Виражи эскалации

Само по себе появление корабля ВМС США в зоне оперирования советской эскадры, как и пролёты разведчиков, не являлось чем-то из ряда вон: дежурная практика взаимоконтроля. Да и воды международные… и небо, когда без дураков, общее – ходи, кто хочет, летай, если можешь.

Открытой, громко сказать, войны между СССР и США не было – страны (блоки) находились в своём обычном подвешенном состоянии перманентного «холодного» противостояния. На политических аренах всё выглядело вполне корректно.

Даже вывод войск из Афганистана был обставлен соответствующе – регламентирован Женевскими договорными соглашениями, где США предстали в качестве одного из гарантов, а господин Рейган толкнёт торжественную речь в суммированной тезе: «Мы (подразумевая себя, как лидера свободного мира) добились справедливости!», что-то там добавив про «натерпевшиеся афганские племена».

В Кремле прекрасно знали, что «соглашения» не более чем формальность и договорённости противной стороной соблюдаться не будут. «ISI»[215] до последнего продолжит оказывать всестороннюю помощь «братьям по вере» в их борьбе с шурави.

Всё так же будут назначаться награды за головы советских офицеров, выплаты за сбитые самолёты-вертолёты, уничтоженную бронетехнику. ЦРУ не прекратит финансирования моджахедов и других исламских наёмников.

Кое-кто на Лубянке, немало осведомлённый и в полном допуске, скажет по этому поводу, имея в виду именно американские спецслужбы: «Горбатых могила исправит. Ничего не хотят понимать, чем аукнется эта их деятельность и заигрывания с террористами… даже наглядно увидев свои „одиннадцатые сентября“. Лишь бы нам напакостить. Ястребы? Дятлы».

А Москва, собственно, и пойдёт-то на эти «женевские встречи» в самый последний момент, дабы соблюсти международные приличия, по большому счёту уже решив свои ранжированные цели в афганской кампании. А напоследок ещё и щёлкнув по носу Исламабад, который, честно сказать, попил крови у Советского Союза, «оказывающего интернациональную помощь афганскому народу»… хоть в кавычках, хоть без.

Операция «Бадабер», за исключением мелких неувязок, прошла планово.

Последовавшее вмешательство индийских вооружённых сил, спровоцировавших стычки в Кашмире, принималось в Кремле как положительный мотив – по сути, отвлекая на себя растерявшийся от такого напора Пакистан. Но в целом в Кремле уже подумывали, как бы спустить этот пакистано-индийский конфликт на тормозах. По ряду причин:

…чрезмерная эскалация, несомненно, вызовет протест со стороны мировой общественности (под эгидой ООН) и может повлечь ненужные разбирательства;

…неясна была конечная позиция Китая, с которым начали налаживаться относительно позитивные отношения;

…разумеется, в особом поле зрения пребывали США и, как ни странно (хотя чего уж) – отголоски недавнего имперского доминирования во всём этом регионе – господа британцы.

На вторые сутки Исламабад очухался, наконец разобравшись с ситуацией, а скорей всего, дождавшись инструкций и всецелого ручательства Вашингтона, выдвинув официальный протест Москве по поводу военной акции вооружённых сил СССР на территории Пакистана.

На что Кремль ответно озвучил заранее заготовленную версию (мы видим это так): «В связи с тем, что нарушены основные пункты Женевского соглашения, а именно: при попустительстве властей Пакистана поставки оружия и другого снаряжения моджахедам не прекратились; Пакистан и другие союзники оппозиции продолжают вмешательство во внутренние дела Демократической Республики Афганистан, стремясь свергнуть законную власть; в том числе не выполнено обещание Исламабада о добровольном возвращении афганских беженцев и всех военнопленных, удерживаемых на пакистанской территории, правительство ДРА предприняло акцию по освобождению своих военнослужащих из лагеря моджахедов в Бадабере».

– И как вам удалось убедить… кто там сейчас сидит в Кабуле – Кармаль?[216] Так как вам удалось уговорить его взять на себя эту провокацию? – пренебрежение, с каким иранский посол в Москве упомянул афганского лидера, давало понять, что тот не считает марионетку, подконтрольную Кремлю, сколько-то значимым субъектом.

– Мы ему подробно и красочно описали, что произойдёт, когда мы окончательно выведем свои войска – его свергнут или попросту убьют. Чем агрессивней он будет действовать против врагов (параллельно с политикой примирения), тем лучше себя покажет и дольше продержится. На Востоке всегда ценили силу. Ко всему прочему мы ему обещали пути отхода… убежище в Советском Союзе.

Исламабад объяснения не принял.

Президент Пакистана заявил, что встреча в Женеве «не что иное, как фиговый листок»[217], а опознавательные знаки ДРА на штурмовых Ми-24, на «Су» и «Мигах», что вторглись в воздушное пространство Пакистана, лишь прикрывали красные звёзды ВВС СССР. Исламские газеты с готовностью запестрели заголовками с обвинениями и угрозами «неверным».

«В общем, – решили в Москве, – политический диалог в данных обстоятельствах ещё не конструктивен».

Надо было надавить.

Генштаб отправил контр-адмиралу Паромову новые распоряжения.

Эскадра меняла дислокацию, сдвигаясь к северным румбам, поближе к материку, к водным границам Исламской Республики… побряцать оружием.



В Пентагоне об этом узнают практически онлайн.

По секретному пункту договора, в случае нападения Индии Исламабад мог рассчитывать на какую-то помощь со стороны США. Но пока что господа из Вашингтона не спешили. На повестку им не нравились сводки о потерях в авиации Пакистана – столько-то сбитых F-16. Страдал престиж американского оружия.

О да! Разумеется, виноваты были плохо обученные пилоты и, согласно предварительному анализу, скверно организованная работа радиолокационного обеспечения.

После непритязательных прений было решено направить в Пакистан «Боинг» Е-3 «Сентри» АВАКС. Обещали ж помощь…

Не остались без внимания и последние данные, касающиеся эскадры Паромова, сброшенные космической разведкой. Прокомментированные в завидно предельной лаконичности:

– Выдвижение советских кораблей, похоже, носит угрожающий характер.



8-я оперативная эскадра,

Аравийское море

Очевидное присутствие в тактической близости корабля ВМС США – носителя палубной авиации – на советской эскадре не могло остаться без внимания.

Паромов почувствовал острую необходимость в средствах ДРЛО.

В состав авиагруппы «Минска» входили Ка-25 в модификации «Ц», способные бортовой РЛС кругового обзора засечь надводный корабль на дальности в двести пятьдесят километров. Передача данных вскрытой обстановки осуществлялась в автоматическом режиме, и таких машин было три штуки, что позволяло оперативно отслеживать довольно широкий сектор. Вот только оптимальная дальность патрулирования вертолётов от корабля базирования не превышала двухсот километров.

Собравшиеся на командном пункте флагманские специалисты простыми измерительными маркерами на карте, вкупе со всеми имеемыми техническими характеристиками американских самолётов (в общем-то, уже окончательно утвердившись с выводом, что это будут всё-таки AV-8A «Harrier»), показали, что авианесущий корабль вполне может использовать своё палубное «крыло», сам продолжая оставаться вне поля зрения.

Командующий, выслушивая мнения офицеров, устало подумал: «Ну и пёс с ним. Впервой, что ли? Они практически всегда ходили за линией радиолокационного горизонта, всегда безответно доставая нас своей авиацией. Что с того, что в этот раз это будут дозвуковые самолёты вертикального взлёта… Хм, можно сказать, такие же, как у нас».


Что-то говорил командир БЧ-6, «орлы» которого на Як-38М и Як-39, вот, ещё вчера вдоволь потягались с индийцами на «Sea Harrier» и теперь горели желанием повиражить с американскими асами.

«Хм, такие, да не такие. Ну, конечно…»

Один из представителей комиссии Главного управления уже предлагал отправить в разведку «141-е» «Яки», которые…

– …легко покроют под тысячу кэмэ туда-обратно, расширив зону охвата, – аргументировал столичный офицер, – бортовая РЛС истребителя такую крупную цель, как УДК – корабль с высоким бортом, то есть с немалым ЭПР[218], «возьмёт» более чем за сто пятьдесят.

– Нет, – сухо и коротко отказал контр-адмирал. Все эти экспромты, как и амбиции лётчиков, его мало интересовали.

Новые «Яки» хорошо погоняли и при индийцах, и потом, отработав всяческие режимы взлёта-посадки с непосредственной палубы, в тесном взаимодействии со штатной авиагруппой крейсера. Но недавним пролётом В-52 их по-быстрому упрятали в ангар – таков был приказ из Москвы: «не светиться лишне перед супостатом».

«И сейчас, – решил Паромов, – прилетят ли янки на „Харриерах“… так и в дальний дозор я пока их не выпущу. Чёрт его знает, как оно всё повернётся. Пара сверхзвуковых неожиданностей не помешает».



Пока же в КП обоих флагманов на южном крае тактических карт дежурные офицеры нарисовали новые символы – условный круг, эллипс – примерное местоположение американского УДК.

Корабли 8-й ОпЭск перестраивались. Прежде всего, это определялось поступившим приказом о передислокации всей эскадры ближе к территориальным водам Пакистана. ПВО же невольно поляризовалась на «зюйды», откуда, собственно, и ожидался прилёт американских «палубников».

