Власть пса
Часть 28 из 34 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Оставив туфельку на полу, Роуз доползла до огромной кровати Бёрбанков, легла и зажала рот кулаком. Когда пришел Джордж, она спала. Три десятидолларовые купюры были разбросаны вокруг, как листья.
XIV
Штабеля столбов служили для маленьких зверьков заповедными местечками. Суслики прятались здесь от барсуков, готовых сожрать их целиком, а кролики – от койотов, что тормошили столбы лапами и зубами. К тому времени, как появлялись рабочие, прибывшие строить ограды для стогов сена, зверьки знали каждую щель, каждый проход в груде столбов и тоненьким писком нагло дразнили животных покрупнее. Свой оплот кролики и суслики делили с существами и того меньшими – с кротами и мышами, которым те помогали вести войну со змеями, что, шелестя кожей о поверхность дерева, просачивались под столбы в надежде полакомиться чьим-нибудь потомством. С длинными когтями на мощных задних лапах кролику ничего не стоило разорвать змею в клочья.
Гонять зверьков было любимым развлечением мальчишек на ранчо: не жалея сил, столб за столбом они разбирали штабеля и лишали надежного укрытия чересчур осмелевших сусликов, кроликов и мышей. Упоительно было смотреть, как они начинали дрожать, сверкать обезумевшими глазами и замирать от испуга – будто неподвижность поможет им спастись. Иногда мальчишки давали зверькам перебраться в новое укрытие, представляя, как постепенно от животных отступал страх и возвращалась смелость. А после вновь принимались терпеливо разбирать столбы, снова вынуждая зверьков предстать перед невыразимой опасностью. Наконец утомившись, мальчики оставляли это занятие. Кого-то мог отвлечь крик зуйка, который, притворяясь раненым, вился над землей, чтобы отвести врага от яиц или птенцов. Немногих – первые пробуждения совести. Были и те, кому развлечение попросту наскучивало. Они желали чего-нибудь поинтереснее – бить и мучить маленьких существ. Однако, как ни странно, и это не всегда приносило удовлетворение. Воистину, бесконечна погоня за наслаждениями.
Как часто говорили про Фила, он никогда не терял мальчишеского задора, что было видно и по глазам, и по легкой поступи его ног. К сорока годам ни одна морщина не испортила его лица – кроме легких черточек под глазами, отмечавших того, кто часто и подолгу смотрел вдаль. Старели только руки Фила, и то из-за непонятной гордости, не позволявшей ему надеть перчатки. По-прежнему его веселили мальчишеские игры. В минуты отдыха, усевшись в тени ивового дерева, он мог достать перочинный нож и, зажав лезвие между большим и указательным пальцем, подбросить его так, чтобы, прокрутившись один, два, три раза в воздухе, нож вонзился в землю под углом ровно в сорок пять градусов. До сих пор Филу не было равных в старинной игре под названием «зубарики», где в случае проигрыша ты должен зубами вытащить из земли забитый по самую шляпку колышек. Грызть землю зубами. Много раз они с братом играли в эту игру, и много раз колышек приходилось вытаскивать Джорджу.
Фил как-то раз совершенно поразил юного отпрыска скупщика скота, представившегося непревзойденным игроком в шарики и действительно носившего с собой замшевый мешок, полный шариков из кремния, агата и – менее ценных – из глазурованной глины. Толстый жадный маленький мальчик перекидывал свое сокровище из руки в руку, и камешки с гулким стуком ударялись друг о друга. Пока Джордж трепался с новым покупателем, сидя на подножке его шикарной машины, Фил глядел вдаль, устроившись на земле.
– Хотите взглянуть на мои камешки? – завернув к Филу, нахально спросил толстячок.
– Давай, почему нет, – ласково улыбнулся Фил.
Невооруженным глазом было видно, какой мальчик скряга. Оглядевшись по сторонам, он развязал мешок и, встав на колени, высыпал драгоценные шарики.
– Их тут две сотни.
– Да ты что, – бросил Фил, не отвлекаясь от беседы Джорджа со скупщиком.
– Играли в них когда-нибудь в детстве? – Маленький толстяк зачерпнул пригоршню шариков и ссыпал обратно.
– Совсем немного.
– А знаете что?
– Не знаю. Что же?
– В этом году я стал чемпионом по шарикам в своей школе, – хвастливо взглянул он на Фила.
– Да ты что…
Голоса у машины продолжали бубнить. Фил знал, что Джордж со скупщиком еще не перешли к делу, а значит, он вполне мог отвлечься на что-нибудь другое. Беспощадно жарило солнце. Посреди поля кучковались приведенные на показ бычки и с естественным для них любопытством, опустив головы, разглядывали автомобиль скупщика.
– Уже второй год подряд чемпион.
Тучное тело мальчика пылало жаром; немало придется потрудиться, чтобы сбросить такое количество жира. Малец явно был из городских, однако носил те же ботинки и шляпу, что и его старик. Забавный наряд для чемпиона по шарикам.
– И страшно горд собой, полагаю, – сухо заметил Фил.
Палило солнце. Скупщик достал блокнот, раздумывая над сделкой. Еще поболтает с Джорджем какое-то время.
– Попробуем сыграть, мистер?
Экий ты дерзкий!
– Но, сынок, у меня ведь нет ни одного шарика.
– Ну, я мог бы одолжить вам немного своих или что-то типа того.
– Зачем же одалживать? Ты знаешь, ведь я мог бы купить у тебя парочку.
Мальчик насупил брови. Было видно, как, просчитывая выгоды, шевелились заплывшие жиром извилины. Так ворочал мозгами и его папаша, корябая что-то в блокноте. Продать дешевые глиняные шарики и отбить их обратно – чистая выгода, какую только можно извлечь из Фила.
Действительно, мальчик отделил от остальных несколько глиняных шариков.
– Сколько берешь за них, сынок?
– Четвертак.
Неплохо его старик натаскал. Они и десяти центов не стоили, и Фил прекрасно это знал.
– Ладно, – согласился Фил, доставая кошелек с серебряными монетами и парочкой двойных орлов где-то в глубине.
– Вы первый, мистер, – настаивал мальчик.
– О, разве я могу позволить гостю бросать вторым? Начинай, сынок.
Малец и правда был хорош: выбил четыре шарика из купленных Филом.
– Мой ход теперь, да? – Подобрав с земли палочку, он обвел нарисованный мальчиком круг.
– Ваш, мистер, – ответил мальчик и облизнул пот с верхней губы.
– Вот так вот шарик держать?
– Скорее так.
– Ага.
Прямо как в детстве Фил опустился на одно колено, и, боже, он будто снова стал мальчишкой. О, этот жар солнца, жар Старины-Сола, на твоей спине, песок на костяшках пальцев и затаенное дыхание, с каким запускаешь шарик в круг.
– Полетели! – И Фил выбил десять дешевых глиняных камешков. – Как насчет поменять десяток таких на один кремниевый? Повысим ставки?
– Ладно, сэр, – ошарашенно кивнул мальчик.
Когда все шарики оказались у Фила, он ссыпал их обратно в мешок толстяка.
– Забирай свои камушки. Может, папаша и научил тебя паре трюков, вот только не сказал об игре на больших рисках.
Больше мальчик не перекидывал мешок из руки в руку, а бережно держал, прижимая к сердцу. Фил был всегда не прочь преподать хороший урок. Поднявшись на ноги, он направился к машине, где Джордж по-прежнему точил лясы вместе со скупщиком.
– Я так понимаю, брать скот вы не собираетесь? – протянул Фил, смерив взглядом покупателя. – Даром тратите наше с братом время.
Фил до сих пор мог смастерить воздушного змея и знал, как его запускать. До недавнего времени они с Джорджем играли по воскресеньям в мяч; когда-то он был превосходным защитником в бейсболе и мастерски подавал крученый. Фил не старел и никогда не терял мальчишеского задора. Другие же гадали, откуда у них взялся ревматизм, больные кости и толстое пузо – и куда подевался былой вкус жизни.
В таком ребячливом задоре Фил и обратил внимание на кролика, что улепетывал под груду столбов, там, где они с Питером трудились над оградами вокруг стогов сена. Штабель лежал здесь годами: для оград рабочие привезли новые густо пахнущие сосной бревна, тогда как старые еще не успели отвезти домой и пустить на дрова. Судя по всему, кролик не первый год беззаботно жил под столбами: когда Фил заметил его, тот скакал, не обращая на них с мальчиком никакого внимания, как истинный хозяин этого места. Солнце стояло высоко и палило так жарко, что на время обеда Фил с Питером укрылись в тени штабеля, прислонив спины к столбам и вытянув вперед ноги. Фил сорвал неподалеку сухую травинку тимофеевки и, пожевывая кончик, размышлял о том, как забавно блестят лицо и руки мальчика. Вынув тимофеевку изо рта, он коротко откашлялся.
– А ты неплохо загорел. – И замолчал. – Что удивительного в Бронко Генри, – снова начал Фил, – пока не дожил до твоих лет, он не умел ни ездить верхом, ни управляться с лассо… О, смотри, какой кролик.
Такой бесстрашный, будто ручной. Фил улыбнулся, снял шляпу и, прицелившись, запустил ее в сторону кролика. Шляпа соколом взметнулась ввысь, отбросила соколиную тень и опустилась. Зверек на секунду замер, испугавшись тени, и отскочил к груде столбов. Тогда Фил встал, шагнул навстречу солнечному свету и поднял шляпу, отряхнув ее от пыли. А после, нахмурившись, схватился за лежавший поверх груды столб и пошатал его. Звук трясущегося штабеля, жар солнца, запах полуденного поля и нахлынувшие вместе с ними воспоминания вновь заставили Фила улыбнуться.
– Эй, Пит, – окликнул он мальчика, – посмотрим, долго ли просидит Крольчонок Питер, прежде чем выскочит наружу?
Часто в детстве они с братом делали ставки: сколько успеют снять столбов, пока животные не разбегутся.
Поочередно – Питер с одного конца груды, Фил с другого – они вынимали из штабеля столбы и откладывали в сторону. Шел десятый столб, а кролик все сидел, притаившись и выжидая. Один раз Фил как будто видел крольчонка, а глаза, вот уж не сомневайтесь, нечасто его подводили.
– Во храбрец попался, да?
Каждое слово из мальчика приходилось тянуть клещами. Питер реагировал только на прямые вопросы, и выудить из него хоть что-то уже почиталось за награду.
– Приходится быть храбрым.
– Сейчас слиняет, я думаю.
Сняв еще два столба, они нарушили шаткое равновесие – штабель с грохотом развалился, как громадные палочки-бирюльки, а из-под них что-то сигануло.
Кролик. Он ковылял, с трудом отталкиваясь от земли единственной здоровой лапой, и Питер взял зверька на руки.
– На него столбы упали, – подметил Фил.
– Похоже на то.
– Ладно, избавь животное от мучений. Ударить по голове – самый верный способ, думаю. Забавно, да? Не будь он таким смельчаком, не пришлось бы мучиться.
– Такова жизнь.
А парень-то философ…
Фил наблюдал, как, погладив по голове, мальчик успокоил кролика и в следующее мгновение свернул ему шею. Причем так умело, что трудно было не восхититься: Фил в жизни ничего подобного не видел. Хребет был переломлен, и, потеряв связь с мозгом, задние лапы зверька расслабленно опустились, глаза остекленели, и кролик безжизненно повис в руках мальчика. Ни капли крови не пролилось! Кто был в крови, так это Фил – успел обо что-то ободраться.
– Глубокая, – заметил Питер, глядя на сочившуюся из раны кровь.
– Да ерунда, – беззаботно ответил Фил и достал синюю бандану, чтобы отереть руку.
Ударил гром, раскаты эхом прокатились по долине. Солнце скрылось за черными тучами. Облизнув указательный палец, Фил поднял руку вверх: слюна позволяла уловить малейшее дуновение ветра.
– На нас не пойдет, – объявил он. – Ветер южный.
