Война стрелка Шарпа

– А раз так, то однажды, когда сильно проголодаются, придут и сюда.

– Подполковник Кристофер не позволит. – Они шли по дороге к воротам, которые охраняли Харрис и Купер. Дождь усиливался. Серые тучи, казалось, зависли над северными холмами, и пару раз Шарп даже слышал раскаты грома, которые, впрочем, могли быть звуками далекой канонады. – Я скоро уйду.

– Вернетесь в Брагансу?

– Нет, пойдем в Амаранте. Хватит отсиживаться – пора драться.

– Прежде чем уйти, сделайте кое-что еще, – сказал Шарп, не обращая внимания на критические нотки в голосе партизанского командира. – Скажите беженцам, чтобы уходили из деревни. Пусть идут домой. Святой Жозеф устал и не сможет защитить всех, если лягушатники нагрянут.

Лопес покачал головой.

– Французы не придут, – упрямо повторил он.

– И когда они нагрянут, – так же упрямо гнул свое Шарп, – я не смогу защитить деревню. У меня не хватит для этого людей.

– Ваше дело защищать Квинту. Как-никак поместье принадлежит английской семье.

– Плевать мне на Квинту, – сердито оборвал его Шарп. – Сидеть в ней я не собираюсь. В случае чего уйдем все на холм, за стены. Нас и пяти дюжин не наберется! А лягушатники пришлют сотен пятнадцать.

– Говорю вам, они не придут. – Лопес привстал и, протянув руку, сорвал с ветки сморщенный цветок. – Никогда не доверял Сэвиджу с его портвейном.

– Почему?

– Из-за бузины. – Лопес показал Шарпу сорванный цветок. – Плохие виноделы добавляют в вино сок бузины – цвет получается более насыщенный.

Португалец бросил цветок, и Шарпу вдруг вспомнился тот день в Порто, день, когда французы взяли город, а на переправе утонуло столько народу. Он вспомнил, как подполковник собрался написать ему приказ отправиться через реку, как ударивший в дерево снаряд стряхнул на землю сотни розоватых лепестков и как подполковник принял их за лепестки вишни. И еще Шарпу вспомнилось лицо подполковника в тот момент, когда он сказал, что это не вишня, а иудино дерево.

– Господи!

– Что такое? – удивленно уставился на англичанина Лопес.

– Черт, да он предатель!

– Кто?

– Да подполковник, чтоб ему!

Шарп вряд ли смог бы объяснить, откуда в нем эта уверенность и почему он вообще пришел к выводу, что Кристофер предал свою страну, – все основывалось на инстинкте, а инстинкт на запавшем в память выражении возмущения и негодования, проступившем на лице подполковника, когда он услышал слово «Иуда». С тех пор Шарп постоянно колебался между подозрением в предательстве и неясной верой в то, что Кристофер выполняет какую-то тайную дипломатическую работу, но теперь внезапно всплывшее воспоминание и понимание того, что, кроме возмущения и негодования, на лице подполковника отразился еще и страх, убедили Шарпа в том, что человек, укравший его трубу, не только вор, но и изменник.

– Вы были правы, – заявил он изумленному португальцу. – Пора драться. Харрис!

– Сэр?

– Найди сержанта Харпера. И лейтенанта Виченте.

Виченте пришел первым и, хотя Шарп не сумел объяснить толком, почему считает подполковника предателем, спорить по данному поводу не стал – во-первых, потому что ненавидел Кристофера из-за женитьбы на Кейт, и, во-вторых, потому, что ему тоже осточертело прозябание вдалеке от фронта.

– Займитесь продуктами, – наказал ему Шарп. – Пойдите в деревню, попросите напечь побольше хлеба и купите сколько сможете солонины и копченостей. К ночи у каждого должен быть пятидневный запас.

Харпер повел себя осторожнее:

– По-моему, у вас есть приказ, сэр.

– Есть, Пэт, от генерала Крэдока.

– И вы собираетесь его нарушить?

– А кто доставил мне этот приказ? – спросил Шарп. – Кристофер. Наврал Крэдоку, как и всем остальным. – Разумеется, полной уверенности у него не было, но Шарп не видел никакого смысла в дальнейшем пребывании в Квинте. Чем сидеть на месте, лучше пробиваться на юг и надеяться, что в случае чего капитан Хоган защитит от генеральского гнева. – Выступаем сегодня после заката. Проверь, чтобы все были готовы.

