Виражи эскалации
Часть 50 из 76 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Москва и всё те же заокеанские…
«Кремль веет силой и влечёт…» – фраза, с пафосом озвученная корреспондентом «Красной звезды», прилипла на язык. Главком флота СССР Горшков Сергей Георгиевич, понимая свою неправоту и понимая правоту, крутнул стоящий на столе глобус, безошибочно остановив вращение, накрыв ладонью Индийский океан.
Это с его упрямой позиции в Совете дискуссия затянулась, а когда все согласились (и он в том числе) с тем, что сейчас не к месту затевать какие-то серьёзные трения с США, от контр-адмирала Паромова уже поступил доклад: «Американская подводная лодка уничтожена!»
Сергей Георгиевич уже давно для себя уяснил: западный мир, провозглашающий христианские цивилизационные ценности, в действительности живёт по диким первобытным законам – принимая любые уступки за слабость, считаясь только с силой; неизменно следует своей выгоде и собственным интересам «в бремени белого человека».
«Вот и получили по заслугам! – Адмирал считал не важным, по своей ли инициативе действовал командир подлодки или какие-то приказы всё же были. – Какая разница, утрись мы, в Вашингтоне всё истолковали бы одинаково».
Операция «Бадабер» в расчётах Москвы не должна была вызвать особо сильное волнение в Пентагоне. Даже на военный конфликт (достаточно скоротечный) между Пакистаном и Индией «просвещённое» НАТО попросту не успело бы среагировать.
Запланированный «напослед» поход противолодочного крейсера «Москва» должен был выглядеть со стороны как обычное дело: заурядный, одиночный, учебный, вокруг Африки, дабы не платить за Суэц. В любом случае 8-я оперативная эскадра здесь выступала либо в качестве косвенной поддержки, либо прикрывая напрямую (что, конечно, сразу бы привлекло ненужное внимание со стороны НАТО).
«Выстрелы» из-под воды изрядно, если не полностью, смешали карты.
Сейчас этого «ненужного внимания» могло оказаться более чем достаточно.
Если верить показаниям лётчиков с ТАВКР «Минск» и данным фоторазведки, символика и номера на бортах американских F-14 и F-18 приписывают их к двум авианосцам. Такие силы явно превосходили возможности эскадры контр-адмирала Паромова. Главком недоумевал – как американцам удалось столь быстро и совершенно «мимо разведки» перебросить в Индийский океан два авианосца (вроде бы «Индепенденс» и «Корал Си»).
Теперь же, в «пройденных рубиконах», когда субмарина покоилась на дне, именно и только в интересах «особого задания» ПКР «Москва» в Кремле решили немного «сыграть навстречу»: предъявив козырь – участников и свидетелей преднамеренной атаки на советские корабли, вызволенных из воды членов экипажа SSN-695 «Бирмингем».
* * *
– Настаиваю вернуть наших моряков, – с вызовом потребовал Рейган.
– Это само собой, – советский посол, пряча улыбку, видел в этой нарочитости декларируемую пропагандой США заботу о простых американцах.
Напротив, бесхитростные лица некоторых военных в переговорной свите президента выдавали затаённое: «Уж если так, то лучше бы вообще никаких выживших, тогда и все концы в воду». Проблема для чинов военной администрации США приобретала явно иную и не совсем удобную коннотацию.
– Мы можем их вернуть… пропустив через трибуну ООН, – в этот раз посол улыбнулся открыто.
Получив такой «вежливый ультиматум», американская риторика сейчас же изменила контекст:
– Не каждый день случаются подобные катастрофы… и хорошо, что не каждый. Однако окно возможностей…
– Скорее форточка, – позволит себе перебить дипломат, – из которой ещё и сквозит чем-то не тем. Тем не менее, господа, я здесь, и мы готовы обсудить взвешенные дипломатические варианты выхода из затруднительного положения.
Рейган демонстративно отвернулся, предоставив утрясать дело покладистым советникам вкупе с непреклонными виновниками-военными.
«Для баланса, – подумает старый и сравнительно посредственный актёр, ставший в своей прихоти удачным и последовательным политиком, – так будет правильно. Очередная сделка с чёртовыми комми. Чёртовыми комми, – повторит он, – нельзя идти у них на поводу. Но приходится».
В какой-то момент к нему склонится шёпотом председатель КНШ, и присутствующие услышат раздражённое:
– Я вам не Иисус, чтобы лезть на крест, где мне всадят в ладони гвозди! Кто понесёт ответственность, решайте меж собой.
Рональд уже всё для себя понял, больше донимаемый проблемой: «как подать избирателям очередную потерю флота». Уже зная ответ – замалчивать.
С учётом того, что ситуация на индо-пакистанской границе стабилизировалась, советские корабли намеревались покинуть Аравийское море, он не видели позитивных целей в нагнетании противостояния, кроме как, пожалуй, амбиций военных.
Кто-то из этих самых военных выразит, что этого тоже немало…
Рейган покивает, соглашаясь, но послушает советника Миза.
Во избежание осложнения двусторонних отношений будет принята удобная для узкого круга версия: «Изолированная стычка местного значения, которая вышла из-под контроля».
По итогам «урегулирования эксцесса» обе стороны будут озабочены соблюдением видимых международных приличий, в немалой степени стараясь избежать репутационных потерь, особенно перед союзниками.
И если самолёты спишут на эксплуатационные аварии, а по факту гибели БПК «Проворный» в отчётах чрезвычайной комиссии будет указано «несанкционированное возгорание ракеты ЗРК М-22 „Ураган”», катастрофа SSN-695 «Бирмингем» уйдёт под гриф «секретно». Все имена, звания членов экипажа будут зацензурены, с уцелевших, со всех вольных или невольных свидетелей будут взяты соответствующие подписки о неразглашении.
Обсуждение общих условий сделки в Зале дипломатических приёмов Белого дома скоро закончится и начнётся казуистика, где Рональд Рейган, одолеваемый смутным чувством неудовлетворения, что Кремль их всё же переиграл, не будет скупиться в отместку на эпитеты, маскируя их под шутливость:
– Иной раз я завидую тоталитарным режимам. Газета «Правда» даст нужную Кремлю правду. А у нас высшее достижение – демократия. Независимая пресса – это просто бич.
– СССР будет держаться в стороне.
– Вы никогда не держитесь в стороне. Я имею в виду КГБ.
– Я имею в виду – воздержаться наконец от провокаций на море и в воздухе. Это здесь мы расписались, ударили по рукам: «Партия!» – и разошлись… до поры. А там… – уполномоченный Москвы произвольно махнул рукой, намекая на Индийский океан и Аравийское море (и, кстати, безошибочно выберет направление), – люди взвинчены недавними стычками, лётчики, моряки, командиры… и руки на спусковых крючках.
Инерция
Эскадра контр-адмирала Паромова уходила.
Для звёздно-полосатых развёртывание крупных сил в Аравийском море утратило смысл. Смысл теперь был в организации обследования места гибели «Бирмингем», со всеми вытекающими из этого процедурами – командование US NAVY считало своим долгом и ломало себе голову, как всё организовать, чтобы не афишировать потерю субмарины.
Вот только факт доставки в акваторию глубоководного аппарата говорил сам за себя. Пока же для начала было решено развернуть видимость проведения в данном районе учебных манёвров, и все наличные корабли обеспечивали массовку.
Собственно, об этом можно было бы и не упоминать, но тем самым объяснялась одна из причин, почему американцами не выделялось каких-либо обязательных или избыточных средств для слежения за уходящими советскими кораблями.
Второй причиной являлся тот неожиданный демарш полномочного посла СССР на переговорах в Белом доме (а может, вовсе и не неожиданный): «…воздержаться наконец от провокаций на море и в воздухе». «Закинутая удочка» имела дальний прицел и сработала. И если ядро 8-й ОпЭск во главе с флагманским «Минском», насчитывающее несколько вымпелов, ещё имело какие-то значимые основания для «пригляда», то одиночка-крейсер «Москва» представлял минимум интереса и, по сути, выпадал из поля зрения разведки США и их друзей. Разве что совсем исключить «орбитальные окна»… возможные патрульные вылеты Р-3 «Орионов» из Диего-Гарсия, как и далее на предполагаемом маршруте, огибающем африканский континент, вероятные встречи с натовскими кораблями, базирующимися на островах заморского региона Франции в Индийском океане.
А в целом… все были сыты по горло.
Палубные F-14 и F-18, длинным плечом полёта не рассчитанные на долгий барраж в зоне, больше не появлялись. Что-то летало с «Таравы», не приближаясь, – ловили радаром. Напоследок, когда эскадра Паромова всё ещё сохраняла консолидированное построение, оставаясь в условном визуальном контакте, в небе появились громады В-52.
«Стратофортрессы» описали размашистый «почётный круг», не задержались и сразу же поутюжили обратно.
Приказ по эскадре на расформирование был уже озвучен. Штурмана давно начертили пунктиры маршрутов на базы – корабли задавали движение выбранными курсами: тихоокеанцы – на Тихий океан, черноморцы – через Суэц домой в Севастополь.
Крейсер правил нос «вниз» к экватору. В сопровождение ему никого не назначили (так и задумывалось).
Одиночное плавание.
ПКР «Москва»
Их всё же некоторое время опекали. Акустический пост спустя несколько часов абсолютно неожиданно (во всяком случае, подпустив недопустимо близко) «словил» подводную лодку. И на корабле снова забили тревогу.
Затем успокоились. Свои!.. Подплав развлекался, подкравшись. Незримо (оставаясь под водой) сопроводив крейсер с полста миль, вскоре траверзом всплыла «чёрная наша» – многоцелевая атомная проекта 945 «Барракуда».
Подводники высунулись наружу, помахали руками. Постепенно став отставать на своих двенадцати узлах[267], отбили «радио» с пожеланиями счастливого плавания и, выписав циркуляцию, ушли курсом на север, долго оставаясь в надводном положении.
«Спрашивается, чего шли? Зачем всплывали?»
Капитан 2-го ранга Скопин стоял в своей каюте перед раковиной и зеркалом. Набрав в ладони холодной воды, влепил этой пощёчиной в лицо, изгоняя остатки сна.
Где-то на задворках сознания ещё мельтешили боевые кадры: доклады о приближении целей, репетования огневых решений, лаяли сторожевыми псами стволы РБУ и АК-725, выла свирепой кошкой разорванная на куски противокорабельная ракета.
И хотелось брякнуть: «Чур меня!»
К настоящему его вернула громкоговорящая трансляция: «Очередной смене приготовиться на вахту!»
Взглянул на время, заметив, что добежало аккурат к послеполуденной вахте:
Что-то там по «громкой» ещё прозвучало о приёме пищи, вдруг пробудившее организм, прислушавшись к которому, Геннадьич поразился, что с начала всего боевого экстрима, с самой торпедной атаки и по сей момент, просуществовал практически без перекуса. Только воду хлебал…
Вода понятно – жара. Но аппетит отрезало напрочь. И спал урывками.
«Считай, что не спал. На нервах, очевидно. Да и просто не до того было».
Утёрся, напялил «тропичку», засобирался. Не стал дёргать вестового. Сам спустился на камбуз – там священнодействовали (так уж вдруг оголодавшему показалось), тут же поставив работу кока в приоритеты сиюминутного – накормить командира.
Здесь же с интересом, незаметно со стороны, подслушал кокшат[268]. Один вещал, дескать «американцам спуску не дали, а по успешному выполнению задания сам Горшков в виде поощрения дарит заходы кораблю в иностранные порты на выбор и на усмотрение экипажа».
Скопин знал – такая практика от главкома бытует. Для неизбалованного советского человека «заграница» – это праздник: отпустят на берег, дадут местной валюты, покупай иностранные побрякушки…
Матрос со знанием дела перечислил возможные места посещений, среди которых первыми по пути безошибочно назвал Сейшелы.