Фил был подавлен и угрюм: из затеи с кроликом ничего не вышло – не удалось предаться ностальгии, которой так желало его сердце. Они обошли стог сена, чтобы закончить обед, и Фил вновь заговорил о Бронко Генри:
XIV
Штабеля столбов служили для маленьких зверьков заповедными местечками. Суслики прятались здесь от барсуков, готовых сожрать их целиком, а кролики – от койотов, что тормошили столбы лапами и зубами. К тому времени, как появлялись рабочие, прибывшие строить ограды для стогов сена, зверьки знали каждую щель, каждый проход в груде столбов и тоненьким писком нагло дразнили животных покрупнее. Свой оплот кролики и суслики делили с существами и того меньшими – с кротами и мышами, которым те помогали вести войну со змеями, что, шелестя кожей о поверхность дерева, просачивались под столбы в надежде полакомиться чьим-нибудь потомством. С длинными когтями на мощных задних лапах кролику ничего не стоило разорвать змею в клочья.
Гонять зверьков было любимым развлечением мальчишек на ранчо: не жалея сил, столб за столбом они разбирали штабеля и лишали надежного укрытия чересчур осмелевших сусликов, кроликов и мышей. Упоительно было смотреть, как они начинали дрожать, сверкать обезумевшими глазами и замирать от испуга – будто неподвижность поможет им спастись. Иногда мальчишки давали зверькам перебраться в новое укрытие, представляя, как постепенно от животных отступал страх и возвращалась смелость. А после вновь принимались терпеливо разбирать столбы, снова вынуждая зверьков предстать перед невыразимой опасностью. Наконец утомившись, мальчики оставляли это занятие. Кого-то мог отвлечь крик зуйка, который, притворяясь раненым, вился над землей, чтобы отвести врага от яиц или птенцов. Немногих – первые пробуждения совести. Были и те, кому развлечение попросту наскучивало. Они желали чего-нибудь поинтереснее – бить и мучить маленьких существ. Однако, как ни странно, и это не всегда приносило удовлетворение. Воистину, бесконечна погоня за наслаждениями.
Как часто говорили про Фила, он никогда не терял мальчишеского задора, что было видно и по глазам, и по легкой поступи его ног. К сорока годам ни одна морщина не испортила его лица – кроме легких черточек под глазами, отмечавших того, кто часто и подолгу смотрел вдаль. Старели только руки Фила, и то из-за непонятной гордости, не позволявшей ему надеть перчатки. По-прежнему его веселили мальчишеские игры. В минуты отдыха, усевшись в тени ивового дерева, он мог достать перочинный нож и, зажав лезвие между большим и указательным пальцем, подбросить его так, чтобы, прокрутившись один, два, три раза в воздухе, нож вонзился в землю под углом ровно в сорок пять градусов. До сих пор Филу не было равных в старинной игре под названием «зубарики», где в случае проигрыша ты должен зубами вытащить из земли забитый по самую шляпку колышек. Грызть землю зубами. Много раз они с братом играли в эту игру, и много раз колышек приходилось вытаскивать Джорджу.
Фил как-то раз совершенно поразил юного отпрыска скупщика скота, представившегося непревзойденным игроком в шарики и действительно носившего с собой замшевый мешок, полный шариков из кремния, агата и – менее ценных – из глазурованной глины. Толстый жадный маленький мальчик перекидывал свое сокровище из руки в руку, и камешки с гулким стуком ударялись друг о друга. Пока Джордж трепался с новым покупателем, сидя на подножке его шикарной машины, Фил глядел вдаль, устроившись на земле.
– Хотите взглянуть на мои камешки? – завернув к Филу, нахально спросил толстячок.
– Давай, почему нет, – ласково улыбнулся Фил.
Невооруженным глазом было видно, какой мальчик скряга. Оглядевшись по сторонам, он развязал мешок и, встав на колени, высыпал драгоценные шарики.
– Их тут две сотни.
– Да ты что, – бросил Фил, не отвлекаясь от беседы Джорджа со скупщиком.
– Играли в них когда-нибудь в детстве? – Маленький толстяк зачерпнул пригоршню шариков и ссыпал обратно.
– Совсем немного.
– А знаете что?
– Не знаю. Что же?