Харпер повел носом:

– Будет дождь, сэр. Сильный дождь.

– На такой случай Господь и дал нам непромокаемую шкуру.

– Я к тому, сэр, что, может быть, стоило бы переждать до полуночи. Пусть бы дождик пролился, а там…

Шарп покачал головой:

– Пэт, я хочу как можно скорее убраться отсюда. Не могу объяснить, только мне это место как-то вдруг разонравилось. Пойдем на юг. К реке.

– Но разве лягушатники не убрали все лодки?


– На восток, – Шарп мотнул головой в сторону Амаранте, откуда доносились звуки сражения, – я идти не хочу, а на западе только лягушатники. – На севере их поджидали горы и камни, зато к югу лежала река, а где-то за рекой находились британские войска. Что касается переправы, то он сильно сомневался, что французы смогли уничтожить все лодки. – Что-нибудь найдем, не сомневайся.

– Вечером будет темно, сэр. Нам еще повезет, если дорогу найдем.

– Перестань, – оборвал пессимистические излияния сержанта Шарп, – мы патрулировали местность целый месяц, а теперь ты пугаешь меня тем, что мы заблудимся!

К вечеру у них было два мешка хлеба, несколько здоровенных кусков твердого как камень копченого козьего мяса и еще мешок бобов. Шарп распределил провизию между солдатами, а потом, вспомнив кое-что, пошел в кухню и прибрал две большие жестянки чая. В конце концов, должна ведь и Кейт пожертвовать чем-то ради родины, так почему бы ей не поделиться с солдатами его величества хорошим чаем? Одну жестянку он отдал Харперу, другую сунул в свой ранец. Дождь, о котором так упорно каркал сержант, уже начался, и первые тяжелые капли громко стучали по крыше конюшни и скатывались во двор. У дверей конюшни стоял Дэниел Хэгмэн.

– Со мной полный порядок, сэр, – заверил он лейтенанта.

– Если что, Дэн, мы и носилки можем сделать.

– Господи, сэр, что вы такое говорите! Я ж не сахарный.

Выступать под дождем не хотелось никому, но Шарп не желал терять ни часу самого темного времени. Выйти к реке он рассчитывал к полудню следующего дня, а там люди смогут передохнуть, пока он поищет средство для переправы.

– Ранцы надеть! К маршу приготовиться!

Он посмотрел на Уильямсона, но тот никаких признаков неудовольствия не выказывал и делал то же, что и остальные. Виченте раздал кусочки пробки, чтобы солдаты заткнули ими дула винтовок и мушкетов. Заряжать оружие, разумеется, не стали – в такую погоду порох все равно бы промок. Приказ выйти из-под крыши отозвался недовольным ворчанием, тем не менее вся колонна выдвинулась за ним во двор, а потом и потянулась в лесок, где под приступом дождя и ветра гнулись и постанывали дубы и березы. Не прошли и четверти мили, а Шарп уже промок до нитки. Он утешал себя тем, что зато никто другой в такую погоду вылезать из-под крыши не решится. Последний свет дня быстро угасал под тяжестью ползущих одна за другой тяжелых туч, казалось цеплявшихся переполненным брюхом за зазубренную вершину сторожевой башни. Тропинка, по которой они шли, пересекала западную сторону склона, и Шарп, бросив взгляд на темный силуэт стены, с сожалением подумал о том, сколько сил затрачено напрасно.

Арьергард немного отстал, и Шарп приказал сделать остановку. Дэниел Хэгмэн держался неплохо. Подтянулся Харпер, на поясе у которого висели два копченых козьих окорока.

– Проклятый дождь, – пожаловался сержант.

– Когда-нибудь кончится.

– Вы так думаете, сэр? – с обманчивым простодушием спросил Харпер.

Ответить лейтенант не успел, потому что в винограднике что-то блеснуло. Это была не молния – слишком тускло и близко к земле, – но и не игра воображения. Шарп выругался, в очередной раз прокляв Кристофера за украденную подзорную трубу. Некоторое время он вглядывался в темноту, но так ничего и не увидел.

– Что такое, сэр? – спросил, подходя поближе, Виченте.

– Какой-то блик. Или отсвет.

– Это дождь, сэр, и ничего больше.

– Может быть, осколок стекла, – предположил Виченте. – Я однажды нашел в поле римское стекло. А еще там были две разбитые вазы и несколько монет Септимия Севера.

Шарп не слушал. Он не сводил глаз с виноградника.

– Монеты я отдал в семинарию, – продолжал Виченте, повысив голос, чтобы перекрыть шум ливня, – потому что Святые Отцы устроили там нечто вроде небольшого музея.

– Стекло под дождем не отсвечивает, солнца ведь нет, – пробормотал Шарп.

Тем не менее что-то блеснуло, хотя и тускло, сыро. Он прошелся взглядом по кустам и внезапно увидел тот же самый блеск. Увидел и выругался.

– Что такое? – забеспокоился Виченте.

– Драгуны! И их там много. Спешились. Стоят и наблюдают за нами. – Источником отсвета был, скорее всего, латунный шлем драгуна. Защитный колпак, должно быть, порвался, и бежавший вдоль виноградника солдат превратился в своего рода маяк. Заметить его было нелегко, но, рассмотрев одного, Шарп сразу разглядел и десятки остальных. – Собираются устроить нам засаду. – Он покачал головой в невольном восхищении перед неведомым врагом, не побоявшимся воспользоваться для достижения своих целей такой мерзкой погодой. Хотя нет, скорее всего, драгуны скрытно проникли в виноградник еще днем, а его патрули их не заметили. – Сержант! – рявкнул Шарп, поворачиваясь к Харперу. – На холм! Живо!

Только бы не опоздать.





* * *


Как ни переписывай правила, фигуры на доске все равно передвигаются так, как им привычно. Тем не менее знание шагов позволяло ему предвидеть события, заглядывать вперед и предугадывать события с казавшейся многим поразительной проницательностью.

В нынешней ситуации с вторжением французов в Португалии существовало два возможных исхода: либо верх возьмут французы, либо, что менее вероятно, португальцам и британцам каким-то образом удастся изгнать из страны войска маршала Сульта.

При первом варианте он становился бы владельцем виноградников и винокурен Сэвиджей, проверенным союзником новых хозяев страны и невероятно богатым человеком.

В случае победы португальцев и британцев ему пришлось бы объяснять нахождение на вражеской территории попыткой спровоцировать мятеж Аржентона и использовать провал заговорщиков как причину неудачи собственных планов. Дабы остаться владельцем богатств Сэвиджей, пришлось бы устранить пару пешек, чего вполне хватило бы, чтобы стать человеком богатым, пусть даже и относительно.

Так что проиграть он не мог при любом раскладе – главное, чтобы пешки ходили так, как им и положено, и не совершали непредсказуемых движений. Одной из таких пешек был майор Анри Дюлон, заместитель командира 31-го полка, одной из ударных частей французской армии в Португалии. В 31-м было немало доблестных офицеров, но никто не мог равняться с майором Дюлоном, которого знала вся армия. Отважный, решительный, рисковый, безжалостный, он в этот майский вечер получил задание провести своих вольтижеров по тропинке южного склона к сторожевой башне на холме за Квинтой. Возьмете эту высоту, объяснил бригадир Виллар, и обосновавшимся возле особняка британцам и португальцам некуда будет деться. Пока драгуны будут брать в кольцо деревню, Дюлон займет холм.

Идея провести операцию на закате принадлежала бригадиру Виллару. Большинство солдат по привычке ожидают нападения на рассвете, но Виллар на собственном опыте знал – бдительность часовых ниже всего именно в конце дня.

– Люди настроены на теплый ужин, стакан вина и девку на ночь, – объяснил он подполковнику Кристоферу и назначил штурм на без четверти восемь.

Солнце только-только сядет, сумерки растянутся до половины девятого, хотя из-за густых, низких туч стемнело еще раньше, чем он рассчитывал. Впрочем, это никакого значения уже не имело. Дюлон позаимствовал у кого-то надежный брегет и твердо пообещал своим людям быть на вершине холма ровно без четверти восемь, когда драгуны войдут в деревню. Оставшимся ротам 31-го полка надлежало выйти к лесу, а потом ударить по Квинте с юга.