Здесь, ближе к «южной передовой», маневрировали вынесенные на юго-западный фланг противолодочный крейсер и БПК его эскорта.



ПКР «Москва»

Солнечный день и пронзительно чистое небо открывали для сигнальной вахты виды до самого горизонта. Сверху над их головами «сверлили» небо главные средства освещения воздушной обстановки – в навершии пирамидальной надстройки РЛС «Ангара» и на фок-мачте «Восход». Станции развязали по зонам наблюдения.

Как и ранее до этого, первыми сработали радиометристы, обнаружив в кормовом секторе кратковременную работу маломощного радарного излучателя, тем не менее выдавшего своё самолётное происхождение. Вскоре на предельной шкале навигационной РЛС кругового обзора зеленоватый зрачок-развёртка прорисовала несколько меток, слившихся почти в единое целое.

Доложили:

– Ходовая – «центральный-два»! Цель воздушная, групповая, более трёх единиц, пеленг сто шестьдесят пять, уточняем параметры.

– Есть, ходовая. Продолжайте наблюдение, – капитан 2-го ранга Скопин лично принимал доклады. Отложив гарнитуру переговорного устройства, дискомфортно поёрзал в кресле, подумав походя-нехотя: «Чаю… не чаю? Кофе? Не… к чёрту», – попросил принести стакан воды.

От группы ОНВО между тем спокойно доложили, что цели сопровождают с рубежа обнаружения. Предоставили скорость и ориентировочный курс.

Данные ушли на флагманский корабль эскадры. Там-то, на полётной палубе ТАВКР «Минск», наверняка томящимся в кабинах пилотам дежурного звена уже давали отмашку на взлёт – встречать.

Пощёлкал вызов от начальника разведки корабля. Осушив свой стакан, Скопин, наконец, потянувшись, нажал моргающую ожиданием соединения кнопку:

– На связи.

Командир группы ОСНАЗ вывел напрямую рабочую частоту, на которой переговаривались американские лётчики. Те – открытым текстом, не таясь, заполнили эфир англоязычным:

– А эм боат «зирой, зирой, найт», воч раша шипс… дирекшн: фри, фо, зироу… Хеллкоптер кариер… пауэр дэт чу… зироу, зироу, фочи файф… вэн зирой врайт э лайк дэт.

Из всего этого хрюкающего, рваного и неразборчивого в помехах, в вольном переводе на своё знание «английского», Скопин вывел самое очевидное: «Сообщили о нас на свой корабль-матку: мол, обнаружили «раша»-вертолётоносец… и наши координаты, пеленг-курс, короче – основное».

Сверху, с поста сигнальной вахты уже оповестили, что видят!

Шестёрка (посчитали) «Харриеров» проходила на средней высоте и много в стороне от крейсера – американские пилоты сразу «резали» курсом по направлению к «Минску». Вертолётоносец ПЛО, по-видимому, их особо не заинтересовал. Тем более что в небе появилось «торжественно» встречающее звено «Яков».

В несение вахтенной службы в «ходовой» возвращалась монотонность. Собственно, какого-то заметного возбуждения из-за прячущегося где-то за горизонтом американского корабля и не предусматривалось. В конце концов, не та это посудина – УДК, чтобы ждать от неё чего-то «выдающегося». И от его авиагруппы тоже.

Приёмный пост, настроившись на авиационные диапазоны, перехватывал радиопереговоры лётчиков: что наших, что чужих – американцы наглели, наши наглели в ответ.

По эскадренной сети шла трансляция очередных (дополнительных) распоряжений КПС (командного пункта связи) флагмана.

При перестроении КПУГ (сдвигаясь к северным румбам) сложился немного неадекватный ордер, сконцентрированный по-прежнему против южной, югозападной полусферы.

Капитан 2-го ранга Скопин оценивал сложившийся строй прикидочно, как временный. Собственно, на подходе был БПК «Проворный», который несколько часов назад появился на радаре, на связи и… вот – уже в оптике. И кавторанг пока ещё не определился – какое место ему выделить.

На это время снова «проснулась» группа освещения воздушной обстановки, известив о новом обнаружении воздушной цели – по тому же пеленгу с южных румбов. Парной.

Успев дать вычетом доплеровской составляющей уточнения о дистанции и предположительной скорости, с поста ПВО бесстрастно известили, что цели пропали.

– Куда пропали? – решил переспросить командир.

– Думаю, – после некоторой заминки ответил офицер «на проводе», – за радиогоризонт. Идут низом.

Почему-то эта неуверенность подчинённого породила у Скопина неадекватную тревогу: «А вдруг?», взбреднув в голове картиной: пуск с корабля, а скорей всего, из-под воды – субмариной: две ракеты подскочили на стартовой горке – «засветившись» на радаре… и нырнули на маршевый низкополётный участок, пропав до поры.