– В этом году я стал чемпионом по шарикам в своей школе, – хвастливо взглянул он на Фила.
– Да ты что…
Голоса у машины продолжали бубнить. Фил знал, что Джордж со скупщиком еще не перешли к делу, а значит, он вполне мог отвлечься на что-нибудь другое. Беспощадно жарило солнце. Посреди поля кучковались приведенные на показ бычки и с естественным для них любопытством, опустив головы, разглядывали автомобиль скупщика.
– Уже второй год подряд чемпион.
Тучное тело мальчика пылало жаром; немало придется потрудиться, чтобы сбросить такое количество жира. Малец явно был из городских, однако носил те же ботинки и шляпу, что и его старик. Забавный наряд для чемпиона по шарикам.
– И страшно горд собой, полагаю, – сухо заметил Фил.
Палило солнце. Скупщик достал блокнот, раздумывая над сделкой. Еще поболтает с Джорджем какое-то время.
– Попробуем сыграть, мистер?
Экий ты дерзкий!
– Но, сынок, у меня ведь нет ни одного шарика.
– Ну, я мог бы одолжить вам немного своих или что-то типа того.
– Зачем же одалживать? Ты знаешь, ведь я мог бы купить у тебя парочку.
Мальчик насупил брови. Было видно, как, просчитывая выгоды, шевелились заплывшие жиром извилины. Так ворочал мозгами и его папаша, корябая что-то в блокноте. Продать дешевые глиняные шарики и отбить их обратно – чистая выгода, какую только можно извлечь из Фила.
Действительно, мальчик отделил от остальных несколько глиняных шариков.
– Сколько берешь за них, сынок?
– Четвертак.
Неплохо его старик натаскал. Они и десяти центов не стоили, и Фил прекрасно это знал.
– Ладно, – согласился Фил, доставая кошелек с серебряными монетами и парочкой двойных орлов где-то в глубине.
– Вы первый, мистер, – настаивал мальчик.
– О, разве я могу позволить гостю бросать вторым? Начинай, сынок.
Малец и правда был хорош: выбил четыре шарика из купленных Филом.
– Мой ход теперь, да? – Подобрав с земли палочку, он обвел нарисованный мальчиком круг.
– Ваш, мистер, – ответил мальчик и облизнул пот с верхней губы.
– Вот так вот шарик держать?
– Скорее так.
– Ага.
Прямо как в детстве Фил опустился на одно колено, и, боже, он будто снова стал мальчишкой. О, этот жар солнца, жар Старины-Сола, на твоей спине, песок на костяшках пальцев и затаенное дыхание, с каким запускаешь шарик в круг.
– Полетели! – И Фил выбил десять дешевых глиняных камешков. – Как насчет поменять десяток таких на один кремниевый? Повысим ставки?
– Ладно, сэр, – ошарашенно кивнул мальчик.
Когда все шарики оказались у Фила, он ссыпал их обратно в мешок толстяка.
– Забирай свои камушки. Может, папаша и научил тебя паре трюков, вот только не сказал об игре на больших рисках.
Больше мальчик не перекидывал мешок из руки в руку, а бережно держал, прижимая к сердцу. Фил был всегда не прочь преподать хороший урок. Поднявшись на ноги, он направился к машине, где Джордж по-прежнему точил лясы вместе со скупщиком.
– Я так понимаю, брать скот вы не собираетесь? – протянул Фил, смерив взглядом покупателя. – Даром тратите наше с братом время.
Фил до сих пор мог смастерить воздушного змея и знал, как его запускать. До недавнего времени они с Джорджем играли по воскресеньям в мяч; когда-то он был превосходным защитником в бейсболе и мастерски подавал крученый. Фил не старел и никогда не терял мальчишеского задора. Другие же гадали, откуда у них взялся ревматизм, больные кости и толстое пузо – и куда подевался былой вкус жизни.
В таком ребячливом задоре Фил и обратил внимание на кролика, что улепетывал под груду столбов, там, где они с Питером трудились над оградами вокруг стогов сена. Штабель лежал здесь годами: для оград рабочие привезли новые густо пахнущие сосной бревна, тогда как старые еще не успели отвезти домой и пустить на дрова. Судя по всему, кролик не первый год беззаботно жил под столбами: когда Фил заметил его, тот скакал, не обращая на них с мальчиком никакого внимания, как истинный хозяин этого места. Солнце стояло высоко и палило так жарко, что на время обеда Фил с Питером укрылись в тени штабеля, прислонив спины к столбам и вытянув вперед ноги. Фил сорвал неподалеку сухую травинку тимофеевки и, пожевывая кончик, размышлял о том, как забавно блестят лицо и руки мальчика. Вынув тимофеевку изо рта, он коротко откашлялся.
– А ты неплохо загорел. – И замолчал. – Что удивительного в Бронко Генри, – снова начал Фил, – пока не дожил до твоих лет, он не умел ни ездить верхом, ни управляться с лассо… О, смотри, какой кролик.
Такой бесстрашный, будто ручной. Фил улыбнулся, снял шляпу и, прицелившись, запустил ее в сторону кролика. Шляпа соколом взметнулась ввысь, отбросила соколиную тень и опустилась. Зверек на секунду замер, испугавшись тени, и отскочил к груде столбов. Тогда Фил встал, шагнул навстречу солнечному свету и поднял шляпу, отряхнув ее от пыли. А после, нахмурившись, схватился за лежавший поверх груды столб и пошатал его. Звук трясущегося штабеля, жар солнца, запах полуденного поля и нахлынувшие вместе с ними воспоминания вновь заставили Фила улыбнуться.
– Эй, Пит, – окликнул он мальчика, – посмотрим, долго ли просидит Крольчонок Питер, прежде чем выскочит наружу?
Часто в детстве они с братом делали ставки: сколько успеют снять столбов, пока животные не разбегутся.
Поочередно – Питер с одного конца груды, Фил с другого – они вынимали из штабеля столбы и откладывали в сторону. Шел десятый столб, а кролик все сидел, притаившись и выжидая. Один раз Фил как будто видел крольчонка, а глаза, вот уж не сомневайтесь, нечасто его подводили.
– Во храбрец попался, да?
Каждое слово из мальчика приходилось тянуть клещами. Питер реагировал только на прямые вопросы, и выудить из него хоть что-то уже почиталось за награду.
– Приходится быть храбрым.
– Сейчас слиняет, я думаю.
Сняв еще два столба, они нарушили шаткое равновесие – штабель с грохотом развалился, как громадные палочки-бирюльки, а из-под них что-то сигануло.
Кролик. Он ковылял, с трудом отталкиваясь от земли единственной здоровой лапой, и Питер взял зверька на руки.
– На него столбы упали, – подметил Фил.
– Похоже на то.
– Ладно, избавь животное от мучений. Ударить по голове – самый верный способ, думаю. Забавно, да? Не будь он таким смельчаком, не пришлось бы мучиться.
– Такова жизнь.
А парень-то философ…
Фил наблюдал, как, погладив по голове, мальчик успокоил кролика и в следующее мгновение свернул ему шею. Причем так умело, что трудно было не восхититься: Фил в жизни ничего подобного не видел. Хребет был переломлен, и, потеряв связь с мозгом, задние лапы зверька расслабленно опустились, глаза остекленели, и кролик безжизненно повис в руках мальчика. Ни капли крови не пролилось! Кто был в крови, так это Фил – успел обо что-то ободраться.
– Глубокая, – заметил Питер, глядя на сочившуюся из раны кровь.
– Да ерунда, – беззаботно ответил Фил и достал синюю бандану, чтобы отереть руку.
Ударил гром, раскаты эхом прокатились по долине. Солнце скрылось за черными тучами. Облизнув указательный палец, Фил поднял руку вверх: слюна позволяла уловить малейшее дуновение ветра.
– На нас не пойдет, – объявил он. – Ветер южный.
Фил был подавлен и угрюм: из затеи с кроликом ничего не вышло – не удалось предаться ностальгии, которой так желало его сердце. Они обошли стог сена, чтобы закончить обед, и Фил вновь заговорил о Бронко Генри: