метра, – с улыбкой поправил его Пеллетье.

– Триста пятьдесят туазов? – Сержант пожевал губами. – Заряд на два фунта. Двенадцать градусов? Думаю, получится.

Лейтенант кивнул и обернулся к генералу.

– Цель высоко, – объяснил он.

– Знаю, что высоко, – сказал Виллар голосом человека, терпение которого на пределе. – Поэтому мы и называем эту кочку холмом.

– Все считают, что гаубицы способны на чудеса при стрельбе по высоким целям, – не замечая сарказма бригадира, продолжал Пеллетье, – но, вообще-то, они не рассчитаны для ведения огня при угле возвышения более двенадцати градусов. Вот мортиры совсем другое дело, но ближайшая мортира, насколько мне известно, находится в Порто.

– Я всего лишь хочу раздолбать тех мерзавцев! – прорычал бригадир. – И почему бы не заложить трехфунтовый заряд? При Аустерлице артиллеристы использовали трехфунтовые заряды. – Он хотел добавить «когда вас еще на свете не было», но сдержался.

– Трехфунтовый заряд! – воскликнул Пеллетье, а сержант даже закатил глаза – какое невежество! – Этот ствол отлит в Нанте! – добавил лейтенант, как будто это все объясняло, и похлопал по гаубице. – Еще до революции! Три недели назад ее сестричка взорвалась и убила двух человек из обслуги! В металле был воздушный пузырь. Это ужасно! Больше двух фунтов этот ствол не выдержит.

Обычно гаубицы развертывали попарно, однако после случившегося три недели назад взрыва в батарее Пеллетье осталось только одно орудие. Выглядело оно странно и более всего напоминало игрушечную пушку, установленную забавы ради на обычный артиллерийский лафет. Двадцативосьмидюймовое дуло располагалось между двумя колесами высотой в человеческий рост, но это игрушечное орудие делало то, что было не по силам другим: оно посылало снаряд по высокой дуге. Полевые орудия редко поднимали на пару градусов от горизонтали, и выпущенные ими ядра летели по настильной траектории, а вот гаубицы бросали свои снаряды так высоко, что те падали на врага сверху. Таким образом, они могли вести огонь через оборонительные сооружения или головы своей пехоты. Кроме того, из гаубиц не стреляли ядрами, а снарядами. Ядро, касаясь земли, продолжает движение, прыгает и даже после четвертого или пятого касания может убить или серьезно покалечить, снаряд же останавливается сразу и зарывается в землю, а поражающая сила заключается во взрывчатке, которой его начиняют.

– Сорок девять на два, поскольку у нас зарядный ящик на две гаубицы, – ответил лейтенант, когда Виллар спросил, сколько у него снарядов. – Итого девяносто восемь снарядов. И двадцать два картечных. Вдвое больше обычного.

– Никакой картечи, – приказал Виллар. Картечь хороша против пехоты на открытой местности и бесполезна против неприятеля, укрывшегося за камнями. – Забросайте мерзавцев снарядами, а за боеприпасами, если понадобится, мы еще пошлем. Надеюсь, – добавил он, – вы справитесь.

– Для этого мы сюда и прибыли, – самодовольно ответил Пеллетье. – При всем уважении, сир, от разговоров вдов больше не становится. Нам нужно найти подходящее место. Сержант! Приготовить лопаты!

– Лопаты? – удивился бригадир.

– Нужно подровнять местность, потому как Господь, создавая этот мир, не подумал о пушкарях. Слишком много кочек и слишком мало ровных мест. Но мы умеем поправлять Его творения.

Сделав это заявление, лейтенант повел своих людей к холму, чтобы найти лучшую позицию.

Подполковник Кристофер, рассматривавший до того гаубицу, кивнул ему вслед: