Во сне и наяву

— Можешь послужить, да, чем-то сможешь, — Роэ идёт дальше по коридору, — ну а где же наш мальчик, Фисюк, где он, твоя кровинушка, твой красавчик? А? Дай на него взглянуть. Давно его не видел.

«Кровинушку» он находит в гостиной. Там у стола стоит скособоченный молодой человек, горбун с длинными сальными волосами и ужасным лицом, на которое наложило свою печать слабоумие.

— А, вот и он, — Роэ проходит в комнату и без приглашения садится за круглый стол под низко висящей лампой. Разглядывает горбуна. Улыбается. — Вот он, надёжа папкина. Как дела, полудурок?

Молодой человек молчит, поглядывает на отца: мол, что делать? Но тот ничего ему не отвечает. Фисюк-старший глядит на Роэмана поверх очков и спрашивает:

— Так чем мы обязаны вашему визиту?

— Ну что вы за люди такие, интеллигенция? — Роэман вздыхает. — Ни чашки чая не предложат, ни рюмки водки, ни поесть чего-нибудь… Ах да, я же не ем того, что жрёте вы. Наверное, поэтому вы мне ничего и не предлагаете.

Фисюк и его уродливый сын молчат, и Роэ понял, что можно уже переходить к делу:

— Ладно, скучные вы существа. Короче, был гонец у меня, — Виталий Леонидович не стал уточнять, что за гонец, чтобы не пугать этих двоих, — просил, чтобы я нашёл червя.

Фисюки переглянулись. Роэ заметил это и продолжил:

— Он где-то на юге входит. Нужно его найти… Найдёте — и сможете сделать с ним всё, что угодно.

— Он носит вещи? — осторожно спросил Фисюк.

Его осторожность Виталию Леонидовичу была понятна. Фисюки, папка с сынком, сами ходили за вещами.

И он захотел их немного успокоить:

— Нет, червь воняет гарью.

Но у Роэ ничего не вышло, он ещё больше напугал их. У отца лицо стразу вытянулось, да и сынок, не смотри, что недоумок, тоже всё сразу понял. Раскрыл рот и смотрел на отца.

— Что, уже обгадились? — Роэ зло усмехнулся. «Это вам не малолеток ловить, уроды». — Ладно, только найдите, дальше я сам.

— Виталий Леонидович, — Фисюк-отец подошёл к столу и положил на него книгу, которую до сих пор держал в руках. — Вы же знаете, мы антиквары, мы занимаемся исключительно вещами. Гарь — это не наш уровень.

— Да знаю я всё, — произнёс Роэ. Он вздохнул. Конечно, Фисюк был прав, это был не их уровень. Но это был и не уровень Роэмана. Тем не менее, Бледная пришла к нему. Выбрала его. И он не собирался отказываться от дела. Во-первых, потому что оказать услугу Привратнице — это дорогого стоит. А во-вторых, попробуй не окажи ей услугу. Или не оправдай надежд. Проснёшься потом у себя в постели, и последнее, что увидишь — так это слюнявые пасти пары псов над своим лицом. Или маленькую, красивую, пёструю и очень ядовитую змейку. Нет, если она снизошла до тебя, нужно обязательно выполнить её просьбу. Роэ это понимал, а вот эти… родственнички, видимо, ещё не осознавали всей важности момента. А тут Фисюк-старший ещё раз говорит:

— Вряд ли мы сможем помочь, Виталий Леонидович, мы же только по вещам, гарь — это не наш уровень.

— Послушай меня, Жан Карлович, нумизмат и интеллигент, — заговорил Виталий Леонидович, вкладывая всю свою убедительность в каждое слово, — ты даже представить не можешь, насколько важная для тебя эта просьба. Стоишь тут, дурак, блеешь что-то, пытаешься отползти. Ты и твой сынок, — Роэ взглянул на горбуна, — вы просто вонючие трупоеды, которые живут лишь потому, что кому-то лень ими заниматься. Понимаешь?

— Да я не в том смысле, — заговорил Фисюк, было заметно, что он заволновался. — Не в том смысле. Я в смысле того, что мы не сможем найти червяка, если он не носит оттуда вещи. Вы же понимаете? Если он что-то пронесёт, то, конечно, мы постараемся.

— Начинай уже стараться, — сухо сказал Роэ, поднимаясь со стула, — носит червь вещи, не носит — это неважно. Начинай шерстить своих барыг, я хочу знать, что вещей с запахом гари в городе нет. Так что, Фисюк, ищи.

Разговор был закончен, и он пошёл к выходу. Жан Карлович молча шёл за ним. Перед дверью Роэ остановился:

— Да, кстати, не уезжай никуда из города и не спи долго.

Фисюк молча кивнул. Но Виталию Леонидовичу этого было мало:

— Никуда из города не девайся, пока я не найду червя. Ты должен всё время быть тут. Слышишь? Отвечай.

— Да, Виталий Леонидович, я всё слышал, — ответил нумизмат.

Когда дверь за ним закрылась, Роэ услышал, как Фисюк её пнул пару раз. Роэман усмехнулся: пусть бесится. Но пусть начинает искать.





Глава 31




Девочка реально захлёбывалась во сне, лежа на спине. Вместо воздуха в её легкие потекла жидкость. Густая и тяжёлая, со знакомым, мерзким привкусом. И естественной реакцией на это был резкий спазм, кашель и красный фонтан из мелких брызг. Потом она быстро перевернулась на бок и прямо с кровати выплюнула густую красную струю на пол. Кровь. Она открыла рот и замерла, чтобы дать последним каплям крови со слюной спокойно вытечь на пол. Странно, но никакой боли не было, даже страха не было, а поселилась в девочке унылая усталость вперемешку с апатией. И всего один вопрос кружился, как заезженная старая пластинка, в её голове: ну что опять? Господи, ну что опять-то?

Светлана ждала, пока последние капли не упадут на пол, не хотела пачкать постельное бельё ещё больше, и поначалу не заметила, что в крови желтеет кругляшок, валяется, поблёскивая лишь одним видимым краешком.

Монетка! Она, ещё не веря своим глазам, пальцем лезет в кровь. Да, так и есть! Это была та самая золотая монета, которую она прятала за щёку. Кровь во рту, кровь на полу, на пододеяльнике, на подушке, но всё это сразу забылось. Сразу. И вот она уже думает не о крови, теперь девочка думает: кому продать монетку? Сколько она стоит? И настоящая ли она?

Взглянула на братьев — те спят — вскочила за тряпкой, вытирать кровь с пола. А золотой держит в кулачке. Вытерла пол, сняла заляпанный кровью пододеяльник, и в ванную. Стала умываться, чистить зубы, вот тут и щека у неё начала болеть. Щека и ещё десна. Снова кровь изо рта. Но на раковине в мыльнице лежала золотая монета, стоило на неё взглянуть, вроде и не так уже болит.

Братьев подняла, одела, быстро отвела в садик, отпустила сиделку, и пока папа не пришёл, сразу села за компьютер. Сидела, трогая языком всё ещё немного кровоточащие порезы на щеке и на десне во рту, и читала: «Куплю». «Куплю». «Куплю». Желающих купить монетку было предостаточно. Это её радовало. И ещё больше её радовало, что стоимость подобных монеток начиналась от сорока трёх тысяч. Для Светланы это были огромные деньги. Новое бельё для себя, одежда для близнецов, деньги для Ивановой. Чтобы она не запугивала папу, что уйдёт, если он не повысит ей ставку. Девочка стала читать и читать про монеты, даже позабыв про голод, что донимал её по утрам. Но вот что было для неё неприятно, так это то, что везде, где сайты казались ей серьёзными, у продавца просили паспорт. Паспорт. А там, где паспорт не спрашивали, те места казались ей ненадёжными. Вдруг у неё отнимут монетку? Или скажут, что у неё плохое качество? Светлана ещё раз осмотрела золотой, не найдя на нём никаких повреждений. Ну или обманут с деньгами. Она даже начала склоняться к мысли, что лучше будет просто отдать монетку папе и сказать, что нашла её. И тут же девочка подумала об остальных монетах, что остались у неё в Истоке. А что она скажет про них? Или так и будет врать всякий раз про находки? Или придётся папе рассказать про её сны. Ну да, только этого ему не хватало. Но было во всей этой истории ещё кое-что, в чём девочка не хотела признаваться даже себе. В общем, она так и сидела перед компьютером, позабыв позавтракать. Когда пришёл папа и стал выпроваживать её в школу, она лишь выпила воды перед выходом. И про монету ему ничего не сказала.




Жаль, что не перекусила перед выходом, есть девочке хотелось зверски. Раньше она тоже любила поесть, особенно после тренировок, хотя тогда ей приходилось следить за питанием. Теперь же, когда Светлана стала видеть эти сны, она всё чаще и чаще чувствовала сильный голод, такой, что ей было всё равно, что есть. Она могла бы сейчас есть просто хлеб с майонезом. Под урчание желудка она добежала до школы, уже соглашаясь с тем, что ей придётся потратить деньги в школьном буфете.

Добежала как раз к перемене на второй урок, и тот, кто ей был нужен, тоже был в школе. Он сидел один за четвёртой партой у окна. Звали его Митяй Глушков. Он считался самым умным и сведущим мальчиком в классе. Глушков и учился хорошо, и знал много всего полезного. Света подошла к нему, встала у его парты:

— Привет, Митя.

Митяй оторвал глаза от телефона, вытащил один наушник из уха:

— Чего тебе, Фомина?

В его голосе этакое дружелюбное безразличие, он всегда с ней так разговаривает. Это совсем не грубость, но и хорошим его отношение к ней не назвать. Кстати, это он придумал для неё такое на первый взгляд нейтральное, а если вдуматься, то вполне себе обидное прозвище, как «Спортивная». В устах одноклассников это всегда звучало как «Тупая».

— Мить, можешь узнать, сколько это стоит? — девочка достаёт монету и протягивает её однокласснику.

Он сначала небрежно берёт монету в руки, но как только берёт, его отношение сразу меняется:

— Ого! «Николашка»! — он выдёргивает из уха второй наушник. — Где взяла?

В помещении народа немного, полкласса, не больше — пандемия. И их разговор привлёк внимание, заинтересовал, мальчишки начали сползаться со всех окрестных парт, чтобы поглядеть что там приволокла Спортивная для классного умника.

— Ого, это, что, — золото? — спрашивал один мальчик.

— Да нет, это фигня, это цыги на вокзалах впаривают лохам, — говорил другой.

— Не фига не, — отвечал умный Митяй, — по весу сразу чувствуется.

— Дай глянуть, — просил третий.

Света училась с ними со всеми с первого класса, знала всех уже много лет, но тут заволновалась: вдруг монетка вот так вот пойдёт по рукам, да и пропадёт. А пацаны смотрели монету, вертели её в руках, соглашаясь с тем, что она и вправду тяжёленькая. На эту суету и девочки пришли. Позабыли про своё высокомерие. Тоже стали смотреть монету. А тут Митяй и повторяет свой вопрос:

— Фомина, а ты где её взяла-то?

Вот она, та секунда, ради которой она и принесла монету в школу. Да. Именно из-за этого и несла. Девочке попросту до смерти надоело быть пустым местом в этом классе. Надоело! Девочки её уже давно за свою не считают, а мальчишки… Ну что с них взять? Грубые всегда. Фома, Спортивная, Фомина в лучшем случае. Все вечно её так и звали, наверное, не все одноклассники смогли бы вспомнить её имя. А тут — раз, и благодаря монетке все собрались вокруг неё. И все ждут её ответа! Когда такое было в последний раз? Светлана и не вспомнила бы. И, видя, что все одноклассники на неё смотрят, она говорит нарочито небрежно:

— Да нашла. Митя, а ты можешь узнать цену монетки?

— Сейчас узнаю, — Глушков лезет в телефон.

А Светлана стоит почти счастливая, видя, что никто, даже девочки, не расходится, всем тоже интересно, сколько стоит монетка. Митька ловко шевелит пальцами, в его телефоне всё грузится быстро:

— Короче, самый серьёзный в городе аукцион — это… «Конрос»… Так, вот. Он еженедельный. Ого… Золотых монет мало. Ну вот. Царские червонцы начинаются от сорока тысяч. О! И до ста восьмидесяти бывают.

— Машину можно купить! — из-за спины девочки доносится голос, от которого ей стало не по себе.

Ну, конечно, это Пахом, придурок.

— Какой там у тебя год? — продолжает копаться в телефоне Митяй.

— Тысяча девятьсот одиннадцатый, — отвечает Светлана уже чуть насторожённо, так как к ней протискивается Пахомов.

— Фома, дай-ка глянуть.

И пока она думала, что ответить, он своими крепкими, как пассатижи, пальцами вырвал у неё монетку. Осмотрел и констатировал радостно:

— Тяжёлая. ЗэБэЭс. Где взяла?

А Светлана волнуется, пытается забрать у него монету.

— Пахомов, дай сюда.

— Да чего ты вибрируешь, Фома, отдам, — говорит он, глядя на девочку с презрением, повышая тон и продолжая вертеть монетку в руках.

А Митя в это время произносит:

— Месяц назад червонец одиннадцатого года продали за сорок семь тысяч рублей.

— О! — говорит Пахомов. — Нормальная лавэха. Можно покуролесить некисло недельку.

— Ага, — соглашаются пацаны и смеются.

«Мамочки, он, что, забирается забрать монету?»